Александр Зорич - Консул Содружества
Сеятель, нисколько не стесняясь нашим обществом, поспешно содрал с себя опротивевший скафандр и швырнул его прямо в колонну из темной воды. Где тот и сгинул – совершенно бесследно.
После этого Сеятель пару раз нырнул. Причем, вот ведь наваждение, он без проблем проходил сквозь «второе дно», на котором мы стояли, и заплывал на такую глубину, что превращался в еле заметное туманное пятно.
И атмосфера, и химический состав воды здесь, разумеется, были кровернскими. Для нас – ядовитыми, для Сеятеля – благотворными, домашними.
Сеятель вынырнул, громко пофыркал сквозь жаберные щели и… снова ушел на глубину, стервец! Увы, на этот раз он, дойдя до размеров туманного пятна, продолжил уменьшаться и скрылся с глаз без следа.
Мы занервничали.
– Вот и все, – криво ухмыльнулся контр-адмирал. – Теперь нас скаты сварят и подадут к праздничному обеду в качестве блюда дня. Мой флот вероломно расстреляют прямой наводкой. А из вашего «Юнгера» сделают памятник своим гениальным братьям.
«Не каркал бы уже, – подумал я. – Если бы не мы и не этический кодекс скатов, твой флот к сему моменту и безо всякого вероломства кроверны закрутили бы третьим поясом астероидов вокруг Рубрука. Пояс вышел бы жиденький, зато ужасно радиоактивный».
– Кроверны имеют представления о чести, – в высшей степени серьезно ответила Голдсмит. – Если вы помните, за всю кампанию они ни разу не попытались атаковать крупные города Метрополии.
Эверт только хмыкнул.
«Эй, где ты там?!» – изо всех сил позвал я Сеятеля, но ответа не получил.
И тут мы понеслись вниз! Да как!
Вода мгновенно изменила структуру, и мы вдруг обнаружили себя мухами в янтаре. Совершенно твердый кус воды, в которой мы оказались вплавлены неведомой силой, ухнул в бездну.
В глазах потемнело.
Северина тихонько, мелодично засмеялась. Ангелическое дитя!..
…Эверт достал бутылку безалкогольного красного вина и поставил ее на столик.
– Увы, шампанского нам нельзя, хоть мы его и заслужили. Через полчаса переговоры.
Он раскупорил ее и расплескал красные безградусные чернила по бокалам. Я собрался было выпить, но он неожиданно резко бросил:
– Поставь.
Эверт извлек из настенного шкафчика свой продвинутый милитум. Повозился с ним полминуты. И аккуратно положил черную коробочку рядом с бутылкой.
– Сергей ван Гримм, властью, данной мне Действительным Правительством, назначаю тебя Консулом Содружества. Тебе предоставлено право выступать от лица Содружества на предстоящих переговорах с разумной расой кровернов. Тебе предоставлено право преимущественного приказа в отношении любых офицеров вплоть до генералов и адмиралов. Тебе также выдана разовая лицензия на убийство представителя расы Т. Должность Консула не является гласной. В официальной системе званий ты остаешься капралом вплоть до очередного повышения или разжалования. Ты не имеешь права разглашать лицам не консульского ранга свою должность и свои полномочия без веских на то оснований. Ты обязан применять свои полномочия только в интересах Действительного Правительства и ничьих больше.
Я молчал. Я просто не понимал, что происходит. Да и сам тон Эверта не подразумевал, что в этой каюте будут раздаваться какие-либо звуки, кроме властных обертонов капитанского голоса.
– Должность Консула не является пожизненной и не предоставляется на заранее установленный срок. Ты можешь быть лишен консульских полномочий в любой момент без объяснения причин. Сделать это может только физическое лицо и только в явной, гласной форме. Лицо должно иметь статус Полномочного Представителя Содружества или выше. Соответствующие коды доступа, коды взаимной идентификации лиц в высшем эшелоне власти, полный список прав, обязанностей, поощрений и штрафных санкций будет предоставлен тебе немедленно по возвращении на борт «Юнгера» после переговоров. Положи правую руку на сенсорную плоскость моего милитума для принесения присяги.
– Постой, Эверт, а если я не хочу никаких полномочий?
– А я не спрашиваю, хочешь ты или нет. Я тебе приказываю.
И, смягчившись, Эверт добавил:
– Никто и никогда по своей воле не отказывается от власти. По той причине, что объективных плюсов всегда больше, чем минусов. Но я забыл тебе сказать: среди прав Консула есть право добровольно попроситься в отставку. Спустя срок, который может по его просьбе назначить лицо, приводящее Консула к присяге. Назначить тебе срок?
– Да, очень тебя прошу, Эверт. Шесть часов! Так и быть: шесть часов маскарада на переговорах – и до свидания.
