Генри Олди - Кукольник

Готовый сюжет для будущей драмы.

Или комедии, если мы ошиблись.

— Так ты согласен? — поинтересовался Карл, делая вид, что не заметил двух предыдущих согласий мальчишки. Третье — обязательное. В контракте согласие клиента всегда заверяется трижды, тремя подписями.

— Ну я же сказал! Кто первый?

— Первый — ты. Корчи рожу, а я стану помогать.

И снова Лючано ничего не спросил. Надул щеки, взялся пальцами за мочки ушей, растягивая их в стороны и вверх, выпучил глаза, став похож на бешеную жабу. Карл нахмурил брови, чувствуя, как на лысине, открытой солнцу, выступают капельки пота. Контакт был, но обычный, как всегда.

Ничего особенного.

Впрочем, Карла мало заботило, какая рожа получится у Лючано при его «помощи». Куда важней другое: какая рожа получится у Карла при содействии Лючано?

Наверное, со стороны они выглядели парой идиотов.

— Теперь вы, синьор Карлос!

— Хорошо.

Не особо стараясь, Карл высунул язык, зажмурил левый глаз и пристроил к затылку растопыренную пятерню на манер короны. Лючано с презрением захихикал.

— Теперь я!

Рожа, которую он скорчил на этот раз, не поддавалась описанию.

Карл наклонился вперед, делая вид, что старается помочь. На самом деле он изо всех сил прислушивался к контакту, возникшему между ним и мальчишкой. Если в негоднике кроется талант невропаста, сейчас наступает важнейший момент испытания.

Миг правды.

— Теперь вы, синьор! Только у вас что-то не очень…

— Это потому, что ты мне не помогаешь.

— Я помогаю!

— Значит, плохо. Постарайся, а? Иначе мне тебя ни за что не догнать.

— Ладно. — Указательным пальцем левой руки Карл вздернул себе кончик носа, копируя пятачок свиньи. Большим и средним пальцами он раздвинул углы рта и злобно оскалился. Затем свел взгляд к переносице…

Есть!

Подсказка была вялой, еле ощутимой. Кто-то другой, скорее всего, вообще не заметил бы внешнего суфлирования. А даже заметив, не сумел бы трансформировать в конкретный жест. Кто-то другой, но не опытный невропаст, способный усилить самый слабый намек. Сидящий напротив мальчишка напрягся, и Карл отчетливо почувствовал, как посторонний толчок неловко, неумело поднимает ему правую руку — собственную руку Карла Марии Родерика О’Ван Эмериха! — и кладет ладонь на голову, так, чтобы пот потек по лбу, а пальцы гребешком свесились над бровями.

— Славная рожа, синьор! — радостно завопил Лючано. Но быстро сообразил, что к чему, и поправился: — А у меня все равно лучше. Вы не расстраивайтесь, синьор Карлос. Вы старались. И я помогал, аж устал. Деньги давайте, чего тянуть…

Если бы Карл Эмерих с каждым флорином расставался, радуясь так, как сейчас, он давно бы разорился и скончался в нищете.

— Семнадцать нитей, — сказала тетушка Фелиция, подвешивая фигурку брамайна на специальный крючок. — Всего семнадцать. Больше я не умею. Знаете, синьор, мой дед в одиночку управлялся с шестью десятками. Представляете: шестьдесят нитей?

Карл кивнул.

Шестьдесят нитей? — да, конечно! Хоть сто! После чудес, какие вытворяла с марионеткой, лишенной гематрицы, эта полная, круглолицая женщина средних лет, он был готов поверить во все, что угодно. День исполнения мечты. Заветной, сокровенной мечты, с которой Карл уже почти распростился, утратив надежду.

Искусство ручного управления куклой.

Утерянное и забытое.

Искусство, с детства кормившее Карла Эмериха, директора театра контактной имперсонации «Filando», было сродни этому. Так правнук приходится родней собственному прадеду. Даже если дитя никогда не видело патриарха, умершего задолго до его рождения.

— Для изготовления брамайнов, синьор, мы берем камфарное дерево. Оно самое лучшее. А для вудунов — мягкий падаук. Он чудесно передает вудунскую пластику движений. Только нужно заказывать древесину с переплетенными волокнами и завитками. Опять же кедровый запах… Еще полагается, чтоб во время работы с куклой кто-то играл на арфе. Но у Лючано нет слуха. Это большая беда. Я так надеялась, что мы сможем выступать по деревням и даже возле космопорта, на улице… На лицензию мы бы наскребли. Но, увы, арфа и Лючано несовместимы. Это ужасно!

— Ничего страшного, — возразил Карл. — У вашего племянника есть другие таланты. Я был бы рад поговорить с вами о Лючано и его будущем, но позже. Как, вы сказали, устроено коромысло марионетки?

