Сергей Кусков - Пасынок судьбы

— Она вся в него! — не заметила Бэль моей реакции. — Такая же верткая и цепкая! Не представляешь, какая у нее деловая хватка! У нее своя фирма, отец выделил, не связанная с «Промышленностью Феррейра», и если на планете где-то есть бесхозная собственность, она ее заберет по дешевке и превратит в сверхдоходную жемчужину.

Исчерпывающая характеристика. Кажется, я начал ее уважать. Тогда получается что, за ее игривостью стоял не разврат пресытившейся ничегонеделайки, а интерес коллекционера? М-да!

— Себастьян — тюфяк, — продолжала моя спутница. — Одни понты, а она… Истинная дочь «Железного Октавио»!

Кажется, лежащая в кармане карточка, обожгла. Решение не звонить только окрепло.

— А Фрейя?… — Я и сам не заметил, как назвал принцессу по имени. С кем поведешься… — С ней она тоже верткая?

Бэль отрицательно покачала головой.

— Нет, с ней искренняя, и они настоящие подруги. Но с другими… Я видела, она дала тебе визитку?

Отрицать было бы глупо.

— Не связывайся с нею, Хуан. Она может походя раздавить, уничтожить, посмотреть, что получилось, и пойти дальше. Просто ради интереса. Это страшная женщина!

— Да я как-то и не собираюсь!.. — я иронически хмыкнул. — А еще говорят, что они с принцессой… Не только подруги…

Бэль, как истинная венерианка, безразлично пожала плечами.

— Ну и что? Когда-то были. Все проходят через подростковую дурь. Но сейчас они просто подруги, точно тебе говорю.

Вот даже как. Интересное обоснование принципа «подростковой дури». Надо взять на вооружение и самому в случае чего отмазываться, за все совершаемые ошибки.

— Ты ее боишься?

Бэль напряглась. Я пояснил.

— У нее большое будущее. Когда-нибудь Фрей станет королевой, и ты можешь оказаться… Не в фаворе.

Ответом мне стал смех.

— А, ты в этом смысле! Нет, в этом не боюсь.

— А ты в каком подумала?

Девушка задумалась. И лишь минуты через полторы сумела сформулировать:

— Сильвия вне политики, Хуанито. Ее отец и брат что-то крутят, что-то интригуют, против ее величества в том числе, а она — сама по себе. Она очень устойчива, и удержится у власти в любом случае, при любых обстоятельствах и любом режиме. В этом ее сила.

Пауза.

— А что, режим может измениться?

Лицо моей спутницы и так было серым, но она ответила:

— Дай бог, чтобы нет!

В этом я был с нею согласен.

Беседа вновь зашла в тупик, но на сей раз оживить ее решилась она.

— Кстати, кто-то мне обещал показательные выступления…

Ее глазки хитро прищурились, и я понял, что спорить бесполезно.

— Было дело, припоминаю… — в том же тоне парировал я. — Где?

— Я знаю одно прекрасное место, где можно… — она предвкушающее зажмурилась.

— Где тебя узнают, — убил я.

— Ой! — От удивления она даже остановилась. — Точно!

— А, поняла, это ты специально, чтоб не идти! — сделала она неожиданный вывод и ее кулачок пребольно впечатался мне в лопатку.

Если думаете, что у девушек легкая рука — значит, вы не общались с Бэль. Да, она не производила впечатление сеньоры, способной гнуть подковы, но моя лопатка этого не знала и нехорошо заныла.

Я отскочил в сторону, замахав руками:

— И не думал! Честно! Но если тебя узнают — нам же весь кайф обломают!

Аргумент ее убедил.

— Хорошо. Тогда мы сейчас пойдем прямо по улице, и в первом же приличном заведении ты покажешь, что умеешь. Договорились?

Я взглянул на улицу перед нами. Центр города, главный купол. «Заведениями» улица кишмя кишит, самые разные, совершенно разных профилей. Где-нибудь, да нам «повезет». Жаль!

Нам повезло, и повезло без кавычек. Но то, что последовало после… Выветрило весь скепсис.

Заведение оказалось уютным. Народу было не много — обед, рано. Но на дворе стояла суббота, а выходной день никто не отменял — скоро подтянутся. Группа уже играла — и мне она понравилась. По лицу музыкантов всегда можно определить тех, которые талантливы, одержимы искусством, играют не для галочки. Такие способны на все и творят чудеса, а что в кабаках играют… Так, надо же что-то кушать и на что-то жить?

Бэль, окинув взглядом площадку, смело направилась к ним. Что-то долго объясняла, спорила. К их беседе с фронтменом группы подключились все музыканты, споря и что-то доказывая. Подмывало подойти и послушать, что за пакость она придумала, что даже музыканты не могут прийти к единому мнению, но поскольку меня попросили «стоять здесь», я стоял.

