Генрих Альтов - Баллада о звездах

В скафандре негромко жужжали инжекторы — гнали воздух в патрон, поглощающий углекислый газ. Сквозь прозрачную оболочку шлема Шевцов смотрел на небо.

Впереди «Поиска» было огромное черное пятно. Оно походило на бесконечный туннель. В такой туннель можно войти, но выйти из него уже нельзя, потому что впереди будет вечная темнота, без проблеска света, без жизни… Там, где пятно кончалось, светили фиолетовые звезды — немигающие, блеклые. Дальше от пятна звезды уже имели обычный цвет — желтый, голубоватый. Это был кусочек обычного неба, стиснутого двумя черными пятнами. Двумя — потому что позади «Поиска» тоже чернело пятно. Его окружали кроваво-красные звезды, и это представляло собой еще более мрачное и отталкивающее зрелище. Пятна казались каким-то кошмаром. Непроницаемые, леденящие кровь, они словно надвигались на корабль, сжимали его с двух сторон, грозили раздавить…

Изредка в пятнах появлялись странные, мерцающие огоньки, похожие на всполохи отдаленного полярного сияния. Это были те электромагнитные колебания, которые невозможно увидеть, когда корабль не летит на субсветовой скорости. Движение корабля меняло частоту этих колебаний, превращало их в видимые. Они опутывали черные пятна бледными, призрачными нитями и быстро исчезали, делая мрак еще более глубоким.

Шевцов подумал, что мир, каким мы его видим, зависит от скорости. Стоит изменить скорость — и меняется вид этого мира.

«Что заставляет нас дальше и дальше уходить в Космос? — думал Шевцов. — Необходимость? Нет. Сейчас на Земле есть все, а мы стремимся в черную бездну. Жажда знания? Нет. Во всяком случае, не только жажда знания…»

Светильники были убраны. Следовало пройти в шлюзовую камеру, снять скафандр. Но Шевцов стоял у рубки «Поиска». Впервые это зловещее небо не страшило его…

Лифт, поскрипывая, шел вверх.

— Знаете, — сказал Тессем, — я вспомнил несколько строк из одной баллады Киплинга. Поэты иногда не подозревают, насколько они правы. Вот, послушайте:

И Тамплинсон взглянул впередИ увидал в ночиЗвезды, замученной в аду,Кровавые лучи.

И Тамплинсон взглянул назадИ увидал сквозь бредЗвезды, замученной в аду,Молочно-белый свет…

Ланской не ответил. Ему не хотелось говорить. Вернувшись в свою комнату, он записал в дневнике:

«Когда-то люди вышли в океан на скорлупках, вышли навстречу волнам, ветру, штормам — и победили. А потом настал наш черед, и мы отправились на своих кораблях в Звездный Мир, и хотя эти корабли, как песчинки перед необъятным Космосом, но вот мы тоже идем навстречу опасностям, которые страшнее любых штормов, идем и побеждаем. И те, кто будут после нас, пойдут на своих кораблях навстречу еще неизведанным величайшим опасностям…

Ибо судьба человека может быть разной; но у Человечества одна судьба — идти вперед и побеждать.»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

НА ЧУЖОЙ ПЛАНЕТЕ

Если есть на свете божество, -

Это труд и чудеса его.

Древле сделав зверя человеком,

Все мечтанья обостряя в мысль,

Труд ведет историю по вехам

Поступью железной в коммунизм…

Чтобы создать произведение искусства, еще недостаточно таланта, возможности, времени. Подобно тому, как водород и кислород остаются холодной смесью газов, пока не пробежит взрывающая их электрическая искра, в душе художника тоже должен сверкнуть огонь, вызванный каким-то событием. Только тогда из смеси самых разнородных факторов возникает нечто такое, что властно заставляет взяться за кисть, резец или перо…

На вершине башни Звездной Связи находился круглый стеклянный зал. Утром, поднявшись сюда, Ланской увидел сквозь изогнутые прозрачные плиты пола освещенные солнцем облака — неподвижные, застывшие, подобные бесконечной ледяной пустыне. Где-то под облаками была Земля… С внешней стороны зал опоясывали антенны: вытянутые, напоминающие щупальцы фантастических животных, счетверенные антенны межзвездной связи; неторопливо движущиеся решетчатые лунные антенны; юркие, ни на минуту не останавливающиеся антенны метеоритного патрулирования… Каждая антенна имела свое, совершенно независимое движение, но все они словно искали в небе что-то одно, общее…

Массивный стальной шпиль пронизывал зал и уходил высоко вверх, поднимая к небу флаг Объединенного Человечества. Отсюда флаг казался совсем маленьким — трепещущая на ветру частица красного пламени.

