Цитадель Гипонерос (ЛП) - Бордаж Пьер

— Я намерен, отец Эктус, взять ситуацию в свои руки, — продолжал кардинал Киль. — Вы проявили преступную снисходительность к этим… этим туземцам. И, кстати, не вы один, к сожалению…

Эктус Бар, отвечающий за миссию Крейца в Бавало, прикусил верхнюю губу. Неожиданный визит губернатора планеты Платония и великого инквизитора, скаита Вирофа, случился в самый неподходящий момент. За несколько часов до того миссионер получил кодопослание от Мальтуса Хактара, в котором сообщалось о возможной материализации шести или семи человек в расположении миссии. Однопланетник просто просил его предоставить этим путешественникам два своих деремата, но, хотя главный садовник епископского дворца не приводил никаких подробностей, Эктус Бар прекрасно понимал незаконный характер этих трансфертов. Мальтус Хактар, друг детства, однажды вытянул из него обещание послужить сети Луны Рок, и у него, считавшего себя связанным этой клятвой, не хватило духу сопротивляться установке двух нелегальных ретрансляционных станций в Бавало. Сейчас он об этом жалел, особенно стоя в шаге от пурпурного бурнуса великого инквизитора Вирофа. Он опасался, что прибывающие (он вроде бы как уяснил, что в партию войдет муффий Барофиль Двадцать Пятый, Маркитоль, но предпочел решить, что неточно понял послание) материализуются в помещении миссии еще до отъезда правительственной делегации, которая состояла — помимо кардинала и инквизитора — из четырех мыслехранителей, двух скаитов Святой инквизиции, двух экзархов в синем и зеленом платье, и около двадцати полицейских. Хотя при формальном вступлении в сеть Мальтус Хактар сообщил ему защитные символы, Эктус опасался, как бы Вироф или его приспешники не устроили ему скрытого чтения мыслей и не узнали, какими предосудительными делишками он тут занимался.

— Вот почему, отец Эктус, мы собираемся созвать вашу паству на богослужение стирания, — сказал кардинал.

— На какую дату вы планируете эту службу, Ваше Преосвященство? — спросил миссионер.

Легкая улыбка заиграла на губах прелата, покрытых розовым перламутром (в похвальной заботе о гармонии макияжа с пурпурным и фиолетовым его одежд и квадратной шапочки). Он обвел взглядом коричневые фигуры, которые двигались меж растительных кровель жилищ Бавало, погрузились в чистую воду Гранд-Нигера, разлеглись в пятнах света, рассыпанных лучами Соакры.

— Мы планируем ее немедленно, отец Эктус. Эти неверующие слишком долго насмехались над вашим авторитетом. Авторитетом Церкви!

Лицо миссионера подернулось пепельной бледностью.

— Немедленно? Но…

— У вас ведь не будет возражений, если мы обратим этих примитивов в Истинное Слово? — вмешался великий инквизитор.

— Может быть, они наконец-то поселятся на поверхности, а не в… в норах, как кошкокрысы! — буркнул кардинал, чей ментальный контроль, жестоко испытываемый утомительным климатом Платонии, давал все больше трещин.

— На поверхности этой планеты жить не может никто, кроме разве что нескольких народностей Крайнего Севера, — возразил миссионер. — Жар Соакры невыносим, а дожди во влажный сезон сносят все на своем пути. Даже Даукар был построен внутри провала…

— Не говорите мне о Даукаре! Это скопление примитивных хижин не заслуживает названия столицы, а у меня для этой планеты припасены амбициозные проекты: настоящий город из камня и стекла, покрытый защитным куполом и построенный на сваях, чтобы выдержать осадки. Над этим проектом уже работают архитекторы из Венисии. Мы выведем этот мир тьмы и его жителей из невежества!

