Александр Зорич - Пилот особого назначения
– Только одна гарантия: ты продолжаешь молчать и завтра оказываешься у клонов. Это я твердо гарантирую, брат.
– Нехорошо брать за горло коллегу, пусть и бывшего... Ну слушай...
В июне некий брат Этьен с группой единомышленников из "Синдиката" захватили легкий конкордианский транспорт в районе внешнего пояса астероидов системы Альцион. Погоня и абордаж затянулись, в системе появился фрегат, и им пришлось срочно делать ноги.
Разогнались, ушли в Х-матрицу без проблем, а вот вышли – вышли с проблемами.
Совсем не там, где планировалось: всё в той же системе, но на орбите планеты Береника. С наглухо запоротым люксогеновым дьюаром у первого двигателя и разболтанной системой прецизионной ориентации – у второго. Кроме того, двенадцать часов после этого экипаж переживал не самые приятные последствия по симптоматике "Осложненный выход из Х-матрицы". Тошнота, полная потеря мотивации, апатия, жуткие головные боли, сердечная аритмия, тремор конечностей – вкусный набор, превративший отчаянных парней в стадо безвольных неврастеников.
Пришли в себя. Сообразили, что клоны их не преследуют. Собрали из двух двигателей один действующий. Ну понятно: тот, что с треснувшим дьюаром, пошел на запчасти.
И вот доделывают они двигатель, как вдруг... Их искалеченную посудину берут в коробочку неизвестные флуггеры! После чего – обмениваются пренеприятными сигналами, которые звучат в эфире как царапающее нервы шипение.
Однако – пронесло.
Покружив вокруг немного, неизвестные, видимо, решили, что угрозы калеки не представляют, а потом за ними прилетел материнский корабль.
– Всё как ты описывал, Румянцев. Синий цвет, просто невероятные размеры, форма счетверенного крючка.
– А флуггеры?
– Этьен говорил, что геометрия однотипна кораблю, но конкретная форма и размеры уникальны – ни одного одинакового. Он их тогда хорошо разглядел – было время.
– Что дальше?
– Да ничего. Чужаки убрались. Наши прилетели домой на куске клонской колымаги – той, что попала в лямбда-сферу уцелевшего двигателя. Слили нам эту историю, постирали панталоны и – дальше работать.
– Как бы мне с этим вашим Этьеном поговорить? А, Чарли?
– Если только запасешься столом для спиритического сеанса. Этьена грохнула "Эрмандада". Кажется в сентябре.
– Это точно все?
– Точно. Кроме того, что я рассказывал перед гонками. Насчет того, что чужаков видели в системе Моргенштерн. Слушай, а что это за корабли такие, а?
– Вопросы здесь задаю я! – С наслаждением отрезал ваш верный рассказчик. – Эх, Чарли, зачем только я тогда тебе заплатил?
– А ты как хотел? Я свою жизнь оцениваю сильно дороже вонючих десяти хрустов! Вот видишь: пригодились сведения!
– Не поспорить... Ладно. Бывай. Замолвлю за тебя словечко. Заработал.
Небраску увели, а мы со Степашиным доложились Иванову. В том духе, что Блад, похоже, свихнулся на религиозной почве, а Небраска раскололся.
– Альцион... Береника... – пожевал губами уполномоченный. – Негусто. Жаль. Но вы молодцом! Оба. Ступайте отдыхать. Лев, рапорт, так и быть, подождет завтрашнего вечера. Альцион... Надо проверять! Всё, ступайте. Здесь без вас есть кому распорядиться.
И мы удалились.
Когда я проснулся на "Дзуйхо" (первое полноценное общение с подушкой с начала всей этой безумной свистопляски, между прочим!) меня нашла Александра и сообщила, что некая Фэйри Вильсон выхватила из бедренной кобуры одного осназовца пистолет и разрядила его себе в рот.
Слава тебе, Господи, что я не видел, как красивая голова Фэйри разлетается на куски, покорная безжалостной воле девятимиллиметрового тропфен-кугеля.
Я не стал даже выяснять, что будет с остальными, потому что какая теперь разница!
Глава 3. Эскадрилья Особого Назначения.
Декабрь, 2621 г. Космодром Новогеоргиевск. Планета Грозный, система Секунда, Синапский пояс.
C большим размахом прошли юбилейные мероприятия в связи с годовщиной учреждения Совета Директоров. В деловых кругах с удивлением отметили отсутствие на празднике директора тяжелой и специальной промышленности, товарища Растова. Если вспомнить, что Растов отказался и от публичного торжества по поводу собственного пятидесятилетия в прошлом марте, а также и от участия в официальных мероприятиях на Дне Столицы, закономерно встает вопрос: собирается ли товарищ директор продолжать политическую карьеру, или вознамерился уйти на заслуженный покой?