Наконец, договорились. Из сумочки Бэль к ребятам перекочевало несколько золотых пластинок — полагаю, это больше, чем они налабают здесь за неделю. Сияющая девушка радостно подбежала и потянула меня за руку на площадку.

— Ты готов?

А нельзя вначале спросить, а потом уже тащить?

— Бэль, диск… — Я поднял вверх раритет, доселе остававшийся в моих руках. Я и забыл про него, а не следовало — если он стоит СТОЛЬКО…

Это всегда так, люди, не способные почувствовать, сколько стоит вещь, не способные за нее заплатить заработанными деньгами, не могут ее и оценить. Я всю дорогу нес его в руках, хотя его могли выхватить, выбить, нечаянно сломать. Я мог и сам его нечаянно уронить! Диск стоимостью в сто зарплат! От последней мысли сделалось дурно.

Бэль, как человек, способный заплатить за такое, снисходительно улыбнулась и повела меня к стойке.

— Сеньор, не могли бы вы быть так любезны и сохранить вот это? — Она протянула мой подарок бармену. — Мы с сеньором хотели бы потанцевать… А эта вещь — семейная реликвия, штука не дешевая…

— Разумеется, сеньорита! — Бармен радушно кивнул и убрал мой подарок за стойку.

— Пойдем. — Она вновь потащила меня на танцпол.

— Но…

— Он не знает, что это такое. Определить, сколько такая вещь стоит, могут только специалисты, поверь. Теперь готов?

Я кивнул.

— Отлично. — Она обернулась и махнула музыкантам.

Донельзя довольный фронтмен вышел на середину их сцены и мягким голосом произнес:

— Сеньоры и сеньориты! Сейчас мы начинаем музыкальный марафон, который посвящается Хуану и прекрасной Изабелле! — В зале раздались робкие аплодисменты.

Заиграли.

Первая песня не вызвала у меня особых опасений — старая знакомая мелодия, известная всему миру. Я усмехнулся, лишь прикидывая, в каком темпе ребята будут ее играть, ибо есть десятки версий даже классического исполнения, от быстрого мексиканского фламенко до медленной лирической баллады.

— Кстати, это тоже песня Золотого века! — шепнула Бэль, поднимая руки и становясь в позицию. — Написана аж в тысяча девятьсот сорок первом.

Я кивнул. И понеслось!

Ребята взяли не медленный темп, но и не быстрый — видно, решили идти по нарастающей. Для меня привычно исчезло все вокруг — только мелодия, заставляющая тело двигаться, и тело девушки напротив, так же, как и я плывущей по волнам музыки, словно споря, играя со мной. И еще фоновый голос фронтмена, где-то далеко-далеко, на грани сознания:

Besame, besame mucho,Como si fuera esta noche la ultima vez.Besame, besame mucho,Que tengo miedo tenerte, y perderte despues.

Я рано обрадовался — это было только начало, разминка. Что началось потом…

Не могу это описать, сам толком не помню, что было за чем. Помню только ее, девушку мечты, парящую передо мной. Сказка, танцующая богиня. Тогда я понял, что для меня существует лишь она: она и только она — никто в мире больше не нужен. Ни одна девушка, ни одна женщина не сможет с ней сравниться. Лучше — просто не существует.

Да, между нами социальная пропасть. Да, она аристократка, вращающаяся в самых высоких кругах планеты, это так. Но в тот момент это перестало иметь значение — превратилось в мишуру, шелуху. Мы сошлись в поединке под названием «танец», жарком бою, и сражаясь, всецело отдавались друг-другу. Я и она, она и я — мы были одни на всем белом свете.

Знойное андалузское фламенко, пылающее огнем аргентинское танго, зажигательные и легкие кубинские мотивы, холодный аристократический Венский вальс… Я не помню всего, что там было, но это было здорово!

Бэль танцевала, как богиня, как сама Терпсихора. Она и была ею — богиней танца. Да, я не ошибся, предполагая, что эта девушка хорошо танцует, но не предполагал, что это настолько серьезно.

Я рядом смотрелся так себе, моя задача была если не «не ударить лицом в грязь», то хотя бы «не показаться совсем уж медведем». С такой постановкой задачи я кое-как справлялся, но большего и не требовалось. Она порхала по танцполу, как бабочка, ее платье развивалось, словно знамя победы, а движения отдавали сумасшедшей эротикой.

Это был бой, самый настоящий бой. Углом сознания я отметчал, что танцпол окружен плотным кольцом людей, которые стояли и ошарашено взирали на происходящее действо, подбадривая сражающиеся стороны возгласами и аплодисментами. Мы оказались в фокусе, но иначе не могло быть: битва между мужчиной и женщиной — что может быть актуальнее?