Дэвид Вебер - Дело чести
"И наконец," продолжила более сурово Королева, "Вас и Хэмиша Корона официально извещает, что Звездная Империя и Соларианская лига находятся в состоянии войны с данного момента. Вам предоставляются права и соответствующие полномочия на активацию приказов по плану Lacoon Один и на осуществление любых военных передвижений, которые вы сочтете необходимыми в его поддержку. Я хочу избежать дополнительных провокаций, если это вообще возможно, но это желание имеет второстепенное значение. Безопасность наших судов, персонала и граждан, и достижение целей Lacoon Один являются вашей основной целью. Вы также получаете полномочия предпринять все необходимые и разумные шаги, для подготовки к исполнению Lacoon Два. Это понятно? "
"Да, Ваше Величество," спокойно ответил Белая Гавань, и твердо посмотрел в ее глаза, задержав взгляд на несколько ударов сердца. Потом кивнул.
"Хорошо."
Глава двадцать седьмая
Адмирал флота Аллен Хиггинс почувствовал знакомое сочетание остатков удивления, сожаления, опасения и удовольствия, когда вышел из лифта на флагманском мостике своего супердредноута. Он привык ощущать все эти чувства, но они стали острее в течение нескольких недель после того, как герцогиня Харрингтон возобновила командование Восьмым флотом и отправилась в систему Хевена.
Его удивление проистекало из того факта, что он, единственный из старой команды, сохранил свою позицию во флоте. Аллен Хиггинс был одним из флаг-офицеров, назначенным на адмиральскую должность Эдвардом Яначеком. Мало того, в результате брака он был связан с семьей Яначека. С учетом этих обстоятельств, он был поражен, что был оставлен на действительной военной службе и все еще мог называть флагманский мостик своим. Это было интересное свидетельство о графе Белой Гавани, так как одним из первых шагов Яначека, после назначения на пост Первого Лорда Адмиралтейства, была очиститка ВМФ от любых протеже и союзников Белой Гавани. Он даже не делал вид, что чистки определяются чем то иным, а не его личной ненавистью к графу. Честно говоря, Хиггинс ожидал, что граф Александер — с которым он сам был практически не знаком, и с учетом его печально известного темперамента — тщательно выметет его ответной метлой. И, если быть честным перед самим собой, он вынужден был признать, что по итогам работы флота при отражении хевенитской операции "Танберболт", у Белой Гавани были для этого основания.
Тем не менее Адмиралтейство Белой Гавани показало удивительную степень терпимости. Возможно, потому что у него не было особого выбора. Вряд ли они могли уволить каждого действующего (и выжившего) флагмана, в конце концов, учитывая бешеное расширение флота, повлекшее за собой и спрос на опытных адмиралов. Впрочем Хиггинс не думал, что это верно в его случае. Вместо этого, к его немалому удивлению, новое Адмиралтейство ограничилось удалением наиболее возмутительных политических назначенцев Яначека и тех, кто своими действиями в боевых условиях окончательно доказал, что не подходит для боевого командования.
Учитывая тот незначительный факт, что Аллен Хиггинс был командиром станции Grendelsbane, когда хевенитская атака прошлась по ней катком, он ожидал найти себя в списке офицеров с пометкой "менее, чем пригоден к командованию". В конце концов, он был тем, кто потерял несколько сот ЛАКов и семь СД (П) уничтоженных Peep, у которого были только MDM и свои собственные ЛАКи. И тем, кто оставил систему в условиях атаки превосходящими силами противника — уничтожив при этом девятнадцать собственных НЛАК и семьдесят три современных корабля-стены, лежащих беспомощно в доках, для предотвращения их попадания в руки Peep. И, конечно, был еще "незначительный" вопрос о сорока тысячах рабочих верфи, которых он не смог взять с собой. Воспоминания об этом катастрофическом дне наполняли стыдом его разум и его эмоции.
И не смотря на Grendelsbane, Белая Гавань не списал его на берег. Он спрашивал себя, иногда, насколько это могло быть было связано с тем, что, хотя он был назначен Яначеком, он никогда не делал вид, что является его поклонником. Или с тем, что он был в ускоренном порядке отправлен Яначеком на половинный оклад "до полного отчета беспристрастной комиссии по расследованию", как только он вернулся на Мантикору. Правда главной причиной того, что он был оставлен Яначеком на действительной военной службе, был его брак с одной из его двоюродных сестер. Яначек держал его не потому, что он ценил его услуги или из-за родственной преданности, а в качестве комбинированного способа: с одной стороны избежать его критики, а с другой — сохранить мир в семье.