Он склонился над провалом, словно хотел затопить его своей слюной. Ко дну котлована вела тропа, отчасти размытая водными потоками. Несмотря на то, что уклон немного смягчали зигзаги, требовалась величайшая осмотрительность, чтобы удержать равновесие на этой тонкой скалистой полоске. Эктус Бар не раз спотыкался и прокатывался по нескольку десятков метров, и лишь листва кустов, укрывающих стену, спасала его от падения и смерти. На Бавало изливались потоки бледно-желтых лучей стоящего высоко в небе Соакры. На сером фоне неба роскошным фейерверком нарождались и умирали зеленые торнадо. Ветры утихли, и температура на поверхности поднялась на несколько градусов. Единственной примечательной деталью рельефа (из достойных так зваться) на этой коричневой, потрескавшейся, облупленной плоскости был огромный церковный аэрокар.

— Мы скоро умрем от жары, отец Эктус! — прорычал кардинал Киль.

— Вы предполагали построить город на поверхности… — намекнул миссионер.

Поймав убийственный взгляд, брошенный на него вышестоящим иерархом, он про себя заметил, что лучше было бы заткнуться. Ему почудилось дуновение холодного воздуха внутри собственного черепа, и страх заставил его мысленно вычертить защитные графемы.

— Немедленно проводите нас в свою миссию! И это не дружеская просьба, это приказ!

— И речи быть не может об использовании аэрокара, Ваше Преосвященство. Мы рискуем вызвать ужасные оползни.

— Принимается. Пойдем пешком!

Эктус Бар склонился и медленно двинулся к выходу на тропу. Один за другим члены делегации последовали его примеру.

Им потребовался час, чтобы добраться до подножия провала. Кардинал, который был не очень тверд на ногах, останавливался на каждом шагу, чтобы вытереть лоб, отдышаться, побороть головокружение, проклясть Платонию и ее дурацкие провалы.

Аборигены-тропики, увидев прибывших посетителей, побросали все свои занятия (в число последних входили купание, дремота и совокупление) и принялись толпиться вокруг них. Кардинал Киль не смог удержаться от жестов недоверия и брезгливости при соприкосновении с этими мужчинами, этими женщинами, этими голыми коричневыми детьми, с этими руками, протянутыми к нему, чтобы дотронуться до его плеч, рук, груди, бедер или низа живота. Кислый запах их тел и блестящая от пота кожа переполняли его отвращением, их крики сверлили ему череп. Он заткнул нос надушенным носовым платком, который по наитию сунул в карман рясы перед тем, как покинуть дворец — если можно и впрямь назвать дворцом хижину из бревен и соломы, чуть крупнее окружающих. Он мог бы перенести столицу в северное полушарие, где у местных выявился настоящий талант к обработке дерева, но епископская иерархия разрешила ему построить совершенно новый город рядом с провалом Даукар, и он уже не мог дождаться, пока Неа-Даукар (его советникам не без труда удалось заставить его отказаться от имени Кильвилль) вырастет из земли и явит сиракузянский гений изумленному взору Соакры.

Обиталища в Бавало выглядели еще даже незатейливее столичных домов: сооруженные из переплетающихся ветвей и потерявшиеся во вьющемся плюще перегородки кое-как поддерживали бесформенные соломенные крыши. В хижинах этих не было ни двери, ни окон, а было простое округлое отверстие, сквозь которое могли пройти не пригибаясь только местные жители. Улочки же представляли собой всего лишь невнятные проломы в пышной растительности. Задыхающийся кардинал поднял голову к устью пещеры, чтобы глотнуть немного воздуха. Его пленяло гармоничное величие столба света, падавшего в провал: в Даукаре, да и во многих других безднах, лучи Соакры не были так волшебно красивы. Его взгляд вернулся к Тропикам — к женским грудям, к детородным органам мужчин, к этим болтающимся, подергивающимся, трепещущим наростам на окружающих его телах, и он почувствовал во рту горький желчный привкус.

— Отец Эктус, убедите свою паству держаться от меня подальше! — застонал прелат.

— Вы бы их обидели: такой у них способ приветствовать незнакомцев, — сказал миссионер.

— Должны ли мы опускаться до уважения к их обрядам, отец Эктус?

— Определенные поступки делают их агрессивными. Они могут разозлиться и стать кровожадны.

— Полицейские сожгут их дотла в пару минут!

— Не будьте так в этом уверены, Ваше Преосвященство: их умение обращаться с растениями делает их непредсказуемыми.

— Ваши слова крайне меня озадачивают, отец Эктус: вы, кажется… восхищаетесь этими первобытными людьми.