Денис Ватутин - Легенда сумасшедшего
Мы схватились руками — кто за что. Я чуть не упал, наступив коленом на Йоргена, который уперся в полозья креплений десантного отсека.
Из узкого прохода между зданиями ударила шальная автоматная очередь — гулко застучали по броне пули, рассыпая каскады искр.
Мы прижались к броне, и вдруг мою икру на правой ноге обожгло острой болью, и что-то теплое потекло в сапог.
Я вскрикнул и словно в ответ получил ощутимый удар в спину — дыхание перехватило. Это был рикошет от второй пули. Бронежилет выдержал.
Никто ничего не заметил: броня тряслась, ногу жгло, а распластавшийся на броне Йорген и десантники извергли град огня и свинца в сторону стрелка.
Я закашлялся, судорожно хватая ртом воздух.
— Заградительный огонь по окнам! — еле слышно в общем грохоте раздался низкий окрик Пресного.
БМТ чуть убавил ход, и его корпус слегка завибрировал — рокотал пулемет танка, расчищая путь вперед. Сзади ухнул взрыв, но звука его почти не было слышно…
Я тоже вскинул автомат и, попытавшись удобнее устроиться на броне, случайно пошевелил ногой и взвыл от боли.
Со злостью надавил я на курок, передавая всю свою боль и ненависть в вылетающие из ствола пули.
— На тебе, сука! — вырвалось у меня, когда я заметил фигуру с РПГ на плече, болтающуюся в моем прицеле на фоне пролома стены.
Я попал ему в шею: ударил фонтан кровавых брызг, душман выпучил глаза и инстинктивно схватился за горло, выронив оружие.
Тут же по шлему звонко саданул рикошет.
Танк приближался к груде бетонных балок, лежащих поперек дороги, нас качнуло, словно на огромных качелях, и вновь поднялось облако выхлопа.
Стрельба заметно убавилась.
— Бардак передает данные! — крикнул в наушники Комод. — «Шатун» нас скоро может спалить. Дальше пешком.
БМТ обогнул несколько стальных контейнеров и, подъехав к воротам цеха, плавно развернулся, занимая позицию между глухой стеной и аппарелью пакгауза. Машина, вздрогнув, замерла, а башня танка с тихим металлическим стоном медленно развернулась головным орудием на девяносто градусов в ту сторону, откуда мы приехали.
Я увидел, что броня под моей ногой измазана кровью, красновато-коричневой, смешавшейся с грязью и пылью. Я трясущимися руками отстегнул с пояса аптечку. Паладины спрыгнули с брони на землю, занимая оборону вокруг БМТ.
Я вколол себе трамадола и лошадиную дозу обезболивающего. Затем разодрал мокрую от крови штанину и увидел багровую дыру в ноге: повезло — навылет.
Остро пульсировала нога, но я попытался отключиться от всего и принялся обрабатывать рану.
— Странный! Тебя задело? — Лицо Йоргена было каким-то перекошенным.
— Слегка, — слабым голосом ответил я.
— Ладно, ништяк, дошли… — Йорген машинально сплюнул и как кукла сполз с брони, упираясь спиной в покатые ребра жесткости.
Сенька дрожащими руками пытался скрутить самокрутку, но бумага порвалась.
Мы тяжело дышали, словно после забега по лестнице.
В танке открылись боковые люки, и оттуда вылез Комод со своей частью отряда.
Закончив перевязку, я медленно сполз с брони на землю: в ушах шумело, руки продолжали трястись, а все туловище ныло, будто меня раздробило на тысячи частей. Но боль в ноге и спине притупилась.
— Значится, так, ядрена корень, — начал Комод. — Поднимаемся на крышу, котельная на два часа, проводим разведку, потом бьем «шатуна» с господствующей высоты и резко, без паузы, кладем урлу, каждый со своего фланга. Ясно?
— А если они этих туристов живым щитом используют? — послышался голос сержанта.
— А мы этого должны не допустить! — резко ответил командир. — За мной.
Он подошел к стене цеха, которая уходила этажа на три вверх. Она вплотную примыкала к высокой элеваторной колонне, возвышающейся над крышей на добрых пятнадцать метров. Из нее по диагонали вниз выходила дырявая, сильно поржавевшая труба, теряющаяся в мусорном контейнере. А по стене цеха, до самой крыши, шли покореженные ржавые скобы пожарной лестницы.
— За мной, — коротко скомандовал командир, хватаясь за нижние скобы руками.
— Ох, и задолбало меня сегодня лазание это, — проворчал Йорген, потирая ладони.
— Я последним пойду, — виноватым голосом сказал я, указывая на окровавленную штанину комбеза, — буду задерживать только.
