Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)
— Не знаю, может, ты и прав, только какое это теперь имеет значение? — спросил Младший совсем тихо.
— Я постараюсь, чтобы дальнейшее вас не касалось. Конечно, если мы угадали и это Сатринг. У нас с ним есть один незаконченный спор… да, наверное так.
— Так это ты навлек на нас беду? — странно, но парень не обвинял, а просто спрашивал.
— Я не знаю, возможно, дело и не во мне.
— Тогда как ты можешь нам что-то обещать? И зачем?
— Ну, вы же не бросили меня на Парлаке умирающим?
— Мы считали, что не подвергаем себя опасности. Если бы знали, что у тебя с Сатрингом счеты — никогда бы не согласились! Мы — преступники, мы воруем информацию и продаем ее тем, кто платит больше! Никакого благородства в нас нет, мы просто выживаем! Что, после этого не расхотел нам помогать?
— Сам себя ненавидишь? — участливо спросил я. Эмоции парня меня не удивили, он и вправду был предназначен совершенно для другой жизни, но, приглядывая за душевно-больным братом, в силу молодости или слабости собственного характера, шел у него на поводу.
— Не знаю, — Младший быстро успокоился. — Так, судьба сложилась, чего уж…
— Ну тогда и не переживай, я сделаю все возможное, чтобы ты убрался отсюда живым, понял? Ну? Веришь мне?
— Нет, — парень покачал белобрысой головой. — Ты не сможешь, Сатрингу нет до тебя дела, в общем-то, а вот нас он наверняка люто ненавидит. Если Инур нас сдал, то глава школы теперь знает, сколько оборотов подряд мы обворовываем его. Никому это не понравится.
— Не переживай, я займу Сатринга собой. А вы улетите, ну же, не вешай нос.
— Ладно, — вздохнул Младший, но я понимал, что спасение ему чудится чем-то нереальным.
Время шло, но ничего не происходило, только всхлипывал и изредка вскрикивал Старший.
— Все мониторы сгорели? — спросил я, поднимаясь.
— Сиди, сиди, — Младший проскользнул мимо меня к панелям управления. — Я проверю.
Через мгновение он грубо и совершенно не по-детски выругался. Наверное, подражал своему брату.
— Что?! — быстро спросил я.
— Обжегся, — пояснил Младший. — Все тут сгорело или расплавилось, панели раскалены.
— А не электронных средств обзора на корабле нет?
— Иллюминаторов…, - разочаровано протянул Младший. — Ничего тут нет особенного. Только если. Да! — внезапно оживился он.
Стал что-то искать, вскрывая контейнеры, и вскоре нашел небольшой прибор, который тут же и включил. Я услышал легкий шорох и в неверном зеленоватом свете аппарата успел заметить маленькую серую точку, скользнувшую по полу.
— Шпионское оборудование, — хитро пояснил Младший. — Сейчас увидим — это очень хорошая штуковина для подглядывания.
— Но корабль герметичен, — скептически напомнил я.
— И что с того? Паучок просветит обшивку!
Ну, да, эти штуковины способны смотреть сквозь стены, а я почему-то решил, что обшивка корабля станет ему преградой.
— Есть! — довольно заявил Младший и перед нами развернулся маленький экран, края которого были подсвечены зеленоватым светом. А на экране был… лишь космос. Чернота, полная далеких и таких древних звездных бликов. Челнок братьев медленно и совершенно безвольно вращался, полностью лишенный управления; летел куда-то в бесконечность. Звезды плыли мимо, уходя за край картинки, и я уверен, что Младшему было так же жутко, как и мне. Или еще больше. Жутко оттого, что мы не знали врага и не понимали, что же на самом деле произошло. С тем, как поворачивался вокруг своей оси неуправляемый корабль, захватывая паучком все больший радиус картинки, наши предположения рушились в пропасть ошибок. В космосе никого не было. Некому было запускать в нас электромагнитный импульс, некому было захватывать наш маленький челнок. Мы были совершенно одиноки в черном океане, и не было рядом корабля, который мог бы нас спасти. К тому же мы оказались неудачливыми беглецами. Это же надо: застрять совсем рядом с местом побега!
Вот в обзор паучка, наконец, попал край Парлака 15. Планета стала расширяться, и ярко блеснуло нам в лицо солнце, вышедшее ослепительным и жарким пятном из-за края планеты. Оно стреляло в нас своими лучами, и мы до последнего момента не замечали того, что скрывал его яростный и такой пронзительный свет. А когда черный, истонченный прямыми лучами, силуэт обрел материальность, нам стало по-настоящему страшно. Корабль Сатринга вышел из-под солнца и предстал перед нашими взорами во всем своем громадном великолепии. Наверное, этот гигантский монстр все это время висел в пустоте под прикрытием солнца. Искусно управляемый пилотами, он прятался до последнего. Сложнейшие и новейшие системы маскировки с легкостью обманули кажущуюся теперь жалкой сеть обнаружения челнока.