Высота облагораживает. Оставшись наедине с самим собой не в привычной обстановке, а высоко над облаками, невольно перестаешь замечать мелочи, которые невидимым грузом приковывают дух человека к земле. Здесь все пронизано светом. Здесь ясно и чисто.

Мысль Ланского ушла в свободный полет, то взмывая вверх, к небу, то стремительно падая вниз, то надолго замирая, как птица, парящая над землей.

Внезапно за его спиной, у входа в кабину лифта, раздался негромкий голос:

— Внимание…

Ланской обернулся.

Это был динамик. Круглый диск тихо гудел. Тот же голос повторил слово «внимание» еще на пяти языках. Ланской подошел ближе.

— Работают все радиостанции Земли, — по-прежнему негромко сказал диктор. — Слушайте чрезвычайное сообщение.

Никогда Ланской не верил в предчувствия, но тут он почувствовал — и притом совершенно отчетливо, — что сообщение это сыграет особую роль в его судьбе.

Диктор долго — на шести языках — повторял:

— Внимание! Работают все радиостанции Земли. Слушайте чрезвычайное сообщение.

Постепенно Ланской перестал замечать все, что было вокруг, — и облака под ногами, и продолжающие свое вечное движение антенны, и флаг высоко наверху. Остался только черный диск динамика, без конца повторявший:

— Внимание! Работают все радиостанции Земли. Слушайте чрезвычайное сообщение…

И Ланской услышал это сообщение. В пустом зале на вершине башни Звездной Связи торжественно и грустно звучал чеканный голос диктора:

— Вчера Служба Звездной Связи приняла радиограмму о гибели корабля «Вулкан», вылетевшего в первую исследовательскую экспедицию к звезде Вольф Четыреста Двадцать Четыре. Внезапная радиация, в которую попал корабль, вызвала неуправляемую цепную реакцию в ядерных генераторах. Капитан «Вулкана» передал на Землю сведения об этой радиации и — от имени экипажа — прощальный привет.

— На звездном корабле «Вулкан» погибли астронавты Кнут Герднер, Сейроку Нома, Анатолий Югов, Ричард Роуз.

— По всей Земле наступает минута молчания.

— И когда это сообщение дойдет до станций на Меркурии, Венере и Марсе, до звездных кораблей, где бы они ни находились, пусть и там наступит минута молчания…

Еще на пяти языках повторил диктор эти слова, а потом ударили куранты. И Ланской увидел, как алый флаг Объединенного Человечества медленно опускается вниз. Замерли обращенные к небу антенны. Приспущенный флаг казался большим и тяжелым.

Наступила минута молчания.

Бывают в жизни человека минуты, когда он принимает клятву перед самим собой. И хотя никто не слышит таких клятв — они самые нерушимые. Именно в эту минуту молчания, под приспущенным флагом Земли, Ланской взял из рук старика, своего учителя и друга, ящик с инструментами. Он не произнес ни слова, он думал о погибших астронавтах, но когда кончилась минута молчания и из динамика полились звуки моцартовского «Реквиема», он вдруг понял — что это такое: инструменты, переданные стариком.

В эту минуту он поклялся, что отныне все его помыслы и силы будут отданы тому, для чего он прислан сюда стариком.

Он не произнес ни одного слова. Но он чувствовал, знал, верил — так будет.

В лифте Ланской посмотрел на часы и подумал, что сообщение уже приняли на «Океане». Сейчас и там наступила минута молчания.

В полдень Тессем и Ланской сидели в телевизионном зале. Полыхнул холодным пламенем серебристый экран, и они вновь увидели радиорубку «Океана». Шевцов поздоровался с Ланским, сказал обычное:

«Здравствуйте, Тессем!»

У Шевцова было плохое настроение. Он рассказывал вяло, нехотя, сбивчиво. Минута молчания прошла, однако он не мог не думать о «Вулкане».

— Не помню, — начал Шевцов — говорил ли я вам, что в системе Сириуса оказались еще две планеты. Они имели большую массу, атмосфера их состояла из аммиака и метана. Словом, они походили на наш Юпитер. Астрограф поймал их позже первой планеты только потому, что они прятались в лучах Сириуса. Нет, я не с того начал. Так вам многое будет непонятно. Я объясню иначе. Черная пыль была побеждена, но я чувствовал, что с каждым днем мне становится хуже. Да, я был болен. Сказались одиночество и постоянное нервное напряжение. Меня мучила бессонница, изводили частые приступы головной боли…