Ольга Ларионова - Лунный нетопырь
— Я предупредила вас, что он может состояться лишь через несколько дней… скажем, в силу причин, которые для вас несущественны, — пренебрегая этикетом перебила его принцесса.
Маггир кивнул — благосклонно и величественно, совсем как венценосный папенька:
— Мы согласны отдать его тебе прямо сегодня, полагаясь на твое слово. Но сначала мы должны показать тебе его в действии. Фаёли!
Ее несовершеннолетний спутник и опекун послушно (как и полагается обыкновенному отроку) подбежал к нижнему краю сети, на ходу скидывая сандалии и поплевывая на руки. Только сейчас, когда он ухватился за одну из натянутых нитей золотой паутины, стало очевидно, что на деле это едва ли не канаты, образующие слишком крупные ячеи, чтобы по ним легко мог карабкаться ребенок, который слишком много времени уделял воплощению своих фантазий и слишком мало — тренировкам, более подходящим для юного пажа его возраста. Положение спасла вездесущая обезьяна (как с удивлением отметила принцесса, бесхвостая — таких на Джаспере не водилось); переносясь с одного уровня на другой гибкими невесомыми прыжками, она свешивалась вниз головой и подтягивала мальчишку так легко, словно он был ее собственным детенышем.
Царственный олиё взирал на это с такой гордостью, точно был персональным тренером этой акробатической пары.
— Ну вот, сейчас они поднимутся к тому, что мы сумели сохранить во имя будущего; — принцесса, повинуясь указующему взмаху его руки, с удивлением поглядела на гигантский колокол, к которому приближались верхолазы. — То, что ты видишь, это одна из четырех опор нашего древнего корабля, откуда вырывались столбы отнюдь не волшебного пламени, устремляющего эту ладью черных небес в просторы, разделяющие небесные тела. Теперь ты знаешь, как мы прибыли сюда из Староземья, и это единственный корабль, уцелевший на этой планете, потому что мы догадались спрятать его в подземных пещерах, чтобы толпы алчных кампьерров, дичающих с каждым поколением, не растащила его по кусочкам, когда его корпус от старости станет уязвимым. Конечно, этот самый корабль уже никогда не сможет подняться ввысь, но рано или поздно мы по его образу и подобию построим другой. Мы вернемся на родину, для этого мы живем, для этого храним в памяти все знания, которые когда-то были доверены таким недолговечным и таким лживым Ка…
— Так за чем же дело встало? — вырвалось у принцессы весьма непочтительно.
— Нам одним это не под силу, — уже совсем простым, будничным тоном признался верховный маггир. — Это великий труд, для которого должны объединиться все разрозненные племена Новоземья… Но кампьеррам нужно совсем другое, им подавай священную борьбу с тираном и кровопийцей, каковым они провозгласили Лунного Нетопыря. Горона вот прислали… В который раз.
— Но этот ночной дьявол действительно жесток и бесчеловечен!
А вот тут ты лучше помолчала бы.
— А с дикарями по-другому и нельзя, иначе здесь они попросту обречены на вымирание. Власть жестока изначально. Но, беспощадная к каждому в отдельности, она охраняет человеческий род в целом. Ведь Горон тебе, наверное, рассказывал: «Все для каждого человека» — это и погубило Староземье. Нельзя давать каждому. Но есть нечто, что каждому следует запретить; здесь это — пребывание под смертоносным солнцем. Но запрет только тогда нерушим, если он подкрепляется чем-то чудовищным. Вот для этого и существует Нетопырь.
— Но я полагаю, что власть маггиров была бы намного гуманнее, — дипломатично заметила принцесса.
— Как же! — фыркнул ён-Пакуё. — Согласятся эти чванливые вырожденцы на наше правление! Да они лучше доблестно перемрут в гордом неповиновении. Этого-то беса лунявого они хоть богом провозгласили, чтобы в собственных глазах не позориться, а мы для них — горстка первобытных шаманов, которых вовремя не додавили.
Наверху что-то несильно грохнуло, с потолка посыпалась пыль.
— Во! — поднял мясистый палец ёр-Роёр. — Сколько раз я предупреждал вас: подслушивает этот гад ночной наши разговоры. Притащился следом за Гороном, теперь наверху где-то схоронился и уши навострил, даром, что тоже маг, только не из наших. Учуял, что о нем говорят, вот и трепыхнулся.
— Обыкновенная осадка пород, — скривился усато-носатый, — естественная реакция на нарушение…
Хай-хаё! — раздался сверху радостный двухголосый клич — Фаёли и обезьяна, достигшие своей цели, рассылали шутливые поклоны, зацепившись за канаты, точно акробаты на королевском празднике, закончившие свое выступление.
