Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский
– Я рада знакомству, господин Мьюком, – очень низким голосом сказала жена Сильва. – Ермак много о вас рассказывал.
– И только хорошее! – воскликнул Романов. – Впрочем, ничего иного о вас, Пол, я и не знаю.
– Благодарю вас, – пробормотал Мьюком и выпустил наконец руку жены Сильвы из своей. Кашлял я на твою гравитацию, твердил он себе.
– А это наша дочь, Катерина.
Ей тоже целовать? – спросил себя Мьюком. – Она, она меня встречала у адаптера… Видела, как я навернулся и облевался.
– Катя работает у мужа личным секретарём, – сказала жена Сильва предупредительным тоном. – Сегодня она на работе, лицо, так сказать, официальное.
Значит, целовать не нужно? – подумал Мьюком.
– Присаживайтесь, Пол, – сказал сенатор радушно. – Пора… так сказать, перекусить. Как вам у нас, на «Чернякове»? Не чересчур?
Так, – вспыхнуло у Мьюкома в районе виска. – Хватит. Достаточно. Здесь Туман, критическая ситуация, оценка, первичный анализ, сортировка, размещение, анализ полный, рекомендации, отработка, программа на руках. Пошёл, Туман, бананарама!
– Нет, не чересчур, Ермак, в самый раз, – сказал он и сел. Сел первым, сенатор не успел опередить его. – Многие позавидуют космическому путешествию в таких условиях.
– Муж настаивал, чтобы мы отправились всей семьёй, – сказала сквозь ослепительную, как аварийный сигнал, улыбку жена Сильва. – Император не возражал: «Наум Черняков» – очень, как мне объяснил Ермак, безопасное средство передвижения.
– Полно, полно, дорогая, – сказал Романов. У Мьюкома создалось впечатление, что сенатор еле удержался, чтобы не перебить её маленькую речь. – Итак, мэр Мьюком, выбирайте ужин.
Мьюком поднял брови.
– Меню перед вами, – подсказал Романов, улыбаясь.
Мьюком взял со стола книжку в твёрдой тяжёлой обложке и раскрыл. Перевернул несколько пластиковых страниц с стереотунами различных блюд слева и их названиями справа. Ничегошеньки не понятно. Ничего в упаковке, всё на тарелках. Романовы ждали. Не дождётесь! – подумал Мьюком. – Не покраснею…
– Сэр, может быть, мы сделаем какие-то рекомендации господину Мьюкому? – спросила вдруг у отца дочь Катерина.
– Конечно, Катя, – сказал Романов. – Прошу тебя.
Правильно, землянин, – подумал Мьюком и захлопнул книжку. – Иначе поужинать тебе не удастся сегодня.
– Прошу прощения, – сказал он. – Надеюсь, вы извините меня.
– Но вам не за что извиняться, господин Мьюком! – с жаром сказала жена Сильва. – Столько лет в Космосе! А мода на приличные блюда так изменчива. Я иногда и сама теряюсь, когда приходится выбирать…
– Полно, дорогая, полно, – перебил её Романов. – Ладно, Пол. Светский ужин – не самая… так сказать, удачная моя идея. Простите. Запишите мне замечание.
– Мне трудно соответствовать столь искушённому обществу, – сказал Мьюком. Слово «искушённому» он будто придумал на ходу.
– Не примите за снобизм, прошу вас, Пол… Классовых противоречий между нами и вами нет… уж чего-чего, а этого нет. Уровень жизни, и только. Уровень, если можно так выразиться, бытовых… поведенческих привычек. Ваше самообладание удивительно, Пол, хотя я и не собирался его… тестировать. Я только сейчас понимаю, кем я… все мы – выглядим в ваших глазах теперь… – Романов говорил покаянно, и Мьюком решил, что искренне. – Чёрт возьми! Извините, Пол!
– Сенатор, хватит переводить кислород, – сказал Мьюком с лихостью. – Я голоден. Вы ждали, пока я приду в себя и меня отмоют от… э-э-э… и тоже проголодались. Мы в Космосе, под ногами пустота, да бог с ним, с этикетом, чем будете кормить?