— Не коромысло, синьор. Это называется вага. — Тетушка Фелиция взялась за конструкцию, к которой сходились нити куклы. — Запомните: вага. Она состоит из стержня, подвижного коромысла и закрепленной планки. Колебания самого коромысла управляют коленными нитями. Еще из основных нитей я отметила бы височные, спинные и ручные. Остальное — нити мастеров. А что вы имели в виду под будущим Лючано?

Вместо ответа Карл наклонился к тетушке:

— Когда вы работаете с куклой, вы все время что-то напеваете. Так надо?

— Нет, синьор. Просто я очень люблю петь. Особенно песню про море и лодку с парочкой влюбленных. Но у меня тоже нет слуха. И голоса нет. Мне никогда не спеть эту песню по-настоящему.

Карл засмеялся.

— Отчего же? Знаете, до сегодняшнего дня я не думал, что когда-нибудь увижу работу с деревянной марионеткой.

— А бывают другие, синьор? Не деревянные?

— Бывают. Хотите, я помогу вам спеть песню про море и лодку? Уверяю, получится гораздо лучше, чем обычно.

Тетушка Фелиция нахмурилась:

— Грех подшучивать над безобидной женщиной, синьор.

— Я нисколько не шучу. Вы согласны, чтобы я помог вам спеть эту песню?

— Согласна, но…

— Никаких «но». Согласны или нет?

— Разумеется, да. Но как вы собираетесь мне помочь?

— Какая вам разница, если вы ничего не теряете? В третий и последний раз спрашиваю: согласны? Имейте в виду: та помощь, какую я предлагаю вам бесплатно, от чистого сердца, в иных местах стоит недешево.

— И в третий раз говорю, синьор: согласна.

— Тогда пойте! — велел Карл, сосредотачиваясь.

Это было несложно: уточнение звука, тактировка, интонация. Карл Эмерих, опытный невропаст, с детства отличался развитым музыкальным слухом и чувством ритма. Случалось, работал с профессиональными певцами, когда те перед записью были не в голосе или не в духе. Да и тетушка Фелиция оказалась клиентом невзыскательным и благодарным. Она даже не хотела брать с гостя денег за куклы, которые он отобрал для себя. Говорила, что песня того стоит.

Но Карл тем не менее расплатился.

Он не любил чувствовать себя должником.

Глава вторая

«Вертеп» показывает класс

— Бвана не забыл?

— Не забыл. У бваны память, как у справочного оракула.

Лючано сунул карточку в лягушачий рот и дважды нажал на рожки. Ответный «квак», похожий на отрыжку, вполне удовлетворил Г’Хангу, который исполнил короткий, но зажигательный танец.

— Выгружайтесь и стойте здесь, — скомандовал Тарталья труппе, жестом приказывая не смотреть на танцующего пигмея. — А ты, уважаемый, оставил бы номерок для связи? Бване понадобится транспорт. Сегодня вечером, да и вообще…

Цена за проезд, если честно, оказалась вполне божеской. Лючано решил следовать мудрой истине: «От добра добра не ищут». Вместительность аэромоба его вполне устраивала, а лихачество Г’Ханги не пугало. Лучше «с ветерком», чем плестись черепахой, всюду опаздывая.

— Бване понравилось! — расплылся в улыбке пигмей, подпрыгнув выше оградительных поручней аэромоба. — Бвана добр к бедному Г’Ханге!

Не мешкая ни секунды, он запустил пальцы в собственную шевелюру. Когда рука извозчика вынырнула из «пружинных» джунглей, в пальцах был зажат стандартный микрочип. А на тыльной стороне ладони сидел знакомый паук, довольно потирая две передние лапы — словно радовался нынешнему, а заодно и грядущему заработку хозяина.

«Чем он его кормит? — подумал Лючано. — Мухами?»

О других вариантах думать не хотелось.

— Вот!

Когда извозчик протянул чип Тарталье, паук резво удрал по руке на спину пигмея. Толстушка Оксанка, узрев мохнатое «чудо-юдо», отчаянно завизжала. Две высокие договаривающиеся стороны даже ухом не повели: что с дуры-девки взять?

— Обожди, бвана зафиксирует…

Лючано извлек персональный уником. Вставив чип в разъем, он, прежде чем считать информацию, активировал периферийную защиту. И не зря! Над скважиной уникома вспыхнул алый язычок, предупреждая: «Внимание! Попытка несанкционированного доступа к базе адресов!» Скептически хмыкнув, директор «Вертепа» покосился на пигмея. Но тот был занят важным делом: щелкал себя по левому уху и внимательно прислушивался к получающемуся звуку.

На косой взгляд «бваны» он не обратил никакого внимания.