Наталья Игнатова - Бастард фон Нарбэ
Оказалось, что не смешно. Почти серьезно. И, по правде сказать, довольно-таки грустно.
Потому что когда подвиг совершают четверо, и все четверо выходят из боя живыми, а на награждении их остается только двое, это как-то… совсем не так, как если бы двое погибли еще тогда, в Цитадели.
«Лукас жив», — напомнил себе Дэвид.
И все равно, невесть почему продолжил думать об Аристо, как о мертвом.
Может быть, потому что Март вел себя так, словно Лукаса с ним никогда уже не будет. Так, будто теперь он живет за двоих.
Странно все это было. Нехорошо.
Награды вручал Его Величество Божественный Император. Не сам, конечно, а руками церемониймейстеров, но это считалось все равно, что лично. Марту — высшую награду Империи, орден бодхисатвы Юрия. А Дэвиду и Андре — ордена Престольного Паладина, самую высокую из наград для гражданских чинов.
Андре представлял благородный сахе Эдмонд дю Гарвей, глава Дома. Аристократ. Дэвид думал, в одном Доме все они внешне одинаковые, клоны же. Оказалось, нет. Эдмонд дю Гарвей походил на Андре, точнее, Андре походил на Эдмонда ровно настолько, насколько могут быть похожи близкие родственники. Это хорошо, что так.
Церемониал требовал оставаться в зале еще полчаса после награждения. Это называлось: неофициальное общение. Герои — центр событий, знать Империи — периферия. Божественный Император — благосклонный наблюдатель. Заодно эти полчаса давали возможность перевести дух и подготовиться к встрече с журналистами. Вокруг Дэвида и Марта собрался кружок из юных дворянок, как одна красивых, почти чересчур красивых. Что-то в дворянах, все-таки, было не совсем человеческое. Слишком уж все в них идеально, начиная с голосов, заканчивая осанками, даже неправильные черты лица, длинноватый нос или слишком близко посаженные глаза — все было красиво, потому что казалось, будто иначе и быть не может. Дворяне, конечно, не аристократы, те-то, вообще нелюди. Но что-то и с ними не так.
А Март весь цветник оставил на Дэвида, и смылся. Не куда-нибудь — вдогонку за дю Гарвеем. Тому церемониал, видать, был не указ, а, может, траур позволял не задерживаться на праздничных мероприятиях, так что Эдмон дю Гарвей направился к выходу почти сразу, после окончания официальной части. А Март — за ним. И ведь умудрился не нарушить правила, успел перехватить аристократа до того, как тот прошел между двумя застывшими как статуи лейб-гвардейцами, охранявшими выход из зала. То есть, условно, продолжил неофициально общаться.
Фактически же… Дэвид включил один из направленных микрофонов, чтоб записать разговор. Сам не знал еще, зачем. Подслушивать, конечно, не собирался. Но ничего хорошего от повышенного интереса Марта к дю Гарвею ждать не приходилось, а при таких раскладах, лучше подстраховаться.
Диалог вышел предсказуемо коротким, но непредсказуемо информативным. Март, наверное, в течение всей церемонии искал слова, чтобы потактичнее спросить у дю Гарвея, об обстоятельствах гибели Андре. А в ответ получил холодное: «он погиб из-за вас, преподобный отец».
И все. Никаких объяснений. Эдмон развернулся и вышел. А Март остался. Новообретенное спокойствие, то ли наука Лукаса, то ли подражание, изменило ему ненадолго. Правда, вернувшись, перестало казаться естественным. Как будто парень маску надел. Чужую. И старается удержать на лице. Ну, оно и понятно, когда вот так… Тут ни у кого бы выдержки не хватило.
Но Гарвей-то… ну, не сука ли?
Дэвид и за Андре это замечал, там, в Баронствах. Ненужную, какую-то совершенно бездумную — ясное дело, она была продумана от и до — жестокость. Скорда любил причинять боль. Этот вот, глава клана, тоже намеренно и продумано причинил боль Марту. Это у Гарвеев что, тоже генетическое?
В любом случае, «из-за вас» — не ответ. Надо дождаться информации от Бродовски… Хотя, Март теперь не удовлетворится ее ответами. Что бы ни рассказала благородная сахе Бродовски, наверняка, это будет вранье. Ей наврут, она наврет. Так оно и делается. А правда будет где-то между ответом Гарвея-старшего и официальной информацией.
Дэвид не собирался искать эту правду. Не его забота. А Март — не Лукас, чтобы просто сказать: «сделай это». У Марта есть совесть и нет привычки использовать людей, так что о помощи он не попросит. Ни в приказном порядке, ни в качестве одолжения.
И хорошо.
