Галина Полынская - Чужая звезда Бетельгейзе
Бесс нехотя уступал место зеленому Медиуму, растворяясь в вечных темно-серых сумерках. Лучи нового светила вслепую шарили в стенах дома-ракушки, надеясь отыскать что-нибудь любопытное. Обстановка в доме сохранилась, но все предметы были такими ветхими, истлевшими, как скелеты в траве. Гости боялись прикоснуться к чему-либо, не желая быть засыпанными прахом.
– Всё бросили, когда уходили, – Захария рассматривал ложе на возвышении, к спальному месту вели пять крутых ступеней.
– А может, отсюда никто и не уходил, – осматривался Грэм. – Не удивлюсь, если наткнемся на скелеты жильцов.
– Как же они жили в этих сумерках? – поинтересовалась Кара, она взлетела повыше, освещая пространство. – Разве можно селиться в таком месте?
– От одних этих светил с ума сойти можно, – кивнул Захария. – Главное, привыкнуть к их приторному свету никак не могу, да и глаза постоянно слезятся. Я был бы рад даже полной темноте, но нет, светила сменяют друг друга как на посту. Грэм, ты куда?
Он медленно поднимался по ступеням к монументальному ложу.
– Прилягу не на долго, опять сон наваливается.
– Эта древность сейчас рассыплется под тобой.
Грэм не ответил. Движения его замедлились, будто сон уже наступил, лицо стало пустым и отрешенным. Он присел на край, огромная кровать отчаянно заскрипела, но выстояла. Грэм лег, вытягиваясь, и мгновенно отключился.
– Давно это с ним происходит? – Кара подлетела к окаменевшему лицу юноши.
– Да, но сначала он проваливался редко, в последнее время это происходит чаще.
– А что это?
– Не известно. Выйдем отсюда на воздух.
Шагнув в пролом, Захария очутился у торца дома, следом вылетела Кара. Здесь ничего не росло, а почва шла крупными волнами, будто некогда здесь протекал водоем с сильнейшим течением.
– Гляди, что там такое? – Захария прикрыл ладонью глаза от настырных зеленоватых лучей.
– Сейчас посмотрим.
Кара взлетела повыше, освещая путь. В десятке шагов из земляных волн торчала завитая вершина гигантской ракушки. По темно-серым шершавым бокам змеились зеленоватые полосы, кое-где еще сохранились остатки перламутра.
– Ничего себе, – Захария обернулся посмотреть на дом, – значит, это и впрямь раковина. Ты представляешь, какой должен быть водоем, чтобы в нем жили такие ракушки? А какие моллюски таскали эти домики? Фантазии не хватает, честное слово.
Захария осторожно присел на гладкий бок раковины, он был таким теплым, будто его согревали лучи безучастного Медиума.
– Захария, – Кара парила рядом, рассматривая округу, – ты говорил, будто вырос вместе с Грэмом.
– Ну, да.
– Почему же вы ведете себя так, будто вчера познакомились? Вы будто совсем чужие друг другу.
– Видишь ли, Грэм непростой человек, у него и судьба не простая и предназначение. По-настоящему он открыт только со своими наставниками Титрусом и Апрелем, а я просто рядом. Как статуя в углу. Нужен – достали, не нужен – поставили обратно, – Захария усмехнулся. – Единственное, когда я ощущаю, что мы вместе, это парные бои, когда тренируемся с лучшими войнами Шенегрева. Нашу пару еще никому не удавалось одолеть, мы будто мысли друг друга читаем – ни одной ошибки. Когда бой заканчивается, мы снова расходимся, он по своим делам, а я в свой угол.
– Странно… за столько лет вы не смогли подружиться?
– Я смог, – снова усмехнулся Захария, – а он нет.
– То, что он представил мне тебя своим слугой, тебя не задело? Ты ему прислуживаешь?
– Нет, не прислуживаю, а как представляет – это его дело, не мог же он представить меня своим другом, я не являюсь таковым.
– А твои родители? Где они?
– Компаньона Грэму выбирали из сирот, компаньон не должен распыляться ни на какие другие чувства, кроме преданности будущему правителю.
Повисла неловкая пауза. Кара жалела, что затеяла этот разговор, а по виду Захарии можно было подумать, что ему безразлично. И совсем не больно.
* * *Густо-малиновый рассвет тёк сквозь облачные прорехи. С самого утра поднялся ветер. Апрель не любил ветер, казалось, его порывы нарушают размеренное течение мыслей, вносят хаос в построение идей. Он так и не ложился, не представляя, как можно спать с ощущением близости развязки. Апрель предчувствовал успех своего дела. Но, сначала – пластины, тончайшие пластины одинакового размера. Пятьдесят две штуки.
