Дэвид Файнток - Надежда узника
– Благодарю за приглашение, сэр, – ответил я, пожимая ему руку.
– Тебе следовало бы записаться ко мне на прием, – упрекнул он с нотками раздражения.
– Знаю, сэр, я пытался. Несколько раз.
– Разве тебя не уведомили, что у меня нет времени для разговора с тобой?
– Я надеялся, что не слишком побеспокою вас.
– Но все-таки побеспокоил. – В пристальном взгляде адмирала не было радости, но не было и враждебности. – Ладно, садись. Чего ты хочешь?
– Корабль, сэр.
– Нет.
– Хотя бы верните меня к активной службе. На любую работу.
– Нет.
– Можно узнать почему, сэр?
– Нет.
– Есть, сэр. – Я понял, что мне конец. Из Военно-Космических Сил меня фактически выгнали, а ни для чего другого я не гожусь.
Но Де Марне вдруг смягчился:
– Ты еще не выздоровел, Сифорт. Слишком много ты повидал смертей. И сам слишком долго был на краю гибели.
Это верно. Я смотрел смерти в лицо даже чаще, чем предполагал адмирал. Большинство этих бед я навлек на себя по собственной глупости.
– Я уже достаточно окреп, сэр, – возразил я, – Мы пришли сюда пешком через весь город.
– Мы? – удивился Де Марне.
– Я и мой друг, сэр.
– А, понятно. Это хорошо. Но восстановление физических сил не означает полного выздоровления. Ты, Сифорт, пережил слишком много стрессов. Ты прошел через столько трагедий, столько катастроф… Этого хватило бы на нескольких человек. Пока ты еще не годен к службе.
– В каком смысле? – спросил я, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.
– У тебя слишком расшатаны нервы, Сифорт.
– Чушь! – выпалил я и тут же пожалел о своей несдержанности.
Но адмирал пропустил мимо ушей эту дерзость и продолжал:
– Ты настолько задавлен тяжелыми воспоминаниями, что не мог поделиться ими даже с психологом. Что, если ты окончательно свихнешься в полете? Ты можешь ввергнуть корабль в беду, можешь покончить жизнь самоубийством, как это сделала твоя жена.
– Это нечестно! – вскричал я. – Аманда была не в себе. Она потеряла ребенка…
– Ты тоже не в себе, но не сознаешь это, – перебил меня Де Марне.
– Нет! Я все сознаю! Я…
– Посмотри на себя! – рявкнул адмирал, поднимаясь на ноги. – В твоих глазах сумасшедший блеск! Твои кулаки сжаты, а ты этого даже не замечаешь! Ты отдаешь себе отчет, каким тоном разговариваешь со мной?
Словно обухом по голове! Я ошарашено молчал.
– Ты уже сделал столько, сколько другим и не мечталось, – спокойнее заговорил адмирал. – Хватит с тебя заслуг. Я не хочу, чтобы тебя в конце концов заперли в сумасшедшем доме. Ты заслужил отдых, Сифорт. Отдыхай.
Я чувствовал себя раздавленным, не смел вымолвить ни слова. Наконец я прошептал:
– Я не могу долго слоняться без дела, сэр. Пожалуйста, дайте мне работу. Любую.
– Если ты сумеешь получить разрешение у доктора Тендреса, я подыщу тебе работу на этой планете. Позже мы подумаем, можно ли доверить тебе корабль. Все.
Я открыл было рот, но вовремя сообразил, что сейчас лучше не возражать, – это обернется против меня. Поэтому я отдал честь и поплелся вон из кабинета.
Обратная дорога к моей квартирке показалась мне бесконечной: мимо космодрома, мимо стандартных домиков, мимо баров и ресторанов, контор и жилых зданий.
* * *Поначалу Анни пыталась о чем-то болтать, но мой мрачный вид и невежливые ответы заставили ее замолчать.
– Извини, дело не в тебе, – пробурчал я, прижимая большой палец к считывающему устройству замка, когда мы добрались наконец до двери.
– Черт бы тебя побрал! Тогда почему ты дулся на меня всю дорогу? – возмутилась она. Я вымученно улыбнулся:
– На ком же еще мне срывать свою злость?
– Он вернет тебя на работу?
– Да, если разрешит психолог.
– Значит, теперь тебе придется идти к психологу?
Опять этот психолог! Может, наврать ему ради спасения карьеры? Или сказать правду и навсегда потерять космос?
– Конечно, лапочка, – ответил я. – Позвоню ему завтра.
Анни принялась шуровать в холодильнике, выискивая что-нибудь подходящее для ужина. Я без сил плюхнулся в легкое кресло.
– Ты боишься идти к нему. Мой Никки, оказывается, не такой храбрый, как мы думали. – Анни положила снедь в микроволновую печь и приказала встроенному компьютеру:
– Две минуты грей, потом еще минутку покипяти.
Затем она попыталась меня обнять.
– Я никогда не был храбрецом, – проворчал я, отстраняя ее руки. Мне было не до нежностей.
