Джеймс Уайт - Космический госпиталь. Том 1
Я в этом не участвовал. Стоило ему только распустить нюни или напортачить в каком-нибудь деле, как я выдавал ему по полной, независимо от того, происходило ли это от его воображаемой, самому себе внушенной немощи, или от настоящей физической слабости, с которой он действительно не мог справиться. Может, иногда я бывал даже чересчур резок, но примите в расчёт, что я в одиночку пытался исправить тот вред, который причиняли ему пятьдесят молодцов, вместе взятых. Разумеется, Уоринг был бы рад съесть меня с потрохами, но зато со мной он всегда точно знал, чего он стоит. И я никогда не играл в поддавки. В тех редких случаях, когда Уоринг побивал меня, он знал, что это на самом деле и я сделал все возможное, чтобы этого не допустить. Именно в этом он со своими страхами больше всего нуждался, ему нужен был человек, который относился бы к нему как к равному, не делая ему никаких скидок. И когда начались все мои неприятности, я был абсолютно уверен, что он сообразит, какую услугу я ему оказал, и что элементарная признательность и порядочность не позволят ему утаить факты, которые могут меня оправдать. Я оказался прав?
— Да, — сказал монитор. Он жестом усмирил Какстона, который вскочил со стула от возмущения, и опять обратился к О'Маре:
— А теперь перейдем к вопросу о детеныше. Вероятнее всего, ваш малыш подхватил одну из тех легких, но редких болезней, которые поддаются успешному лечению только в условиях родной планеты. — Крэйторн внезапно улыбнулся. — По крайней мере, так считалось до сегодняшнего дня. Но сейчас наши худларианские друзья утверждают, что надлежащее лечение уже было организовано вами, так что теперь остается только выждать пару-другую дней и малыш придет в норму. Но они в претензии к вам, О'Мара, — сказал монитор. — Они говорят, что вы смастерили специальное устройство, чтобы ласкать и успокаивать малыша, и ласкали и успокаивали его гораздо чаще, чем нужно. Они считают, что вы самым настоящим образом перекормили и разбаловали их детеныша, так что теперь он общество человека предпочитает уходу своих соплеменников.
Какстон неожиданно грохнул кулаком по столу:
— Вы не должны ему спускать все с рук! — воскликнул он, побагровев. — Уоринг не всегда отвечает за свои слова…
— Какстон, — резко оборвал его монитор, — факты, которыми я располагаю, доказывают, что О'Мара не заслуживает ни малейшего порицания как в момент несчастного случая, так и позднее, при уходе за малышом.
Однако я хотел бы продолжить разговор с ним; полагаю, вы окажете мне любезность, оставив нас одних…
Какстон пулей выскочил из кабинета. Уоринг, помешкав, последовал за ним. У двери оператор задержался, отпустил в адрес О'Мары крепкое словцо, потом вдруг ухмыльнулся и вышел.
Монитор вздохнул.
— О'Мара, — сурово сказал он, — вы опять остались без работы, я стараюсь не лезть с непрошеными советами, но мне все-таки хотелось бы вам кое о чем напомнить. Через несколько недель начнет прибывать лечебный и технический персонал Госпиталя, куда войдут представители едва ли не всех обитателей Галактики. Моя обязанность — устроить их и не дать возникнуть трениям, чтобы со временем все могли как следует сработаться. Подобных прецедентов ещё не было, и когда мое руководство посылало меня сюда, мне было сказано, что для такой работы понадобится хороший прирожденный психолог, обладающий достаточной долей здравого смысла и не боящийся обоснованного риска. Думаю, не стоит пояснять, что два таких психолога лучше, чем один…
О'Мара слушал внимательно, но все ещё думал об ухмылке Уоринга. Он знал, что и малыш и Уоринг отныне пойдут на поправку, и, испытывая от этого немалое удовольствие, не мог ни в чем никому отказать. Но монитор, видно, не понял причины его рассеянности.
— Чёрт побери, я же предлагаю вам работу! Разве вы не видите, что она прямо-таки создана для вас?! Дружище, это Госпиталь, а вы только что вылечили вашего первого пациента!
