Иар Эльтеррус - Огонь и ветер
— Спасибо вам большое. — Он снова кивнул.
— Да не за что…
— Нет, в самом деле, спасибо. Такая ложь… я сталкивался с ней раньше, и по своему опыту могу сказать, что она далеко не всегда во спасение.
Они сидели за столиком напротив него и напряжённо улыбались — просто из вежливости.
— Вы мне сейчас очень помогли. Я не рассчитывал на подобное. Собственно, я сюда приехал только за тем, чтобы услышать правду… что ж, я её услышал, и даже более подробно, чем было возможно…
Ему было противно врать — ведь решение это, напроситься на консультацию, на самом деле возникло у него спонтанно, сегодня утром, и приехал он вовсе не из-за Берты, а из-за годовщины Джессики, и…
«Убейте меня кто-нибудь», — подумалось ему.
Невыносимо…
— Как говорится, что бог ни делает, всё к лучшему. — Ему удалось улыбнуться, и они тут же заулыбались в ответ — сочувственными понимающими улыбками. — Мне пора. Я пойду, с вашего позволения.
— Вы снимаете комнату? — спросил мужчина.
— Нет. Я у друга остановился, он на Пушкинской живёт. Тут совсем рядом. Вечером уезжаю.
— Это вам спасибо за книжечку. — Женщина покачала головой. — Знаете… вы, конечно, можете не верить в это всё, но… в моей практике были случаи спонтанных ремиссий. Чудеса случаются, пусть и очень редко. И врачи тоже ошибаются. Всё может быть. Не надо терять надежду.
— Я постараюсь. — Он снова улыбнулся. — Всего вам хорошего.
— И вам…
* * *Дома он застал Ри, ожесточённо запихивающего в рюкзак какие-то вещи, и Брида с Тринадцатым, которые с унылым видом сидели на краешке дивана. Увидев Ита, Брид сначала глянул на него, а потом, потупившись, опустил глаза.
— Что случилось? — насторожился Ит.
— Скрипач звонил, — тихо сказал Брид. — Ит, мне очень жаль… Фишка умерла. Утром сегодня. Сказал, что похоронил её на Ленинских горах. Берта плачет…
Ит сел на корточки, привалившись плечом к стене, запустил руки в волосы и замер.
Ты просил знака, не так ли?
Час назад ты просил знака.
И ты его получил.
Потому что во всей операции, которую ты сейчас планировал, существовал один-единственный изъян — старенькая чёрно-белая слепая кошка, которую не с кем было бы оставить.
Он всхлипнул. Дёрнул головой. С трудом встал, выпрямился.
— Все там будем, — произнёс он беззвучно. — Чушь, но я буду верить, что она теперь на Радуге. С Джеем. Правда, Ри?
— Правда, — отозвался тот. — Они все на Радуге и ждут нас. Но дождутся только в том случае, если мы… умрём честно. Я это понял, когда умер Джей. Он жил честно, и Фишка тоже жила честно. Это не так просто, Ит. Согласен?
— Да. Ребят, я сейчас один посижу полчасика, хорошо? — попросил он. — Всё равно до машины ещё полно времени и…
— Сиди, конечно. Курить можно на кухне, всё равно ехать… Если хочешь, то в холодильнике осталась водка.
— Нет, не хочу. Кошки и собаки спиртного не пьют. Мне просто нужно подумать.
02
Шестеро
Москва — Пласкино
Тщательно забытое старое
— …Потому что так будет логичнее и проще, Рыжий! Мы будем дома через двое суток…
— Да вы там не справитесь, опомнись! Как ты себе это представляешь?
— Уж как получится, — огрызнулся Ит. — Ничего, справимся.
— Видеть больше не могу, как ты справляешься, — Скрипач сидел за столом напротив Ита и по привычке вертел в руках кухонное полотенце. Скручивал и разворачивал, скручивал и разворачивал, скручивал и разворачивал… — Ит, если вас там накроют, ты можешь себе представить, что будет с нами, а?
— Родной, я тебя умоляю, побудь с Бертой. Она устала за последние дни, ей надо отдохнуть, прежде чем мы продолжим работать, а тебе надо собрать мозги в кучу и подготовиться. И найти представителя Альянса для переговоров. Ну пожалуйста. Ну я тебя очень прошу.
Скрипач горестно покачал головой, швырнул через плечо, не глядя, полотенце в мойку (что-то там жалобно звякнуло) и едва слышно пробормотал слово, которое в приличном обществе произносить не принято.
— Езжайте, — неприязненно подвёл он черту под разговором. — Делайте что хотите. Мы уже час говорим ни о чём, ты мне только нервы треплешь, а толку никакого. Всё. Иди отсюда. Ит, вали, чёрт возьми, смотреть на тебя не могу!..