Газета "Деловая Москва"
До сих пор не представляю, кем был товарищ Иванов. То есть теперь я узнал и как его зовут, и воинское звание, только ерунда это все. Масштаба фигуры, которая находилась рядом, не постичь. Да и сегодня в этом отношении мало что изменилось.
Он был очень тяжелый, неприятный человек. Простое пребывание в одном помещении с ним здорово выматывало, будто кирпичи таскаешь. Но он был человек. Много встречал сильных людей, да только рядом с товарищем уполномоченным все они – как электромобиль рядом с истребителем.
Нас он не щадил. Подчиненные были для него инструментом. Да только и себя он не щадил.
Когда мы вернулись на Грозный, не успел изрубленный "Левиафан" встать в орбитальный док на ремонт, товарищ Иванов сделал нам ручкой, пересел на "Кирасир" и куда-то усвистал. Даже не позавтракал, я уж не говорю о койке. А о ней во всю ширь своих душ мечтали парни куда моложе и крепче физически.
"Дзуйхо" маневрировал по высокой орбите, наматывая прицельные витки, а его высокопревосходительство зашел к нам в трапезную, о чем-то посекретничать с Александрой. Он был опять в костюме и надраенных старомодных ботинках, выбритый, прямой и годный к употреблению.
– Товарищ Иванов! – Позвал его Степашин, откладывая вилку с изрядным куском омлета. – А что же покушать? Давайте к нам!
– Некогда, Лев! – Отмахнулся тот. – Время не ждет – на фрегате позавтракаю.
И убежал, если его манеру перемещаться можно назвать столь громким термином.
– Он вообще когда-нибудь спит? Ест? – Спросил боец осназа Щедролосев, который, не чинясь, сидел за командирским столом в офицерской столовой.
– Было дело... пару раз, – рассеянно отозвалась подошедшая Александра.
– Куда его понесло? – спросил Сантуш.
– Да, в самом деле, куда? "Левиафан" захватили, пиратов угомонили, все круто! – Поддержал Ревенко.
Александра ответила в том духе, чтобы мы кушали, отдыхали и набирались сил. За нас уже подумали – как-то так.
Два дня мы потратили на душеполезное дело. Пилили орбиту и атмосферу обтекателями наших "Горынычей", слётывая звенья и группу в целом.
Много наработаешь за два дня? Да, блин, "девочкины слезки", как говорила Алиса в Стране Чудес (безумную книжку эту, которую в России не переиздавали лет триста, я мусолил как-то пару дней на борту "Левиафана"). С другой стороны: "Маршировать лучше, чем разлагаться" – так говорил классик армейского летописания.
Кадры подобрались опытные, так что результаты не очень печалили. Налет часов, в том числе боевой, у всех был на уровне, да и "Горыныч" осваивать с нуля пришлось одному Сантушу.
Таким образом, я стал ведущим своего старшего товарища. Ревенко, наш летный командир, получил в ведомые Настасьина, а Кутайсов – Сеню Разуваева.
Между учебой мы болтали. Все – устало, а я – радостно. Потому что родной РОК-14, родная флотская казарма и родная флотская форма наполнили жизнь смыслом, а вашего неумелого повествователя – энергией.
После всего!
Друзья мои!
После суда военного трибунала! После унизительного для кадрового истребителя (пусть и недоделанного) прозябания в концерне "Дитерхази и Родригес"! После пыточного подвала "Эрмандады"! После постыдной работы на пиратов! С волчьим билетом!
Я!
Безобразная скотина!
Носил лейтенантские звезды (хоть и фуфлыжные), а меня носил наш русский военный флуггер! В то время как страницы моего личного дела носили запись: "От боевой службы отстранен пожизненно".
Вот это вираж биографии, правда?!
Когда я поделился своими мыслями с Комачо, тот, как обычно, полез за словом в карман и вынул оттуда мудрую фразу:
– Знаешь, Андрей... Создатель вообще такой шутник!
– Ого! Сам придумал?
– Только что.
– Не могу не согласиться.
Эта шутка Создателя сделала мне так хорошо, что я готов был целовать Иванова в отсутствующие ГАБовские погоны и безропотно снес бы имплантацию в череп не одной, а десятка миниатюрных бомб!
Бомбы, кстати, вшили. Маленькие такие штучки, размером с крупинку сахара. Не соврал Иванов.
Ну и Сашу я готов был целовать. И в погоны, и куда угодно. Да только она редко показывалась, а когда снисходила, всегда отгораживалась субординацией и казенным "вы".