— Будет кривляться-то! — беззлобно рявкнул «людоед», питавший к мальчику определенные симпатии.
Фаёли хихикнул, шепнул что-то обезьяне; та ухватила его поперек живота могучей волосатой лапой — из соображений безопасности, надо полагать. Мальчик протянул руки к медной подвеске, которую принцесса наивно принимала за язык колокола; гладкая поверхность тут же оделась мягко светящимся ореолом. Несколько неразборчивых заклинаний, и золотое сияние стекло вниз, в подставленные ладони, точно жирная капля, которая тут же обратилась в нечто сияющее, что могло быть только бесценным амулетом, ослепительный ореол которого не позволял даже разглядеть его форму.
Мона Сэниа внезапно ощутила легкий холодок где-то под ребрышком: неужели все кончено? Ее утаенная от всех сказка пришла к финалу, она нашла-таки «то, не знаю что» и это, в сущности, оказалось так просто?
Нет… Нет… Тревога!
— Тревога! — разнесся под самым потолком визгливый голос, и это не был крик мальчика.
Говорящая обезьяна?
О чем ты спрашиваешь? Беги! Спасайся! Ты ведь одна стоишь их всех, вместе взятых!
Вот уж, сколько она себя помнила, а подобные советы предпочитала попросту не расслышать.
Но вверху что-то громыхнуло уже гораздо ощутимее, по лестнице покатилась какая-то плотная бурая волна… не вода, пыль. Фонарики разом потускнели, и в этом удушливом полумраке, где больше всего хотелось не спасаться, а попросту чихнуть, она различила кряжистую фигуру, выросшую на ступенях лестницы словно из-под земли.
Все бы ничего, но у пришельца было две головы: побольше и поменьше.
На какой-то миг блеснула надежда, что это всего-навсего какой-то сбрендивший маг со своими неуместными шуточками, но всеобщее оцепенение не оставляло для этого ни малейшей надежды.
— Наемник Вселенской Орды… — выдохнул кто-то с ужасом и омерзением.
Обе головы ордынца с завидной синхронностью крутанулись влево, вправо, вверх; застыли. Тоненько, а затем все громче и отчаяннее завизжала обезьяна, от животного ужаса разом утратившая свой дар человеческой речи. К счастью, кого-то из маггиров этот визг отрезвил — раздался гортанный вскрик короткого заклинания, и вокруг пришельца поднялся вихрь лиловатого колдовского пламени.
Детская забава. Двуглавый монстр стремительным броском переместился вперед, уходя из огненной воронки и одновременно извлекая из складок необъятного плаща какую-то крошечную вещицу, которая блеснула у него в пальцах мутноватым ртутным просверком. Рука медленно поднялась вверх, где под колокольным раструбом замер Фаёли, словно ордынский наемник разглядывал мальчика в увеличительное стекло. Только нет, слишком хищной была его недвижная напряженность, он не просто глядел, он целился…
Спокойно, сейчас маггиры себя покажут; а ты хотя бы не вмешивайся, раз не хочешь бежать.
Взрыв голосов — переплетение заклинаний; голубовато-звездный свет, не способный пробиться сквозь хаос бешено вращающихся смерчей, где пыль веков смешалась с человеческим прахом; огненные змеи под ногами, юркие и бессмысленные в своей слепоте… Наверное, каждый из маггиров и обладал какой-то сверхъестественной силой, но вместе они были сейчас лишь растерянной толпой, где каждый мешал друг другу. Бараны-чудодеи… В этой неописуемой толчее пылевых столбов, разрываемых игрушечными молниями, скрывать и дальше свой дар было пустой тратой времени, и она мгновенно перелетела к отдаленной стене (никто, естественно, этого и не заметил), привычно занимая между каменными обломками позицию, которая из наблюдательной легко могла бы превратиться в боевую. И вовремя: раздался львиный рык ёр-Роёра, и громадная глыба, отъединившись от свода пещеры, с ужасающим грохотом рухнула па то место, где только что стоял двухголовый ордынец… Вог именно — только что.
Потому что сейчас он был уже возле самой паутины, заслоненный от всех маггиров как смертоубийственной глыбищей, не нанесшей, впрочем, ему ни малейшего вреда, так и завесой пыли. И так мгновенно переместиться он мог только через ничто , до сих пор доступное только джасперянам… По сейчас это было не важно, потому что только принцессе из ее укрытия было видно, как он снова поднял руку, вместе с нею нацелив вверх два остроклювых профиля…
Мона Сэниа почувствовала, как в ней самой исчезает что-то человеческое: пальцы, хищно сжимаясь, превращаются в когти, колени пружинят, выверяя готовность к прыжку — звериная бессознательная готовность к схватке с существом, в котором шестое чувство признало смертельного врага раньше, чем это сделал разум.
