Рутинная работа - Виктор Новоселов
Нона оба письма я ответил, что подумаю еще пару месяцев. А сам еще раз позвонил в агентство, спросив про контракт «именно на Япет». В ответ они мне еще раз переслали те же два контракта, без лишних слов и пояснений.
Это значило, что как минимум геолог тут точно больше не потребуется, ибо по правилам агентства, если человек занимает место, глава экспедиции доволен им и он хочет продлить контракт, ему его предложат вне зависимости от других кандидатов. И тут вывод может быть однозначным – следующая смена будет консервировать базу.
Это, кстати, косвенно подтвердил Гарсон, с глазу на глаз сказав, что получил, помимо контракта на еще одну смену, предложение отправиться на Ио. Он не особо распространялся о том, что думает, сказав что-то про отпуск, но взял с меня обещание, что если я поеду на Ио, то ему об этом скажу.
– Готов? – зашипело радио.
– Всегда готов.
– Следи, пара минут.
Я уставился на другой дисплей, там тоже был шар Япета но здесь были помечены все радиолокационные маячки. Вон база, где были отмечены Перес и Раджич, от базы уже порядочно сместился маячок «Мальты» на котором был помечен Фрам. На маяке времянки стояли три пометки Бернар, Гарсон и я. Где-то на темной стороне неизменно автоматически отзывался на запросы маяк «ЖМБВ -1». А двигаясь над поверхностью изображенной планеты, приближались к нам два маяка спутник Селиванов и «Бюр». Селиванов был мастером в двух вещах: он был, вероятно, лучшим пилотом возле этой звезды, и только он мог написать на едином языке слово из трех букв с ошибкой.
Я масштабировал ущелье на дисплее, так чтобы видеть момент сброса бура. Наконец появилась быстро движущаяся точка. И в момент, когда маяки «бюр» и спутник разделились, передатчик заорал.
– Сбросил груз.
– Вижу.
Маяк спутника за секунду исчез с дисплея, а бур тем временем рухнул в ущелье, он упал точно туда, куда и надо, но почему-то маяк продолжал двигаться по дну ущелья. Ох, не провалился бы он в какую-нибудь пещеру. Тут вдруг сигнал бура исчез, я тут же поставил метку туда, где он только что был и связался с пилотом.
– Селиванов?
– Видел, ты зафиксировал?
– Да, до тебя еще метка просто не дошла.
– Думаешь, поломали?
– Думаю, как бы он, куда не провалился, тогда точно пиши, пропало.
– Ну, так работы даже меньше будет. Вы же этого и добивались, погрузить бур, чем глубже, тем лучше.
– Да, так в отчете и напишем, мол, придумали инновационную систему бурения, скидываем бур в точку с воздуха, потом смотрим на то, что осталось от бура и фиксируем результат. Блеск, можем кандидатскую писать. Тема: «Моментальное бурение, высоко-воздушной техникой погружения». Настоящая беда в том, что второй то бур на «Мальте» посреди насыпи стоит.
– Е-мое! Ладно, что делать то?
– Давай так, сделай еще виток и по метке сделай фото в высоком разрешении, фото мне отправь, а завтра утром я с Фрамом заседание устрою, будем думать.
– Договорились, заложу виток и на станцию, заправлюсь. Заодно и гляну, что там с кислородом.
– Понял тебя, ладно, не переживай, все хорошо сделали. Завтра его выдернем и поедем спокойно работать. Протокольная запись: Кириллов, подтверждает выполнение задачи, конец связи.
– Селиванов, подтверждаю выполнение задачи, конец связи.
Традиционно отреагировав на традиционное протокольное прощание, я вырубил радио. Пора спать, в душ утром схожу, ледяная вода очень хорошо бодрит, а сейчас я хотел только две вещи: спокойно съесть сухпай и не менее спокойно лечь спать.
3
В институте на протяжении семестра у нас был общий курс психологии. В ходе этого курса нам объясняли в большей степени прикладные вещи: как бороться с космической тишиной, как не умереть от скуки на планете где кроме тебя всего пять человек и как не начать бить людей, с которыми ты неразлучен вот уже два года и их физиономия постоянно мелькает перед глазами.
Никто особенно серьезно не относился к этому курсу, но в агентстве строго следили за психологической подготовкой своих работников, поэтому схлопотав на первой сдаче неуд по психологии, ты гарантированно занимал бумажную должность, а с удовлетворительной оценкой тебя вряд ли пустят куда-то дальше луны.
Поэтому нам, будущим исследователям космоса, каждый из которых явно не страдал заниженной самооценкой и ясно чувствовал, что именно он скажет новое слово в исследованиях космоса, приходилось сидеть на скучных лекциях по какой-то ерунде и внимательно слушать.
Шел четвертый курс. Я уже отрастил себе гигантское, почти задевавшее облака, эго. В основном благодаря полученной накануне именной стипендии имени великого геолога Алехандро Аяра. Мне дали ее за соавторство проекта новой методики бурения для работы в условиях нестабильного грунта. Мой руководитель получил на этой работе докторскую степень и именно с тех пор начал выбивать финансирование для экспедиции на Ио, только теперь уже с помощью своего имени.
Сейчас, когда я немного поднабрался опыта, то понял, что вся моя работа лишь утопия. И папка с этой работой вряд ли когда-либо покинет заслуженную дальнюю полку в архиве агентства. Мне теперь даже немного стыдно за заключительные слова о том что «это, несомненно, новое слово о работе геологов в сложных условиях». Прошло всего полтора года как я попробовал настоящую работу, а я уже понимаю почему действующие специалисты откровенно спали на защите проекта. Все снова упирается в деньги, за те средства, что потребовались бы для постройки одной шахты по этой технологии, можно было бы взорвать эту планету собрать среди обломков все ценное и собрать планету заново.
Но это сейчас я стал намного скромнее и может быть чуть-чуть умнее, но тогда я просто парил в лучах славы. И именно тогда мое эго споткнулось о психологию. Я уже видящий себя начальником экспедиции, был посажен в лужу в середине семестра нашим преподавателем по психологии.
Прямо на групповом занятии она сказал: «Алекс, послушайте, может вы и неплохой геолог, но в команде вы работать не умеете. Нельзя чего-то добиться, слушая только себя, и даже не пытаться услышать мнение других. Я бы порекомендовал вам серьезно отнестись к психологии или я буду рекомендовать вас на не выездную
