Денис Ватутин - Легенда вулкана
И вот в буфете опять клубится сигаретный дым, фоном пульсирует негромкий хор голосов, стучат металлические кружки. Кто-то тихонько слушает радио. Оказалось, что бармен. Один из пассажиров крикнул:
— Сделай громче!
Тут же звук усилился, так что стал вровень с шумом. Бодрый мужской голос, перемежаемый потрескиваниями эфира и какой-то хрюкающей музыкой, заявил во всеуслышание:
— …нацать часов тридцать минут олимпийского времени! В эфире канал «Радио-Лихоторо»! Приветствуем всех граждан Свободных колоний Марса! Оставайтесь с нами! В эфире новости от «Марс Экспресс Студио»! Сегодня в выпуске: прогноз погоды — существует ли опасность лавины аэрокосмических аномалий над Гордией? Новости областей: эпидемия вируса собачьего гриппа в поселке нефтяников «Восток-250». Объявлен карантин. Совет Четырех Городов выслал на помощь поезд с медикаментами. Столичный выпуск: власти Лихоторо-Сити готовят законопроект по принятию новых членов «Большой Четверки» в рамках программы объединения…
Как я отвык от подобного официозного изложения информации: радио на Марсе у всех местечковое, да и ловит далеко не везде. А уж эти формулировочки — тут же вспоминается пьяный Диего с покачивающимся Дарби на сцене площади в Персеполисе.
Через пару часов с небольшим должна была быть короткая стоянка на станции Горная-4, в просторечии называемой Дохлым Львом, — по форме холма, на котором расположены шахты четвертого поселка.
К этому моменту Хмурый приказал будить его во что бы то ни стало. Бдительность надо было удесятерить. В помощь проводнику выдавался охранник, а его напарник, раскрыв межвагонную дверь, дежурил бы во втором техническом тамбуре, наблюдая и за соседним вагоном. Как я смог убедиться, Хмурый по части безопасности был подготовлен очень неплохо.
Я поболтал в буфете с некоторыми туристами, задавая ничего не значащие вопросы. В частности, пустил такой слух, что, мол, нашли чей-то КПК — не пропадал ли у кого-нибудь? Полковник обещал всех расспросить, а Дронова вновь завелась, как пружина, в порыве энтузиазма и стала всех расспрашивать тут же! Посеяв в буфете хаос, я, весьма довольный собой, навестил поваров, которые шепотом заверили меня, что несколько стаканов с отпечатками нашей группы уже изъяли и даже подписали имена… Пришел шахтер с усами и сказал, что полотенце пролетало мимо окна то ли без двадцати четыре, то ли уже к четырем.
Мимо прошел, белозубо улыбаясь, Азиз, тронув меня рукой за плечо в жесте растаманского приветствия.
— Нэ спал совсем ти? — заботливо поинтересовался он.
— А что, у меня такой вид? — переспросил я с улыбкой.
— Ну, — замялся он в своей обычной манере, будто подбирая слова, — усталий ти.
— Поспал я, — успокоил я его. — Граница на замке, Азиз.
Он кинул на меня какой-то странный взгляд, то ли преисполненный сострадания, то ли какой-то особый, растаманский такой взгляд, который должен был пробудить во мне силу их божества, с благоговейным выкриком на устах: «Jah live!»[36]
— Я в буфэт, — пробубнил он и зашагал вразвалочку по коридору.
Заперев купе, я вспомнил, что забыл убрать с койки «важнейшие» улики, но что-то мне подсказывало, что на них никто не позарится. К тому же отпечатки с записки сняли, а пистолет мало что давал как улика вообще, кроме связи с Крисовым рюкзаком и нацарапанных инициалов явно не рукой покойного.
Я сел за самый дальний столик в буфете, заказал кофе и яичницу с куском жареного фарша. Яйца были дорогие, но вполне съедобные: сказывалась близость больших городов. Да и снабжение у Машинистов было очень неплохим, из-за чего некоторые кланы отморозков, невзирая на опасность, пытались захватывать поезда. Хотя получалось это у них не очень часто — поезда были хорошо защищены.
Я достал свой планшет и продолжил, почти насильно заставил себя дополнять и изучать поминутную схему вчерашней ночи.
В буфет зашла Ирина, которая озарила меня своей легкой улыбкой, как солнышком. По туловищу прошла легкая дрожь. Будто во сне, который мне виделся сегодня. Я половину сна блуждал по какому-то заброшенному древнему городу меж полуразрушенных строений и высоких колонн, тускло отсвечивающих медными дугами, будто они состояли из тонких пластинок. Во сне я почему-то должен был пройти по всей этой длинной колоннаде и без Ирины не мог, а она пропала. Зачем мне надо было за эту колоннаду зайти? Я так и не понял, учитывая, что внутри нее деловито сновали взад-вперед глюки.
Мы с Ириной стали вместе завтракать и ждать станцию. Наша цель была так близко! Я попросил охрану последнего вагона, чтобы нас тоже пустили в кабину турели.
