Невидимые планеты. Новейшая китайская фантастика [сборник litres] - Лю Цысинь
Лепить на всех этих людей одну и ту же метку — абсурд.
Возьмем, к примеру, меня. Я родом из крошечного города (население: чуть более миллиона), расположенного на юге Китая. В тот год, когда я родился, правительство Дэн Сяопина превратило этот город в одну из четырех «особых экономических зон», и государственные программы, стимулировавшие развитие, принесли ему огромную пользу. Поэтому мое детство прошло в относительно комфортных условиях: я получил хорошее образование, и у меня был доступ к информации. Я смотрел «Звездные войны» и «Звездный путь», и прочел множество классических романов, относящихся к жанру научной фантастики. Я стал фанатом Артура К. Кларка, Герберта Уэллса и Жюля Верна, и, вдохновленный их творчеством, в шестнадцать лет я опубликовал свое первое произведение.
Но менее чем в семидесяти километрах от моего дома находился другой маленький город, где царила совсем другая жизнь. В этом городе жили менее двухсот тысяч человек; там действовало более 3200 компаний, многие из которых представляли собой просто семейные мастерские. В этом городе создали центр переработки отходов. Туда свозили крайне токсичные отходы от электронного оборудования — в основном из развитых стран, и часто — незаконно, и рабочие, которых ничему не учили и которым не выдали каких-либо средств защиты, вручную перерабатывали эти отходы, извлекая из них металлы. С конца 1980-х эта индустрия многих превратила в миллионеров, но также сделала город одним из самых грязных мест во всей провинции Гуандун.
Именно эти контрасты и раскол в обществе побудили меня написать «Мусорный прибой». В этом романе представлено «ближнее» будущее — третье десятилетие века. На Силиконовом острове, созданном из отходов электроники, — загрязнение среды сделало жизнь практически невозможной. Начинается ожесточенная борьба за власть между могущественными местными кланами, рабочими-мигрантами из материкового Китая и элитами, представляющими международный капитализм. Мими, юная работница-мигрантка и «мусорная девушка» после множества мучений превращается в «постчеловека» и возглавляет восстание угнетенных рабочих.
Хань Сун описал мой роман так: «Мусорный прибой» показывает трещины, раскалывающие Китай на части, пропасти, отделяющие Китай от остального мира, и разрывы, разделяющие разные регионы, людей из разных возрастных групп и племен. Для молодежи подобное будущее станет доказательством смерти идеализма».
На самом деле мысли о будущем Китая не наполняют меня отчаянием. Я написал о страданиях трансформирующегося Китая, потому что мечтаю увидеть, как он постепенно меняется к лучшему. Научная фантастика — это инструмент, позволяющий мне выразить себя и свои ценности.
Мне кажется, что «сердце» научной фантастики — это вопрос «А что, если?». Писатель берет реальность, выбирает достоверные и логически непротиворечивые условия, чтобы провести мысленный эксперимент, двигая персонажей и сюжет вперед, навстречу воображаемой гиперреальности, которая вызывает ощущение чуда и чужеродности. Столкнувшись с абсурдной реальностью современного Китая, писатель не может в полной мере исследовать или выразить запредельную красоту и запредельное уродство, не прибегая к научной фантастике.
С 1990-х годов правящий класс Китая с помощью пропагандистской машины пытался создать иллюзию того, что развитие (рост ВВП) решит все проблемы. Но эта попытка провалилась и тем самым создала еще больше проблем. В процессе этого идеологического гипноза успех приравняли к материальному богатству, и это подавило в молодом поколении способность представлять себе другие варианты жизни и будущего. Таковы жуткие последствия политических решений, принятых теми, кто родился в 1950–1960-х, — последствия, которые они не понимают и за которые они не хотят брать на себя ответственность.
В настоящее время я работаю менеджером среднего звена в одной из крупнейших китайских веб-компаний, руковожу группой молодых людей: некоторые из них родились после 1985 года, а кое-кто даже после 1990-го. В ходе наших ежедневных контактов я чувствую, что они утомлены жизнью и напуганы мыслью о том, что не смогут добиться успеха. Их волнуют взлетевшие до небес цены на недвижимость, загрязнение окружающей среды, стоимость образования для детей и медобслуживания для стареющих родителей. Их беспокоит, что повышение производительности, созданное огромным населением Китая, практически полностью растрачено поколением, рожденным в 1950–1970-х, и что им достался Китай, страдающий от падения рождаемости и старения населения, Китай, в котором с каждым годом бремя на их плечах становится все тяжелее, а надежды угасают.
Тем временем статьи в правительственных СМИ пестрят такими фразами, как «китайская мечта», «возрождение китайского народа», «возвышение великой страны», «научное развитие»… Между ощущением личного поражения и демонстрацией национального процветания лежит непреодолимая пропасть. В результате люди выбирают одну из двух крайностей: одна сторона по привычке выступает против правительства (иногда даже не понимая, за что или против чего она бунтует) и не доверяет ни одному заявлению властей; другая сторона выбирает национализм, создавая у себя ощущение того, что она сама управляет своей судьбой. Две стороны ведут между собой ожесточенные войны на интернет-форумах, словно в нашей стране может быть только одна Истинная Вера в будущее: все либо черное, либо белое, либо ты с нами, либо ты против нас.
Если мы отстранимся и посмотрим на историю человечества с высоты, то увидим, что общество создает, изобретает утопии — наброски идеального, воображаемого будущего — а затем они неизбежно рушатся, предают свои идеалы, превращаются в антиутопии. Данный процесс воспроизводится раз за разом, по кругу, словно вечное возвращение, о котором писал Ницше.
Сама «наука» — это одна из величайших утопических иллюзий, созданных человечеством. Нет, я ни в коем случае не предлагаю выбрать путь антинауки — в утопии, которую предлагает наука, все осложняется тем, что наука маскируется, представляет себя нейтральной и объективной. Однако мы знаем, что с наукой связана идеологическая борьба, борьба за власть и жажда наживы. Историю науки пишут и переписывают перенаправляемые потоки капитала; одни проекты получают предпочтение, но не другие, и нужды вооруженных сил всегда имеют приоритет.
Хотя микрофантазии лопаются и рождаются заново, словно морская пена, макрофантазия никуда не исчезает. Научная фантастика — побочный продукт постепенного разочарования в науке. Слова создают у читателя определенный образ науки, и он может быть наполнен позитивом или скепсисом — все зависит от того, в какую эпоху мы
