Шервуд Смит - Крепче цепей
Все, кто участвовал в Каруш-на Рахали и пережил его, пребывали в дурном настроении и передвигались с трудом, точно от боли. Она слышала о Хестике и механике, но не знала, что случилось со Сандайвер, когда та отправилась к Анарисуи – с тех пор она никому не показывалась на глаза. А уж Моб... сцена на мостике напугала Тат почти до потери сознания: она никогда еще не видела, чтобы Драко так взбесилась, – хорошо, что капитан ее остановил. Тат с кузенами только-только приспособились к условиям на «Самеди», а теперь все опять изменилось.
Люк открылся, и она заглянула в рубку. Быстрорук сидел там один, глядя на дверь, положив бластер на стол перед собой. Он сделал ей знак войти.
– Я хочу, чтобы ты носила босуэлл, – сказал он. Его длинная унылая физиономия выражала нечто среднее между беспокойством и гневом. – Даже когда спишь.
Тат кивнула. Быстрорук метнул на нее быстрый взгляд и отвел глаза. Он никогда никому не смотрел в глаза, разве что в крайнем случае; вот почему его стычка с Моб была столь удивительна. Но это длилось недолго, а теперь он еще более походил на хорька, чем когда-либо.
– Не верю я, чтобы этот засранец Моррийон не подгадил чего-нибудь с нашим компьютером. Работай день и ночь, но взломай его коды. Мы скажем, что ты больна, – никто не узнает.
Она опять кивнула, спрашивая себя, кто же заменит ее в и так уже сократившейся команде мостика.
– Пусть Лар тебя прикроет, – нахмурился капитан. – Меньше будут трепаться.
Тат поняла, что он имеет в виду. Бори все на одно лицо. Не то чтобы они так уж похожи – просто никто не дает себе труда отличать одного от другого, если от них чего-то не требуется. Это раздражает, но сейчас не то время, чтобы выражать протест от имени Лара.
– Держи меня в курсе всех своих находок, – сказал Быстрорук. Он посмотрел на хроно и поморщился. – Двадцать часов всего осталось.
Тат шмыгнула за дверь, радуясь, что может убраться от него. Он и всегда-то взвинченный и странный, после Каруш-на совсем обезумел, и Тат боялась, как бы Геенна вовсе не снесла у него крышу.
Сгорбившись, Тат поспешила в сравнительно безопасное убежище своей каюты. Закрыв дверь на кодовый замок, она вошла в компьютерную систему и с черепашьей скоростью двинулась по ее периметру. Терпеливые пробники кода нащупывали аномалию. В конце концов она случайно обнаружила, что Моррийон с дьявольской изобретательностью замаскировал почти всю свою информацию под пробел в пространстве памяти.
Осторожно – сторожевые фаги так и сновали взад-вперед, выискивая чужого, – она попыталась выяснить, как это ему удалось. Взломать такой массив будет еще труднее.
Наконец, дойдя почти до предела, она заставила себя остановиться и выключить компьютер. Рука отказывалась работать, и погасший экран рябил остаточными образами, терзая воспаленные глаза.
Если она сейчас вернется в систему, то сделает какую-нибудь глупость и будет поймана. Пора попробовать другой способ.
Она повернулась в кресле, удивившись тому, как затекла шея. Взгляд на хроно ужаснул ее: она просидела за пультом полных девять часов. Было 3.45.
Тат встала, и колоссальный зевок разодрал ее внутренности. С тоской посмотрев на постель, она потерла глаза и направилась к двери.
Критический момент приближался. Она разделяла страх Быстрорука по поводу того, что должарианцы контролируют функции корабля. Не говоря уж о самом Быстроруке – он достаточно свихнулся, чтобы выбросить ее в космос.
Страх придал Тат подобие энергии, которой хватило, чтобы добраться до совершенно пустой рекреации. Она налила себе кружку горячего кафа и, вдыхая ароматный парок, стала думать.
Надо бросать электронную охоту и заняться ловлей в реальном времени. Вот только как отловить Моррийона, чтобы никто об этом не узнал?
От одной мысли войти на должарскую территорию ее бросало в дрожь. И локатором пользоваться нельзя – Моррийон сразу об этом узнает. Тат и себе давно поставила предохранители против слежки.
Но... Тат, прикусив губу, уставилась на кухонный пульт. Есть другой способ: проверить, где он был днем и что заказывал.
С бьющимся сердцем она вывела на экран список.
№ 121-СД: руфус рисом, геэловый суп, каф-снитхи, 3,39.
Борийские блюда.
И – она проверила еще раз – заказ он делал прямо отсюда, а не из той рекреации, что ближе к должарской половине.
Из этого вытекает, что он не хотел есть у себя, при тяжелой гравитации. И Тат была уверена, что он никогда не ест со своим господином.