Ит подошёл к нему, присел на корточки, заглянул в глаза — снизу вверх — виновато и грустно. Почти умоляюще.
— Если бы она была здорова, я бы тебя не просил, ты же знаешь. Мы бы поехали втроём, как ты говоришь. И даже если бы была ремиссия, я бы тоже не просил. Но… Рыжий, нельзя оставлять её одну в таком состоянии.
— Вот и сам и оставайся, — тут же предложил Скрипач. — И нечего подлизываться.
— Точно. И если бы ты был получше, я бы остался сам. Без звука. Но у тебя, извини за правду, сейчас нервы. И тебе нужно несколько дней, чтобы привести их в порядок.
— Во как. И с каких это пор моя шизофрения стала называться нервами? — прищурился Скрипач. — Нет, родной. Не лишай меня группы инвалидности, пожалуйста. А то у меня пенсию отнимут.
Он щёлкнул Ита по макушке, а потом вдруг усмехнулся.
— Ладно, давайте вы вдвоём, действительно. Тем более, что следующий этап работаем уже мы вдвоём, а я за эти двое суток хочу навести кое-какие справки. Только я тебя очень прошу, осторожнее. Хорошо?
— Ладно, — Ит встал. — Так, чего купить? Чего готовить будешь?
Берта вошла в кухню, Ит тут же пододвинул ей табуретку.
— Ничего, пешком постою, — отмахнулась она. — Ит, купи, если не трудно, кроме продуктов почитать что-нибудь. В «Культуре» писали, что вышел сборник рассказов Союза Молодых Гениев…
— Это кто такие? — удивился Ит.
— Пить надо меньше, — упрекнула его жена. — «Кто такие»… Это на самом деле никакие не молодые гении, а большая компания старперов из околонаучных кругов. Сборник — этакая шутка, с их точки зрения, удачная. В статье был отрывок — действительно, забавно. Попробуешь достать?
— Мадам, для вас — любой каприз, — Ит подмигнул. — Тем более что мне надо перед тобой оправдаться за завтрашнюю рыбалку. Что-то мне подсказывает, что…
— Ой, перестань, — поморщилась Берта. — Когда меня твоя рыбалка волновала? Если меня что и беспокоит, так это то, что вы спросонья шибаете дверью так, что стёкла дрожат. Будете выходить утром, придержи входную дверь. Ага?
— Ага, — согласился Ит. Подхватил с табуретки пустую авоську, проходя мимо Берты прикоснулся губами к её виску и тут же получил встречный поцелуй, в щёку. Еле заметно улыбнулся и вышел в тёмный коридор.
…Как-то вот так оно выстроилось за все эти годы… Тайные, не всегда объяснимые движения рук, симфония прикосновений, никому постороннему незаметные кодовые знаки, которые складываются в предложения, в слова, в какой-то свой, никому иному не понятный язык тел, сосуществующих в едином пространстве и с годами словно бы сросшихся, сроднившихся…
Когда Берта на одном из домашних вечеров с чувством и выражением прочла для собравшихся статью из БСЭ, которая называлась «полиандрия», все в результате хохотали, как ненормальные — столь далека была эта нелепая сухая коротенькая статья от реального положения вещей в их семье.
На самом деле их диалог выглядел примерно следующим образом.
— Я лягу пораньше, неважно себя чувствую. Когда ты приедешь вечером, скорее всего буду уже спать.
— Ну и правильно, отдохни.
— Будь осторожен.
— И ты…
Выходя из квартиры, Ит услышал, как Скрипач что-то торопливо объясняет Берте, а та соглашается.
Значит, срослось.
Ну и слава богу…
* * *Четверо суток они обсуждали то, что нужно делать дальше. Четверо суток Ит, у которого вдруг обострилась до невиданных масштабов всегдашняя паранойя, возил их на лодке то туда, то сюда — он почему-то снова начал бояться слежки и нервничал всё больше и больше. В результате обсуждения происходили каждый раз в новом месте — от перепаханного поля где-то за городом до полянки в Измайловском парке. Два совещания из четырёх проходили под проливным дождём, но Ит был неумолим, и они отступили, спорить с ним в этой ситуации оказалось себе дороже.
Берта от поездок ужасно уставала, но держалась так, что любой мужик бы от зависти удавился, вот только по ночам едва не плакала от боли, и ночами они со Скрипачом спали мало и урывками — постоянно бегали к ней проверять, как дела.
Спать в своей комнате она им не разрешала ни под каким видом. И Скрипач, и Ит знали: она презирает слабость, и свою собственную расценивает как вызов непонятно кому. Ей не хотелось, чтобы они смотрели на неё в такие моменты — и они старательно делали вид, что не замечают. Не замечают того, чего она не хочет замечать сама.
Нужно было сделать очень многое. Деньги, привезённые из Питера, это хорошо, но нужно гораздо больше, гораздо…