— Шиш тебе с солидолом. — Пресный кинул на меня короткий взгляд. — Я последним пойду, прикрою, если что.
Я не стал спорить.
Приклад Сенькиного оружия «массового поражения» (как я мысленно окрестил уже его мушкет) болтался у меня перед носом, а я неуклюже подтягивал раненую ногу, а затем вцеплялся руками в следующую скобу, подтягиваясь вверх.
Снизу, озираясь по сторонам, лез Пресный. Я старался не смотреть вниз: от боли и потери крови кружилась голова, лихорадило и болела спина. Но все же стоило признать, что для такого кошмара, который мы пережили сегодня, для такой бесчеловечной кровавой бойни, оснащенной высокотехнологичными устройствами умерщвления, для такого хаоса и неразберихи, нелепых случайностей и смертей можно сказать одно: мы отделались просто минимальными потерями, попав прямо-таки в полосу сказочного везения. Даже несмотря на наш боевой опыт, несмотря на внимательность, осторожность и смекалку. Даже притом что никто из нас не потерял в бою головы и не ударился в панику (хотя несколько раз я был к этому очень близок).
«Замолчи!» — мысленно приказал я себе. Пока еще ничто не кончилось: рядом с Ириной — бандиты. «Шатун» стоит, последний из восьми машин… Восьми! Да… как поведут себя при штурме бандиты? Как поведут себя при штурме туристы? Как будут реагировать паладины? Моя тонкая интуиция молчала, привыкнув за время боя к перенапряжению, к грубым, резким и смертельным событиям, следовавшим одно за другим.
Медленно вращала Вселенная причинно-следственный вал колеса, которое должно было выдать горстку случайных комбинаций, обозначающих линии наших судеб…
Но больше всего в этой ситуации меня поражал командир взвода, который не прервал спасательной операции после гибели приемного сына. Чувство мести? Паладины могли бы нас просто шлепнуть в пылу боя и отчаяния. Это убрало бы все проблемы. Да и с туристами можно было не церемониться.
Все же понятия у паладинов довольно своеобразные — хотя честь и доблесть у них присутствуют, но в некоторых определенных аспектах… м-да…
Я испытывал к ним благодарность, к этим непонятным и грубоватым парням, которые спасли нам жизнь не один раз за совсем недолгое время.
— Черт! — вырвалось у меня невольно: я на секунду потерял устойчивость в ногах на кривой скобе и случайно наступил на больную ногу. Тело пронзила боль от ноги до шеи, а перед носом прошел по дуге увесистый самодельный Сенькин приклад, который он задел каблуком сапога. — Сеня! — прошипел я в микрофон. — Полегче со своей балалайкой!
Тот коротко обернулся вниз и продолжил подъем.
На крышу все вползали на пузе и залегли недалеко от края. На всех были маскировочные накидки, так что сканеры засечь не должны были.
Комод вытянул за край крыши видеощуп и транслировал на наши КПК слегка дрожащее изображение.
Котельная была чуть поодаль от нас. Сердце мое вновь учащенно забилось — там наши…
На краю пакгауза, напротив входа в склады котельной привлекла внимание фигура часового, покуривавшего беззаботно сигаретку.
Вокруг не было ни души: ни танка, ни людей…
И все же часовой в такой расслабленной позе показался мне слишком беспечным: он бы еще раскладушку поставил с теликом и пивом. Это сильно контрастировало с теми свинцовыми ливнями, которые только что извергались на нас в пятистах метрах отсюда.
И я никак не мог разглядеть: где же стоит последний «Нефилим»?
Тут к часовому подошел второй душман и, прикурив у первого, сел с ним рядом. Да… всего два выстрела с глушителем — и охраны сильно убавится: знать бы, сколько их там, внутри…
— Командир, — спросил я тихим голосом, — БРДМ передал данные о численности отряда?
— Их там всего девять, — так же тихо ответил он.
— А где танк? — вновь спросил я.
— Хрен его знает, — раздраженно ответил Комод.
Я обрадовался впервые за последнее время.
— Надо этих с улицы убрать, — прошептал я торжествующе, — пока они в зоне стрельбы.
— Так! — резким шепотом осадил меня Комод. — Охотникам просьба: в нашу работу не лезть! И вообще: кто будет стрелять или действовать без приказа — я тому задницу на уши натяну, — всех касается! Слушать только мои приказы, японский дятел! Ясно?
— Ясно, так точно… — послышались разрозненные голоса.
Я не решился спорить: все же сейчас хозяева положения — это паладины. Но меня обжигало чувство какой-то ревности, будто Ирину хотят спасать без меня.
— Вон там, рядом с Борой, — опять зашептал командир, уже спокойным тоном, — люк на техническую лестницу. Спускаемся до первого этажа, и там застыли чтобы!