* * *Кто-то опять забыл взять черную материю и плотно обернуть ею лицо, снова Грэм увидал нечто дрожащее, красное, больное, готовое лопнуть или взорваться. Сквозь эту, нагоняющую тошноту субстанцию, вновь проступило лицо с диковинным разрезом глаз. Его зрачки, как и прежде, заслоняла розоватая дымка, но она почти рассеялась, и Грэм подумал, что сейчас, вот сейчас он увидит, что там, в этих глазах. Ему этого хотелось до острой, саднящей боли где-то под сердцем, одновременно с этим в душе противно выл страх.
* * *Захария с Карой вернулись в дом-ракушку. Грэм все еще спал. Захария снял с себя ремни креплений заплечных мечей, положил оружие на пол рядом с собой и присел на край ступеньки.
– Тебе не холодно?
– Мне никак.
– Захария, я хочу извиниться, что начала весь этот разговор…
– Ерунда. Забудь.
Он расчесал пятерней свои блестящие черные волосы, посмотрел на Кару и улыбнулся ей. Она неуверенно улыбнулась в ответ.
Вскоре очнулся Грэм. Он с трудом стал подниматься с кровати, будто тело ему не повиновалось.
– Тебе помочь? – привстал Захария.
– Не надо, я сам.
– Что тебе снилось? Ведь снилось же, да?
– Да, – нехотя ответил Грэм. Он массировал виски, тер лоб и морщился, словно от боли. – Не уверен, что это сон, но одна мерзость сменила другую, колокола исчезли, зато появилось чье-то странное лицо – не пойму, человек это или вообще зверь. Проступает сквозь какую-то вареную кровь и смотрит на меня. Глаз не вижу за туманом, но знаю, что смотрит.
– В следующий раз, – сказала Кара, – спроси, кто он и чего хочет, быть может, он или оно пытается выйти с тобой на контакт, возможно, ему что-то требуется от тебя.
– Что ему может от меня потребоваться? – Грэм встал на ноги и потянулся. – Я никому ничего не могу дать.
– Зато ты можешь отобрать.
– Кто это сказал? – Грэм смотрел то на Кару, то на Захарию.
– Что?
– Вот только что, кто это сказал?
– Да что же? Что?
– «Зато ты можешь отобрать».
Кара с Захарией переглянулись.
– Мы не говорили, – осторожно заметил Захария и поднял с пола мечи.
– А вы это слышали?
– Нет, – ответила Кара. – А какой был голос, мужской или женский?
– Средний.
– Так, надо всем успокоиться, – оружие вернулось на привычное место, и Захария почувствовал себя увереннее. – Никто кроме тебя этого не слышал, так что возможно, фраза была остатком твоего сновидения, только и всего.
Как ни странно, это объяснение успокоило Грэма, его могло успокоить любое объяснение, лишь бы оно было.
– Идемте дальше.
И он первым покинул дом. Грэм шел, не обращая внимания ни на земляные волны, ни на торчащие из них гигантские раковины. Чуть позади шел Захария, он привычно посматривал по сторонам, готовый, если что, отразить любую опасность. У его левого плеча летела Кара.
* * *Поднявшись с рассветом, Титрус ополоснул лицо и принялся причесывать, приглаживать волнистые волосы. Кудри у мужчин считались неприличным явлением, такие волосы больше подобали девушкам. Титрус стеснялся своих волос и пытался отрастить их подлиннее, чтобы разглаживать, забирая в хвост, но они росли плохо и торчали в разные стороны. Смазав их вязким соком ягоды фузеи, Титрус подождал, пока он застынет, и еще раз зачесал волосы назад. Наконец-то пряди легли как надо, пара почти незаметных волн была не помехой.
Как только он облачился в сенатские одежды, в дверь тихонько постучали. Вошел Апрель. Он был свеж и чем-то озабочен.
– Прекрасное утро, – улыбнулся Титрус, трогая волосы, – замечательное утро для прогулки.
– Нет, мне не до прогулок, – Апрель подошел к окну и посмотрел на истекающее рассветом небо. – Одолевает тоска в последнее время.
– Это плохая еда со скверным вином, – уверенно заявил Титрус, – они и впрямь стали никудышными, хочу распорядиться о смене всех наших поваров и виноделов.
– Да нет…
– Как нет? Мясо жесткое, вино слишком кислое, овощи или переварены или недожарены, фрукты и ягоды сорваны зелеными или переспевшими. Кого хочешь тоска одолеет.
– Титрус, еда тут ни при чем. Я просто не могу найти себе занятия, вот и пришлось придумать презабавнейшую игру. Как раз для нас двоих.
– Интересно, – Титрус тоже подошел к окну и встал рядом с Апрелем. – И что за игра?
– Сама по себе она проста и увлекательна, но для нее кое-что необходимо.
– Что?
– Краски, цветные краски.
– Ну, где ж их взять? У нас два цвета – черный, да красный.