Высунувшись из люка кабины, мы стояли с Ириной в обнимку и любовались панорамой, которую бросал нам в лица и прищуренные глаза колючий северный ветер. Он казался каким-то соленым.
Наш поезд, окруженный облаком песчаной пыли, грохотал по огромной холмистой долине, напоминающей какой-то исполинский музей для гигантов или же некую инсталляцию для съемок дешевого научно-фантастического фильма: все здесь казалось намешанным специально — возникало чувство, что это красивые декорации, придуманные человеком. Нарочитые и вычурные, хотя красота пейзажа не страдала от этого ощущения.
Рельсы петляли, минуя многочисленные препятствия: арки, коридоры, трещины.
Равнина, по которой мы двигались, называлась Ржавые Пески. Сзади ее окаймляла полоска темно-розового неба с синими облаками, а впереди выросла в воздухе казавшаяся прозрачной громадная полоска плоскогорья Фарсида, на которой днем, наверное, уже отчетливо видны силуэты Тарсиса, гор Трезубца Нептуна — Аскреуса, Павлина, или Павониса, и Арсия.
В этой долине тысячелетия встречались два мощных потока воздуха, два великих ветра. С ледовой шапки марсианской арктики к подножию колоссального горного вздутия Фарсиды стекали студеные ветры, которые волокли сюда все, что могли сдуть по пути с равнинных просторов Аркадии и Амазонии. Что не поддавалось их силе, они обрабатывали и вытачивали огромное количество времени. Они-то и создали здесь ярданги. А навстречу им неслись остывающие, но еще вполне теплые потоки воздуха с близлежащих гигантских вулканов.
У меня просто не было слов, чтобы описать всю эту красоту: это было одновременно глобально, монументально, всеобъемлюще и в то же время ажурно, вычурно и витиевато.
Везде, докуда хватало взгляда, змеились плоские и ажурные холмы ярдангов. Многие из них состояли из тысячелетней выветренной застывшей лавы, обтесанной ветром, причудливыми ступенями, будто ацтекские пирамиды или диковинные дворцы, поражавшие своим дизайном и смелой архитектурой. Были ярданги глинистые, похожие на куски вырезанной бумаги, усеянной по краям плетеными косичками и спутавшейся шерстью.
Между ними возвышались этакими монументальными скульптурами черные базальтовые глыбы, полузасыпанные песками цвета ржавчины и глинистой пылью, напоминающей оттенком размолотый кирпич. Они были абсолютно нереальных форм, напоминая подчас силуэты людей, или же фантастические наросты, выдуманные изощренным декоратором. Казалось, во всем этом великолепии есть свой тонкий художественный смысл, некая концепция…
Кое-где в неглубоких каньонах курились бледные пятна вечернего тумана. В этих местах холодный и теплый воздух смешивались, заставляя влагу конденсироваться даже в такой атмосфере.
Сердце само подпрыгивало в груди, когда я бегал взглядом по тысяче уступов, узоров, силуэтов этой величественной долины — настоящий покинутый Великий и Древний Город.
Чуть севернее, промеж величественного рельефа, мерцали далекие огоньки Лихоторо-Сити, казавшегося отсюда таким ничтожным и мелким на фоне выпуклости Фарсиды.
Я чуть сжал Иру за плечо, указывая вперед, чуть левее. Она посмотрела в мои глаза с немым вопросом, и я, улыбнувшись, кивнул: в призрачной дымке вечера, почти на самом горизонте, отчетливо виднелся сиреневый силуэт гигантского вздутого пузыря с пирамидальным кончиком сверху. Это и был конец нашего пути, то место, к которому так стремились многие люди, особенно в последнее время. Было ощущение, что он немного растет, приближается. Загадочный и молчаливый, самый высокий во всей Солнечной системе, древний и немыслимый вулкан Олимп…
— На редкость жаркая ночь сегодня, — сказала Сибилла, лениво потянувшись за длинным столом, уставленным софитами с розовыми ореолами, алюминиевыми тарелками и глиняными и пластиковыми бутылками.
Поезд стоял, как огромный вытянутый броненосец, упершийся носом в лакомый муравейник и застрявший там: часть кабины локомотива засыпало песком с близлежащего склона, выветренной эрозией базальтовой скалы, торчащей из разлома коры, который окружал нас узорчатым, неглубоким каньоном.
По всей вероятности, стук колес и ветер от движения поезда спровоцировали крупный песчаный оползень, когда поезд въехал в небольшой коридор между двумя скалами. Благо накрыло только кабину Машинистов-водителей на локомотиве — кое-как откопали люки и вытащили их. В общем, никто особенно не пострадал. Выбрали добровольцев из числа пассажиров, которым Машинисты раздали лопаты, и отправились вместе раскапывать завал. Наши тоже было дернулись (полковник, Йорген и Азиз), но Хмурый сказал, что все должны быть рядом со мной, на случай если меня озарит какая-то гениальная догадка.