— Ух, — выдохнул Младший, — как бы я не хотел с ним встречаться!
— И правильно не хочешь, — я потер занывший внезапно висок. — С этим… лучше не встречаться вообще.
Ну, опять ты приуныл, я же сказал тебе, что все будет нормально!
— С чего мне верить тебе, землянин? — Младший опустил плечи. — Твои обещания, они ничего не стоят.
— Зря ты так, — проворчал я. Это все потому, что вы не знаете ничего о чести…
— Это мы не знаем?! — вспылил парень. — Мы не знаем?! А кто взял тебя на борт?! Это ли не честь?! Мы честно отдаем долг. Да нет же! Это вовсе жест доброй воли! А ведь с Инутари мы не в друзьях — так, партнеры, да еще к тому же никогда больше не увидимся… может быть.
— Может быть, — эхом повторил я. — Ты прости меня, если я обидел чем. Просто поверь мне на слово, тем более что у тебя нет никакого выбора.
Младший раздраженно буркнул что-то, но я не смог разобрать его слов. Смысл и так был понятен.
Корабль дернулся и прекратил вращаться — невидимая щупальца схватила свою добычу и повлекла ее к распахнутому чернотой зеву. Нас уже ждал открытый ангар и встреча с теми, кто с такой легкостью пресек наш побег. Нам ничего другого не оставалось, как сидеть в пахнущей горелым пластиком консервной банке, и разглядывать приближающийся линкор. Больше не было сказано ни одного слова и лишь редкие пощелкивания выгоревшей электроники, да приглушенный плач нарушали тишину на корабле.
Глава 17. Торги
Пришла пора расплачиваться за неудачи. Уже когда нас принял на борт линкор Сатринга, у меня началась сильнейшая одышка — остатки легких не справлялись. Я начал кашлять кровью. Еще какое-то время Младший суетился вокруг, впрыснул мне какой-то препарат, но намного легче не стало. В конце концов, парень со вздохом отступился; маленький челнок, ставший мне временным пристанищем и больничной палатой, дернувшись в последний раз, замер. Экран проектора мигнул и свернулся, оставив в воздухе слабый, быстро гаснущий зеленый след.
— Вот и кончился заряд, — грустно сообщил Младший.
— Он нам больше не нужен, — с трудом выдавил я. — Теперь дело за малым.
Пошатываясь, я встал и прошел в хвост челнока, миновав узкий закуток под приборами, куда забился старший из двух братьев. Выглядел он, надо признать, ужасно. Здесь тускло, фосфорицирующим светом, тлели стены. Наверное, их покрывали специальным составом на случай серьезной аварии. Впрочем, света было очень мало и его разве что хватило бы, чтобы найти выходной люк корабля. Но даже в этом скудном освещении было видно, как искажены черты лица. Его губы почернели — они искусал их все — и мелко дрожали. Теперь мужчина плакал молча.
— Младший, — тихо позвал я. — Люк открой.
— Сейчас, сейчас, — мальчишка тут же проскочил мимо, ведя рукой вдоль борта, нашел какую-то панель, отщелкнул ее и, освободив рычаг, потянул на себя.
Зашипела гидравлика, стравливая остаточное давление, у меня заложило уши. Корабль Сатринга жил по своим законам, мы в челноке — по своим. Такие перепады не очень то полезны для здоровья, прямо скажем, но сейчас это самое меньшее из наших проблем.
Я постоял, борясь с головокружением и привыкая к разряженному, точно в горах, воздуху, потом шагнул вперед, щурясь от яркого света, наполняющего помещение огромного ангара.
— Это убьет нас! — заорал мне на ухо голос, и в следующую секунду со спины налетел, подобно обезумевшему зверю, Старший. Одновременно с этим я услышал короткий вскрик Младшего, которого брат, по всей видимости, просто отшвырнул с дороги. Я уже ничего успевал сделать — от толчка мы перелетели через край трапа, услужливо подогнанного под люк челнока. Я попытался удержаться, схватившись за перила, но раненное плечо не удержало двойного веса на рывке и мы, лишь слегка замедлив падение, рухнули вниз. Я неловко вывернуться, пытаясь упасть не на спину, приложился боком, и покатился по жесткому металлическому полу. От удара я даже не потерял сознание, лишь все тело протяжно вздрогнуло, получив новую порцию утомительной боли. Вскочивший гораздо быстрее меня Старший подскочил вновь, словно это я был причиной всех его бед, навалился, вцепившись в шею и пытаясь задушить. Его лицо, искаженное до неузнаваемости непонятными чувствами, было совсем близко. Вот сейчас мне надобно лишь одно мгновение, и он умрет, избавившись от терзаний, так и не поняв, что произошло…