Часть вторая
ГЛАВНЫЙ ГОСПИТАЛЬ СЕКТОРА
Глава 1
Словно лампочки на невидимой раскидистой новогодней ёлке, сверкали на фоне бледной россыпи звёзд огни Главного Госпиталя двенадцатого галактического сектора. Его иллюминаторы светились желтым, и багрово-оранжевым, и мягким прозрачным зеленым, и жестким синим цветом. А кое-где были темными. Там, за непрозрачными металлическими экранами, располагались секции, где освещeние было нестерпимо ярким или было темно и холодно, потому что тамошние обитатели не переносили даже слабого мерцания звезд.
А вот для тех, кто находился в тельфианском космическом корабле, только что вынырнувшем из гиперпространства и зависшем в двадцати милях от гигантского сооружения Госпиталя, ослепительная иллюминация видимых глазу излучений на таком расстоянии была слишком тусклой, чтобы различить её без помощи оптических приборов. Тельфиане питались, поглощая радиоактивную энергию. Корпус тельфианского лайнера окружало мерцающее голубоватое радиоактивное сияние, а во внутренних отсеках уровень жесткой радиации держался на высокой отметке, что, впрочем, по тельфианским понятиям было вполне нормальным. А вот в носовой части крошечного корабля царил хаос.
Тут по всему двигательному отсеку плавали части только что взорвавшейся сердцевины ядерного реактора — небольшие обломки с критической массой — и тут было слишком «жарко» даже для тельфиан.
Коллективно мыслящее групповое единство, которое являлось одновременно и капитаном тельфианского космического корабля и его командой, включило коммуникатор ближнего действия и заговорило на языке, который применялся для общения с существами, не способными к тельфианскому психослиянию, и сводился к стремительной череде жужжаний и пощелкиваний.
— Говорит тельфианское сточленное психоединство, — произнесло оно медленно и членораздельно. — У нас имеются пострадавшие, и нам требуется срочная помощь. Наша групповая классификация — ВТКМ, повторяю — ВТКМ…
— Пожалуйста, сообщите детали и степень срочности оказания помощи, — торопливо отозвался чей-то голос как раз в тот момент, когда тельфианин уже собрался повторить свое сообщение. Вопрос прозвучал на том же языке, которым пользовался капитан. Тельфианин поспешил сообщить подробности и замолчал в ожидании дальнейшего. Его мозг и многочленное тело состояло из сотни элементарных существ. Одни из них были слепы, глухи и, может быть, даже мертвы и не воспринимали никакой чувственной информации, но были и другие, которые излучали волны такой безмерной, мучительной боли, что коллективное сознание содрогалось и корчилось в безмолвном сочувствии. Да ответит ли он, наконец, этот голос, думали они, и, если ответит, сможет ли им помочь?
— Вам запрещается приближаться к Госпиталю более чем на пять миль, — внезапно проговорил тот же голос, — иначе вы создадите угрозу космическому транспорту, а также существам с пониженной устойчивостью к радиации.
— Понятно, — сказал тельфианин.
— Отлично, — отозвался голос. — Вам, должно быть, известно, что представители вашего вида слишком «горячи» для нас, что исключает непосредственное общение с вами. Но дистанционно управляемые механизмы уже на пути к вам и они облегчат проблему эвакуации, если вы доставите пострадавших к самому большому люку корабля. А если это вам не удастся, не стоит волноваться: мы располагаем механизмами, которые сумеют проникнуть внутрь вашего корабля и вынесут пострадавших.
Голос сообщил ещё, что Госпиталь надеется помочь пациентам, хотя точный прогноз в настоящее время невозможен, и умолк.
Тельфианин подумал про себя, что скоро боль, которая терзает его мозг и многочленное тело, исчезнет, но с нею исчезнет и добрая четверть самого тела…
* * *С ощущением счастья, которое испытываешь, только когда позади у тебя восемь часов сна, внутри — отличный завтрак, а впереди — увлекательная работа, Конвей поторопился к своей палате. Строго говоря, это нельзя было назвать «своей палатой» — если бы там произошло что-либо серьезное, то самое большее, чего ожидали от него, — это призыва о помощи. Однако Конвей находился в Госпитале всего лишь два месяца, а потому не придавал этому особого значения, понимая, что ему не скоро доверят большее, чем самые простые процедуры. Всякую информацию о любой форме внеземной психики можно получить за считанные минуты с помощью мнемограммы, но умение использовать полученные сведения, особенно в хирургии, приходит только со временем. И Конвей готов был посвятить этому свою жизнь.
В поперечном коридоре он заметил своего знакомого из класса ФГЛИ, стажера-тралтана, горбатую слоноподобную тушу на шести губчатых ногах.