– Это не маскарад. – Взор Эверта был неподвижен, как Полярный Квазар. – Хорошо, Сергей ван Гримм. Двенадцать стандартных суток ровно. По истечении этого срока ты можешь в любой момент обратиться ко мне или другому Полномочному Представителю с просьбой об освобождении тебя от обязанностей Консула.
– Постой… Знаю я вас… Тут нет подвоха? Меня не сошлют после этого чистить антенны дальней связи на Тритоне?
Эверт улыбнулся.
– Нет. Ты останешься обычным капралом. Или – сержантом. Думаю, после Виндхайма тебя просто не смогут не представить к «Золотому Кресту». А чтобы его на законных основаниях дать, тебя произведут в сержанты.
– Вот это я понимаю! А то Консул, Консул…
…Дно у колодца все-таки было. Точнее, не дно, а та сторона.
Наш водяной лифт испарился в голубом сиянии. И все мы поняли, что наверху был не зал, а так – предбанничек. Скромное ледяное крылечко необъятной страны Зодчего.
Эпилог
потом я лично отвез нашу Северину ван Гримм на Догеус. Это одна из ближних центаврианских колоний. Милое местечко. Там обязательно что-нибудь цветет, даже грибы. Население – сплошные аграрии. Коэффициент религиозности – восемь с половиной. Хурманчей много…
– Догеус? Что-то смутно припоминаю… Слышала, кажется, – откликнулась Аля Лаура. Она методично чистила апельсин пилочкой для ногтей. – Это там, где полный двухдневный психокарантин для въезжающих расы Т?
– Точно!
– Да вы герой, Серж! Вытерпели сорок восемь часов сурдокамеры!
– Пришлось, – скромно потупился я и замолчал. Шум прибоя услужливо заполнил паузу. – Понимаете, Аля Лаура, после всего этого майянского сумасшествия я поклялся себе, что больше не доверю Северину ни одному, прошу прощения, мудаку. Кроме ее родителей, конечно.
– Так что, выходит, у нее все-таки были родители? – изумилась Аля Лаура. Изумление это было неподдельным. Когда Вок поведал мне о том, что Вукуб-Цикин не сирота, я сам дар речи потерял. – Почему же они не подали заявку в Бюро Розыска?
– Потому что они знали, где Северина.
– Гм…
– Да, мне тоже поначалу казалось это странным. Но дело в том, что центаврианцы в этом вопросе устроены не так, как мы. У них в высших кастах, особенно у спиритуалов, попадаются та-акие антикварные типы… Нам даже представить себе сложно, что такие бывают.
– Нет, я понимаю, многие земные родители тоже не очень-то заботятся о своих детях. Как педиатр, я немало таких повидала…
– Дело не в том, что они «не заботились». Видите ли, Аля Лаура, они считали, что у их девочки есть предназначение. И что ее предназначение – помочь Воинам Обновления. Повстречаться с Мастером Мысли, спасти Грин. Они были совершенно уверены, что с девочкой ничегошеньки не случится. И даже не удивились, когда я им ее привез. Папаша тут же благодарственный молебен закатал, все как у людей… Вы бы это видели! Я был сразу после сурдокамеры, так мне вообще крышу чуть не снесло ко всем чертям!
– Ну дела!.. – Аля Лаура по-свойски протянула мне половинку апельсина.
Сидя на берегу зеленого моря, мы жевали кисловатое яблоко греха, исчадие местной гидропоники, и глядели в сиреневую вечернюю даль. Тревожные крики голодных чаек, йодистый ветер треплет вихры, стремительно остывает желто-серый песок.
Прибой исправно вылизывал пальцы наших ног с частотой восемь облизываний в минуту.
Да, это был искусственный пляж моего родного пехотного госпиталя на Декстра Порта. При реабилитационном центре «Наша победа».
Вода, искусственно обогащенная солями, минералами и микроэлементами до показателей Средиземного моря, колыхалась в нужном ритме волею соответствующих механизмов. Томное голографическое солнце с требуемой степенностью пряталось за живописную гору с белой беседкой. Зыбкая даль, облепившая купол, который метрах в двухстах от нас исподволь скруглял картину, вроде как подергивалась золотистой дымкой.
– Красиво, правда? – вдруг сказала Аля Лаура и набрала полные легкие умело смешанного в камерах, скрытых в «горе», воздуха.
Я опешил. Почему-то мне казалось, что Аля Лаура – из тех, кого подобные «подделки под природу» должны либо раздражать, либо оставлять равнодушными. Но чтобы вот так – «красиво»…
Два бледных и тощих, как угри, рядовых пехотинца козырнули мне («здравия желаем, сениор сержант!») и поставили свои шезлонги в трех метрах от нас. Затем они живенько разделись и побрели в воду – совершать свое вечернее омовение, прописанное доктором.
