Волк. Книги 1-6 - Виктория Гетто
– Эй, молодёжь, давайте, вылезайте. Я отправила слуг прочь, а завтрак стынет. Да и доса Маура голодна.
Делать нечего, выбираюсь из-под одеяла, и Маура с удивлением смотрит на мои трусы. Ну, да. Не в набедренной же мне повязке ходить и спать?
– Чего? Удивлена? Привыкай. Тебе теперь ко многому придётся…
Фраза недосказана, потому что опять слышен голос:
– Атти, дай девушке халат, и вытаскивай её сюда. А то вы до скончания века там просидите.
О! А это идея! Только где… В это время в проём влетает ком материи, я подхватываю его на лету и передаю даме:
– Прошу.
– А?!
Она вертит ткань в руках, не понимая, что это такое, и как его носят. Я же начинаю тихонько звереть… Кажется, матушка добралась не только до ночных рубашек… Впрочем, нет. Обычный покрой, какой она одевает в бане. Ну и девчонки, её приближённые. Доса Аруанн уже не стесняется показать мне голые, до середины лодыжек, ноги, или обнажённые по плечо руки. Быстро натягиваю на себя лёгкие светлые свободные штаны и футболку без рукавов, оставляющие обнажёнными руки. Мой спортивный костюм. У Мауры опять округляются глаза, но мама ждёт, а потому я стаскиваю её с кровати, сдёргиваю покрывало, в которое та вцепилась обеими руками так, словно от этого зависит её жизнь. Молодая женщина пищит, пытается прикрыться руками, а я с удовлетворением вижу, что симпатичная ночная рубашка по-прежнему на ней. Пропихиваю одну руку в пройму, вторую, запахиваю полы, завязываю пояс узлом, осведомляюсь:
– Не туго?
– А?
Моя подружка снова в тайм-ауте. Ладно. Пора жратьки. Хватаю её за руку и вытаскиваю в гостиную, где горит камин и стоит богато накрытый стол. Матушка сидит на стуле с высокой спинкой, и мне видна лишь макушка, с густыми волосами пшеничного цвета. Всё-таки она у меня невероятная красавица… Стоп!!! А где положенное покрывало?!! Видно, та же самая мысль бьёт в голову и Мауре, потому что молодая женщина делает такие глаза, что, кажется, будто они сейчас выскочат из орбит. К тому же у неё тоже голова не покрыта, и это меня, откровенно говоря, радует, потому что её роскошные, цвета осенней ночи волосы свободно распущены ниже… Ну, в общем вам по пояс будет…
– Явились, наконец?
Матушка оборачивается, высовываясь из-за спинки стула в половину оборота, и я выпускаю руку Мауры из своей, впрочем, та не делает ни малейших попыток удрать обратно в спальню, потому что… Потому что… Мама поднимается, подходит к девчонке и ведёт её к столу, усаживает на стул рядом с собой, поворачивается ко мне:
– Ты чего застыл? Давай, а то всё остынет…
– Ага…
Сглатываю ком, вдруг возникший в горле. Сажусь на своё место. Уф… Кажется пришёл в себя…
– Ма… Тебе не кажется…
– Что? Сам вчера спрашивал, что мне ещё понравилось в твоём альбоме. Ну и…
Она показывает пальцем на себя… Да, уж… Любая фотомодель обзавидуется такой фигурке и удавится от зависти! Идеальное лицо, обрамлённое густыми вьющимися от природы волосами, высокая крепкая грудь, не потерявшая своей формы двух чаш, видная в глубоком вырезе лёгкого топика, светлого тёплого цвета неба, обнажающего крепкий животик и тонкую талию без всяких следов жира или растяжек. Длинные, стройные ноги с полными тугими бёдрами, которые показывает мини юбка в обтяжку. Не хватает лишь тончайших чулок или колготок, но где их тут взять?! Но в это время!!! Такой наряд!!! На даме!!! Это уже не непристойность! Это… Матушка улыбается:
– Ты чего, Атти? Или непривычно? Решилась, наконец, одеть и показаться. Ты то меня поймёшь…
Естественно! Так одевались молодые девчонки, которых я видел в свой последний отпуск перед вылетом. Впрочем, матушка выглядит их ровесницей, а Маура… Кажется она сейчас рассыпется на стуле золой от стыда…. Естественно. Лёгкий, короткий халатик. Едва доходящий до середины бёдер, вырез, обнажающий половину бюста… Впрочем, на Аруанн юбка ещё короче.
– Мам… Ты потрясающе выглядишь!
Она вздыхает:
– Жаль, что я никому не могу показаться в этом кроме вас…
– Жаль. Не спорю. Но может… И удастся.
Матушка вскидывает на меня глаза, а я показываю незаметно на потолок. Она догадывается, расцветает своей волшебной улыбкой. Затем спохватывается:
– Давайте есть.
И тянется большой ложкой, которой накладывают еду, к котелкам и горшкам, нагружая всякие вкусности в тарелку, затем ставит её перед Маурой:
– Давай, девочка. Тебе надо прийти в себя после голодовки и болезни. И ты, Атти, не сиди столбом. Поухаживай за Маурой…
Та несмело тянется своей ложкой к горе еды в тарелке, испуганно шепчет:
– Я столько не съем…
– Съешь. Куда ты денешься? Лопай, давай.
Такое простонародное выражение из уст целой графини вновь вводит девушку в ступор, и матушка отвешивает ей лёгкий подзатыльник.
– Шевелись, малышка.
Девчонка спохватывается. Начинает работать челюстями… Вскоре замечаю, что её глаза осоловели. Всё же она слаба, так что придётся её пока держать при себе, пока баронесса не придёт в себя. Молча едим, наконец, тарелки пустеют, я разливаю дамам настои. Кому натту, больной – липовый цвет с мёдом, себе тоже натты. Матушка снимает крышку с блюда, полного свежих ароматных плюшек, густо посыпанных мелким сахаром. Маура несмело пробует, ахает, уплетает за обе щёки. Я откидываюсь на мягкую спинку удобного стула, удовлетворённо улыбаюсь – считай, что дома побывал. В Империи… Даже мои дамы одеты так, как одеваются на Руси… Словно я где-нибудь в стилизованном под древность ресторане или домике для отдыха… Уф… Наелись… Напились… Угу. Вон и матушка косится. Всё-таки она у меня молодец! Эх, кому то повезёт…
– Наелась, малышка?
Это я обращаюсь к Мауре. Та словно очнулась:
– Граф дель Парда, потрудитесь объяснить мне, что вы делаете? И вообще, где я, что со мной?
Не успеваю открыть рот, как отвечает матушка. И то верно – две женщины друг друга всегда поймут, тем более, когда доса Аруанн в таком неслыханно смелом наряде… Тут даже в борделях одеваются куда скромнее. Понятно, почему она выгнала всех слуг и заперла дверь… Улыбаюсь про себя…
– Это – замок Парда, девочка. Уж прости, что так тебя называю, но я гораздо старше тебя. Ты же ровесница Атти?
– Доса… Я родилась в год Зелёного Листа.
Матушка кивает:
– Да. Вы одногодки. Словом, Атти, когда приехал в Конти, нашёл тебя при смерти. Это, конечно, жутко благородно раздать все долги, а потом лечь и умереть с чистой совестью от голода. Но – глупо. Особенно, вешать свою смерть на моего сына…
– Я не