Хиггинс на самом деле чувствовал себя неуютно во время службы под Яначеком, тем более, что он знал почему эта возможность была ему предоставлена. Он заставил замолчать свою совесть, оправдывая себя, тем, что по крайней мере некоторые компетентные офицеры должны оставаться на службе. Но он был уверен, что Яначек по-настоящему никогда не доверял ему. Вероятно поэтому он и оказался на Grendelsbane, достаточно далеко от Яначека — с глаз долой, из сердца вон.
Это объясняло также почему Яначек решил, что его свояк это замечательный выбор, когда понадобился козел отпущения, чтобы отдать его на заклание, после внезапной, как молния катастрофы при Grendelsbane, во время руководства Адмиралтейством Яначека.
Был еще один циничный момент. Хиггинс был уверен, что решение Яначека назначить его козлом отпущения, было основным фактором в решении Белой Гавани, о его реабилитации. Своего рода "око за око, зуб за зуб". С другой стороны, Белая Гавань держал его в неведении до официального отчета комиссии по расследованию сдачи Grendelsbane, а одним из выводов Комиссии был вывод, что никто не смог бы сделать лучше, чем Хиггинс численную оценку шансов, на основании знаний о возможностях хевенитских вооружений, которыми он обладал в момент столкновения. Так что безусловно можно утверждать, что Белая Гавань, сэр Томас Caparelli, и сэр Люсьен Кортес решили предложить ему командование исключительно на основе этого доклада.
В моменты наименьшего цинизма, Хиггинс находил сложным это принять. Все же он был все еще более чем смущен причудой судьбы, которая поставила его во главе Флота Метрополии и, в процессе, превратила его в единственного Адмирала Флота в домашней системе Мантикора.
Он, конечно, не был бы здесь, если бы не огромные потери Королевского флота Мантикоры в битве при Мантикоре. К огромному удивлению Аллена Хиггинса он остался одним из дюжины самых старших флаг-офицеров всего флота в результате этого жесточайшего сражения. И когда герцогиня Харрингтон передала командование Флотом метрополии и возобновила командование Восьмым Флотом — или, вернее, когда набралось достаточно кораблей-стены Мантикоры и Альянса для восстановления Главного флота в дополнение к Восьмому — Аллен Хиггинс земенил ее. Или, скорее занял ее должность, так как вряд ли, кто-то может фактически заменить ее.
Хотя Хиггинс уважал достижения Александер-Харрингтон, он был также одним из тех офицеров, который хорошо знал о роли, которую СМИ играли в создании легенды о «Саламандре». К ее чести она, казалось, действительно попыталась избежать такой лести СМИ, но в сочетание с ее высоким положением на Грейсоне, и ее политическим статусом как одной из главных лидеров оппозиции правительству Высокого Хребта, это превращало ее в лучшую идею физического олицетворения богини войны, до тех пор, пока общественность Мантикоры была в этом заинтересована. И, в этом отношении, большинство на Флоте было заинтересовано в том же. Что превращало прыжок в ее «ботинки» в интересный опыт.
Собственное текущая должность у него самого вызывала опасения. В конце концов, независимо от того, насколько он хорош, его будут сравнивать с Себастьяном д'Орвилем, предыдущим командующим Главным флотом, который погиб в бою, или герцогиней Харрингтон, чей Восьмой флот спас домашнюю систему Звездной империи во время операция Беатрис. И, если продолжить мысль то, честно говоря, частично эти опасения были оправданы тем, что произошло в Grendelsbane. Бессмысленно пытаться делать вид, что эти не шрамы его. Он знал, что сомнения его не оставили и подсознательно он боится повторения. Он чувствовал бы себя гораздо комфортнее, если бы смог убедить себя, что молния не ударяет два раза в одно место. К сожалению так бывало. Вместо этого, он убеждал себя, что как Grendelsbane не был настоящей молнией, так и он не должен беспокоиться о глупых пословицах.
Что, подумал он, заставляет меня чувствовать себя намного лучше, когда я думаю об этом.
Его губы дрогнули, в очередной раз его мысли пролетели все тот же цикл по кругу, как и всегда в такие моменты. К счастью его чувство юмора выжило на Grendelsbane и в битве при Мантикоре. Оно стало более сухим, а иногда и более жестким, чем раньше, но оно никуда не делось, и он подозревал, что оно ему понадобится сейчас, когда Lacoon Один вступил в силу. Лига не будет счастлива, когда они обнаружат, что Мантикора закрыла все тунельные переходы для любого трафика Солли. Или, что каждое мантикорское торговое судно в соларианском пространстве получило безальтернативный приказ об немедленном отзыве на Мантикору. А командир каждой станции получил приказ, уполномочивающий его предпринимать любые шаги, которые окажутся необходимы для защиты мантикорских судов, имущества и жизни граждан Мантикоры от действий Соларианской Лиги.