Но на корабле места много. «Думай же, думай», – твердила себе Тат, шагая взад и вперед. Было бы просто здорово, если бы он пользовался тем же укрытием, которое облюбовали себе Тат и ее братья. Там гравитация меняется так, что кажется...
Она остановилась. Почему бы и нет? Он сейчас не у себя, иначе не заказывал бы себе еду на другой половине корабля. И никто еще не видел, чтобы он ел в рекреации, как обычно поступали все остальные.
«И он тоже бори как-никак, – поэтому должен чувствовать себя комфортно на высоте, как и мы».
Не сказать, чтобы где-то на корабле были высоты, но есть одно место, которое с помощью воображения может сойти за таковую.
Сначала надо обеспечить прикрытие. Тат заказала себе какую-то еду, выпила половину кафа и поспешила к транстубу. Когда капсула тронулась с места, она впервые задумалась над тем, что скажет Моррийону, если его найдет. «Мы оба бори, я и ты», – подумала она и ощутила дикий порыв расхохотаться.
Капсула остановилась, и Тат прислонилась к двери, стараясь унять биение сердца. Подышала глубоко, отпила глоток кафа. Ей снова захотелось посмеяться: в реальном времени она умеет хитрить еще меньше, чем капитан Быстрорук.
«Потому-то я и оказалась на этом корабле. Одна надежда, что выберусь с него живой».
Она закрыла глаза, переборов истерический смех заодно с паникой, и двинулась вперед шаг за шагом, пока не пришла к входному шлюзу длинной снарядной трубки.
Она сразу поняла, что там кто-то есть, – и этот кто-то то ли поймал, то ли сам запрограммировал небольшой сдвиг гравитации, благодаря которому ты, сидя на краю люка, чувствуешь себя так, будто у тебя под ногами километровой глубины пропасть. Желтый свет в шлюзовом люке мигал четыре раза в секунду – четверть «же», – и муаровая рябь индикатора оповещала, что изменена не только сила тяжести, но и ориентация.
Тат нажатием кнопки открыла люк, держа поднос с едой в свободной руке, прошла внутрь и увидела, как и ожидала, что задняя стенка шлюза опущена. Она легко перелетела туда и увидела перед собой скорченную фигуру Моррийона. Он смотрел на нее холодно и настороженно, сидя на том, что при нормальной гравитации было бы верхним краем отверстия, свесив ноги в километровый провал, которым при уменьшенном тяготении казалась снарядная трубка.
Тат, приподняв свой поднос, привела сухой язык в движение и растянула губы в улыбку.
– Не возражаете? – спросила она и тут же поняла, что он никогда не ест при других. Выражение, сходное с протестом, заострило его и без того острые черты. У Тат по телу побежали мурашки – как и тогда, когда она сознала, что он спит один. Что же это за бори, который спит и ест в одиночестве?
– Ты же в первом составе, – сказал он. – Почему ты не спишь?
Она пожала плечами и тут же нашлась:
– Половина первого состава числятся больными, как и несколько дублеров. Осваиваю смежные функции по приказу капитана. – И она добавила, не успел он ответить: – Вот посмотрите.
Он напрягся, и она, протянув руку к встроенному пульту, вдруг подумала, что он может быть вооружен. Вот возьмет и убьет ее, а тело выбросит в космос из ближайшего шлюза. Или устроит собственный вариант Каруш-на Рахали.
Но он не двинулся с места, и она быстро набрала код, оживив голограмму, сделанную Ларом. Теперь под ними был уже не голый дипласт и сетчатая металлическая дорожка – они сидели на вершине утеса, а рядом шумно рушился в темную пропасть водопад. Звук был хорош: вода очень натурально падала в далекую реку, а тианьги веяло им в лица борийскими запахами: сладуницей, орои, цветом карита.
Моррийон сделал долгий, прерывистый вдох, и его лицо в искусственном солнечном свете напряглось, словно от боли.
– Вам не нравится? – изумленно спросила Тат и выключила голограмму.
Он промолчал, но это явно стоило ему труда. Сердце Тат отсчитывало секунды – тук-тук, тук-тук.
– Я только и видел Бори, что на картинках, – сказал он наконец с хрипотцой в тонком голосе. – Не знал, что там есть такие горы.
– Таких нет. Там только холмы и реки. Не знаю, как в пустыне – я улетела оттуда в четыре года. Помню только дома на сваях и одно большое наводнение. Но нам нравится эта картинка.
Она протянула руку и, видя, что он не возражает, снова включила голограмму. Они долго сидели, глядя, как искусственный водопад падает в искусственную реку.
– Вы правда никогда не видели бори в реальности? – осторожно спросила она.