– Значит, ты не был крутым? Тогда обещай мне, что не будешь звонить доктору несколько дней.
– Какому доктору? Почему?
– Психическому. Обещай!
– Но я…
Однако она уже устроилась у меня на коленях, поцелуем закрыла мне рот, а рукою ласкала грудь, постепенно спускаясь ниже и ниже.
– Но у тебя готовится ужин… потом… – залепетал я.
– Обещай!
3
Через четыре дня я пошел в госпиталь. Он был еще дальше от моего дома, чем Адмиралтейство, и я чертовски устал. Я щурился под ослепительным местным солнцем, старался идти помедленнее, но все равно вышагивал как какой-нибудь гардемарин в Академии и пришел на целый час раньше назначенного доктором времени. Может, я и впрямь ненормальный?
В комнате ожидания я нашел на столике крошечные дискеты, вставил одну из них в свой электронный блокнот и начал просматривать земные журналы. Они были относительно свежими, двухлетней давности, а значит, их доставили сюда всего восемь месяцев назад.
– О вас написано в передовой статье, мистер Сифорт, – раздался рядом женский голос. Я поднял глаза. Это была медсестра.
– Простите, я не…
Но экзальтированная медсестра не слушала моего смущенного лепета.
– Эта статья сразу после рекламы, переверните страницы с объявлениями, – объяснила она.
Я пролистал на экранчике несколько страниц и, к своему ужасу, увидел собственный портрет. Какое изможденное лицо!
– Я не искал эту статью, – начал оправдываться я, – просто хотел…
– Вначале о вас писали во всех журналах! – стрекотала медсестра, не давая мне вставить и слова. – Герой орбитальной станции планеты Майнингкэмп, спаситель «Гибернии» и так далее. Потом эта шумиха затихла. – Я выключил блокнот, а она, непрестанно улыбаясь, продолжала тараторить:
– А когда вы отбились от рыб и спасли «Дерзкий», журналы пуще прежнего разразились статьями о вас. «Голоуик» назвал вас самым престижным женихом, которого не портит даже ожог.
– Бог мой, что вы несете, – пробормотал я, неуклюже встал и уронил на столик блокнот.
– Если вы собираете вырезки о себе, мистер Сифорт, то мы можем вам помочь…
– Нет! – поспешно крикнул я.
– Привет, Сифорт, – выглянул из кабинета доктор Тендрес.
– Спасибо, мисс… э… мисс. Спасибо за указание… то есть за предложение, – замямлил я, вконец растерявшись, и улизнул от нее в кабинет доктора.
– Как вы себя чувствуете? – бодро спросил он. Шторы в кабинете были подняты, но стол доктора стоял в тени.
– Гораздо лучше, – ответил я, присел на стул прямо перед столом и положил фуражку на колени.
– Вам все еще снятся кошмары?
– Уже нет. – В последние дни мне и вправду ничего не снилось. По ночам я был занят совсем другим, так что мне было не до сна.
– Расскажите о ваших кошмарах.
Я вспомнил, что этот же вопрос доктор задавал мне несколько недель назад. Тогда я отказался отвечать, но это оказалось ошибкой. Я набрал в грудь воздуха и начал выкладывать:
– В одном из кошмаров отец приводит меня в Академию. Вы знаете, это записано в истории болезни. Иногда мне снятся люди, которых я убил: Туак, Рогов и другие. Они приходят ко мне во сне, чтобы отомстить. Иногда снится мое жестокое обращение с Филипом Таером. Он погиб лейтенантом, когда на «Дерзкий» напали космические рыбы.
– Вы сильно переживаете?
– Что касается мистера Таера… Пожалуй, я был к нему несправедлив, причинил ему слишком много страданий. Теперь я раскаиваюсь. А что касается других… – Я задумался, пытаясь ответить честно. – Не знаю. Понимаете, я вынужден был их казнить.
– Вы очень хотите снова командовать кораблем?
– Да, очень, – тут же выпалил я.
– Тогда вы должны рассказать мне всю правду.
– Все, что я сказал, чистая правда.
– Верю. Но может быть, это лишь часть правды? – Он встал, подошел к окну, сцепил руки за спиной. – Что вы думаете о самом себе?
Пришлось встать и мне.
– Сэр, я обязан отвечать на этот вопрос? – спросил я, терзая свою фуражку.
– Вам тяжело об этом говорить? – Он обернулся и посмотрел мне в глаза.
– Не то слово. Мучительно. – Я с трудом, но заставил себя выдержать его взгляд.
– Вы не обязаны отвечать. Я прошу вас только об одном: или говорите правду, или вовсе не говорите. Я медленно осел на стул.
– Ладно. – Я собрался с духом и заговорил:
– Я считаю себя бестолковым. Я не сумел выполнить свой долг как следует. Из-за меня пострадало множество людей и моя душа. Я знаю, что начальство придерживается другого мнения, но мне-то правда известна.