Сенатор и его дочь рассмеялись. Жена Сильва, слушавшая последнюю тираду грязного космача, приоткрывши большой красивый рот, похлопала большими красивыми глазами, посмотрела на супруга, посмотрела на дочь и неуверенно улыбнулась.
– Мясо, Пол! – сообщил Романов. – Жаренное на воздухе! На открытом огне! Мясо!
– Из живого животного? – спросил Мьюком.
– Нет, конечно, из уже… неживого. Но настоящего. Видали свинью?
– В детстве, конечно, видел, – ответил Мьюком. – На картинке.
– Сейчас попробуете. Милейший! – воскликнул Романов. – Накрывайте на стол. А запивать мясо, Пол, мы будем вином. Но для начала – коньяк. А? Армянский коньяк, Пол, любимый напиток Черчилля и Базза Олдрина!
– Базза Олдрина? Вы надеетесь, я откажусь, облагоговев? Наливайте!
– Если бы вы отказались, я приказал бы вас арестовать, заковать и влить вам силой пять рюмок подряд. Для коньяка это означало бы бессмысленную и бесполезную гибель, но вы казнили бы потом себя вечно.
– Трудно было бы вам арестовать меня на моей территории, Ермак, – заметил Мьюком, наблюдая за стечением благородной жидкости по стенкам жирной ёмкости для питья. Романов налил странно: донышко прикрыв. Не космач, и никогда не.
Выслушав слова Мьюкома, Романов рассмеялся.
– Как бы я выглядел, представляю, рассказывая Императору о мятеже в Новой земле Палладина Дальняя из-за рюмки – очень хорошего, но не более того – коньяка!
– Никто не говорил о мятеже, уважаемый Ермак, – заметил Мьюком.
– Никто не говорил… – согласился Романов. – И не намекал…
– Господа, – вмешалась дочка Катерина. – Предлагаю тост. За Императора!
Мьюком посмотрел на неё и взял ёмкость в руку. Очень тяжёлая ёмкость.
– Мужчины пьют за Императора стоя, – сказал Романов.
– За Императора пьют стоя и женщины Империи, – сказала жена Сильва гордо и вздёрнув подбородок.
– Молодёжь Империи любит Императора, – произнесла Катерина. – Пить высокий тост стоя есть самое ничтожное, что мы, молодые имперцы, можем сделать для Александра Галактики.
За её спиной, а потом и за спиной жены Сильвы сфокусировались из пространства… стюарды (решил Мьюком) и зачем-то взялись за спинки стульев дам.
– Господа! – провозгласил Романов и рывком поднялся. Стюарды что-то сделали со стульями дам, отодвинули… или что… дамы встали. Тут Мьюком спохватился и подскочил, едва не пролив драгоценное из… а, бокала. «Бокал вина во славу дружбы…» Бокал. А есть ещё рюмки, фужеры.
– Господа! – повторил Романов. – Мы пьём величие Империи!
Коньяк был на Трассе самым драгоценным и редким напитком. Спирт, самогон, винные концентраты, даже пиво – не были космачам в диковинку, но коньяк… Мьюком стоял, пил, закрыв глаза, переживая и запоминая в лицо каждый маленький глоток. Ни о каком Императоре и думать не думал. Он смог растянуть порцию на девять маленьких глотков. Бокал опустел. Глаза Мьюкома открылись, словно веки попрозрачнели, и он увидел, как Романов поспешно кусает, подсасывая, ломтик лимона, навсегда лишая мэра последнего грана пиетета перед собой. Сдержав ухмылку, Мьюком поставил бокал и уселся как можно свободнее. Говоришь, мятежи не начинаются из-за коньяка? – подумал он. – Ну-ну. Мьюком уже был готов к мятежу. Найти бы причину! А чем не причина коньячные запасы «Чернякова»?
– Надеюсь, Ермак, после ужина мы немного поговорим о делах? – спросил он вполголоса.
Земляне опустили