* * *Март не знал, что делать. Не знал даже, как рассказать Лукасу. Написал, конечно, что Андре погиб. Письмо ушло, сомнения остались. Сказать Лукасу, что Андре погиб, значит, не сказать ничего. Командир спросит: «как именно?», не из праздного любопытства, как и сам Март не из любопытства пытался расспросить главу Дома дю Гарвей, а потому, что аристократ не может просто погибнуть. Если бы смерть Андре объяснили какими-нибудь проблемами в Рое, чисто техническими: обширная разгерметизация или взрыв или… да что угодно вот такое, стихийная мощь, божественная смертоносность — в это можно было бы поверить. Ничем другим аристократов не проймешь.
Но благородная сахе Бродовски сказала, что Андре был убит в бою. В результате боевого столкновения отрядов двух баронств. Война там у них.
Дэвид сказал: «война все спишет». Так и есть. Как бы ни погиб Андре на самом деле, смерть его зачем-то попытались списать на войну. Может, потому что не было никаких новостей о по-настоящему серьезных технических проблемах в Рое, а ведь такие события всегда получают огласку в Пространстве.
Лукас спросит. Что ответить, Март не знал. Закралась предательская мысль о том, что командир, ни на секунду не поверив в официальные обстоятельства гибели Андре, возьмется сам искать информацию. И найдет. С его-то связями в ордене Всевидящих Очей…
Март мысль придавил. Еще не хватало снова рисковать Лукасом, он и так теперь, наверное, под надзором. Вера в Господа дважды заставила его нарушить закон, и нет никакой гарантии, что не будет третьего раза, и четвертого… и чем ждать, пока это случится снова, а потом из кожи вон лезть, пытаясь его спасти, церковь, наверняка, предпочтет не допускать новых нарушений.
Неизвестно — как именно это будет сделано. Но ясно, что Лукаса надо беречь и защищать, а не бежать к нему за помощью.
Раньше он и мечтать не мог о том, чтобы получить внеочередной отпуск, да еще и провести его в Столице. Думал, что это время будет самым лучшим, а оно тянулось и тянулось, мутное, беспросветное, как дурной сон. Март уже вторую неделю, бездумно бродил и летал по самому прекрасному из городов Империи, и не замечал вокруг ничего. Думал. Думал. Думал. Дэвид выволакивал его на экскурсии, подсовывал под нос путеводители, пихал кулаком в бок на пресс-конференциях, когда Март слишком глубоко погружался в свои мысли. Дэвид создавал видимость того, что все в порядке. Маскирующую завесу.
Интересно, зачем? То есть, какое ему-то дело? Что бы там ни было у них с Лукасом, это, во-первых, в прошлом, во-вторых, не было там ничего хорошего. И Март ему — чужой.
События в Баронствах отсюда, из Столицы, казались сном, который приходится вспоминать снова и снова, отвечая на бесконечные вопросы. Но сон, вспоминай его или нет, а реальностью не станет. И Март действительно не мог понять, почему Дэвид носится с ним и зачем отводит глаза предполагаемым наблюдателям. Естественно, за ними следили. Они же, в плазму все это, одарены правом приходить в храм-обитель, когда заблагорассудится; они общаются с высшими представителями имперской власти; они — герои, и на их поступки смотрят, к их словам прислушиваются миллиарды зрителей дун-кимато…
Все это было ужасно тяжело.
Наверное, так же тяжело было Лукасу два года назад, когда вся Империя узнала о том, что Аристо существует на самом деле, узнала, кто же он такой, Первый Рыцарь.
В один из вечеров, за несколько дней до конца этого тягомотного отпуска, возвращаясь с очередной экскурсии, Дэвид глянул, как Март вводит в навигатор такси адрес гостиницы, и сказал:
— Не, не пойдет. Давай-ка, вот сюда, — нашел и показал место на карте.
Ресторан какой-то?
— Бар «Магистраль», — сказал Дэвид. — Хороший. Нам подходит.
Марту было без разницы.
Он направил такси по выбранному адресу, мельком удивился, что место Дэвид выбрал какое-то… непрезентабельное. Ничего похожего на небольшие, всегда уютные и неизменно тихие местечки, которые экс-мирвой выбирал в течение всего отпуска. «Магистраль» была просторной, шумной, многолюдной. Грязноватой. Если бы не грязь, можно было подумать, будто она не в Столице, а где-нибудь в паршивеньком секторе Роя. Все как там, шум, голоса, напряженность в воздухе. Разве что на завсегдатаях нет такого количества украшений.
— Сюда, — Дэвид выбрал стол прямо посреди зала, уселся, кивнул Марту на стул напротив. — Садись, садись. — Развернул меню.
Здесь даже голопроекции не было, просто встроенные в столешницу экраны. Март вздохнул, включил меню со своей стороны…
