Евгений Гуляковский - СЕЗОН ТУМАНОВ
С тех пор кое-что изменилось. Прошлый раз он был здесь в роли просителя, растерявшегося, подавленного, безоружного, согласившегося на предложенные ему условия, — сегодня это не так.
Он шел по дороге, вспоминая каждый ее поворот. Вот здесь показалась повозка, здесь он выскочил с самострелом в руках навстречу дрому, и она назвала его Ролано…
Последний поворот тропинки — вот и ворота замка. Отсюда уже можно рассмотреть бойницы на башнях и массивное золотое солнце, сверкавшее над аркой. Распахнутые настежь ворота заставили его ускорить шаг. «Кажется, я опоздал, — подумал Ротанов, — кажется, я все-таки опоздал… Я предупреждал их, что рано или поздно дромы проникнут в замок!»
Во внутренних помещениях он не нашел следов разгрома или поспешного бегства. Похоже, дромы тут были ни при чем…
Ветер гулял в распахнутых окнах, заносил пылью мозаичный пол… Исчезло все — даже мебель, даже массивный деревянный стол из трапезной.
«Значит, они ушли. Сложили вещи, забрали их и ушли — но куда?»
Бросить старый замок, чтобы где-то в другом месте планеты строить вручную новую крепость? Нет, это бессмысленно. У них оставалась лишь одна возможность — уйти сквозь время. Скорее всего, они нашли способ вернуться на свою родину, отделенную от них тысячелетиями и миллионами километров. Рэниты были могучим и гордым народом — они вполне могли справиться с такой задачей, и они ушли, оставив здесь только эти мертвые стены, словно замок был всего лишь скорлупой огромного яйца, выполнившего свое назначение. Он не мог примириться с тем, что рэниты ушли, не оставив следа.
Он обходил все снова и снова, надеясь найти хотя бы намек на трагедию, которая здесь произошла, но его не было. Стоя у амбразуры замка на верхней галерее, где когда-то Вельда поведала ему историю рэнитов, слушая доносившиеся снизу звуки чужого мира, он ощутил такое беспредельное одиночество и такую тоску, каких не испытывал еще ни разу. Все его надежды рухнули, и разочарование оказалось слишком сильным.
«Она могла бы оставить хоть знак, хоть намек на память обо мне».
Так и не совладав с разочарованием, Ротанов медленно пошел вниз. Смеркалось. Огромное багровое солнце наполовину опустилось за горизонт. Мир внизу, за стенами замка, жид своей полнокровной жизнью. Ему не было дела ни до пришельцев, построивших здесь эти чуждые ему каменные стены, уже тронутые разрушением. Ни до одинокого человеческого существа, запутавшегося в бездне времени, так и не сумевшего преодолеть ее теплотой своего чувства. Холод, мрак, молчание оказались сильнее…
Неужели так бывает всегда и повсюду? Неужели тьма с неизбежностью поглощает все живые огоньки — память, дружбу, любовь? Неужели энтропия прогрессирует даже в мире человеческих чувств? И нет ей преграды, предела?
Он не мог с этим согласиться и не находил другого ответа.
В глубине души он надеялся, что рэниты со своим тысячелетним опытом могли знать о Черной планете — пришелице из иных, чуждых человечеству глубин Вселенной.
«Значит, мы остались совсем одни». И сознание этого, как ни странно, помогло ему выбраться из вязкой, точно глина, горечи. Нужно было возвращаться туда, где его ждали друзья. Им придется пробивать к звездам собственную дорогу и самим решать возникающие при этом проблемы.
Оставалось еще одно, последнее, дело. Почему-то он никак не мог решиться зайти в маленькую каморку, в которой провел в замке шестьдесят долгих дней и ночей. Не хватало духу открыть скрипучую дверь и увидеть на каюке свой арбалет. «Хотя, может быть, они увезли и его?»
Наконец лестница кончилась, и Ротанов остановился напротив маленькой деревянной дверцы. Она не изменилась. Дерево не сгнило, целы были чугунные засовы и петли.
Он медленно протянул руку и осторожно коснулся засова, словно боялся, что дверца исчезнет. Но она не исчезла. Тогда он отодвинул засов, распахнул дверь и переступил порог.
Наверно, он все еще надеялся, потому что вновь ощутил разочарование — в комнате никого не было.
В отличие от остальных помещений замка здесь все осталось нетронутым. И стол, и крюк с одеждой. Даже его самострел висел на обычном месте.
Ротанов подошел и погладил отполированное ложе. Это было доброе оружие… С минуту он стоял, раздумывая, не взять ли его с собой. «Зачем, чтобы бередить старые раны?»
Он медленно пошел к выходу, но у самой двери все-таки обернулся. Возможно, это была лишь дань старой привычке — уходя из помещения, проверить, все ли в порядке… И только теперь, в это мгновение, увидел на пустой поверхности стола ослепительную алую искорку. Он готов был поклясться, что, когда входил в комнату, там не было ничего…
А сейчас на коричневой от времени поверхности знакомым алым блеском сиял кусочек алого пламени.
Словно крик, словно призыв донесся до него сквозь бездну пространства и времени.
Задохнувшись от волнения, он преодолел три шага, отделявших его от стола, таких огромных и трудных, как будто шагал по пояс в холодной воде. Он двигался осторожно, точно боялся спугнуть чуткую птицу, ему казалось, стоит сделать резкое движение, и живой огонек исчезнет так же таинственно и непонятно, как появился.
Но он остался. Рука Ротанова протянулась словно сама собой и подняла со стола прозрачный алый камень, сверкавший, как таинственный знак иной касты, в серебряной диадеме гордой рэнитки. Сейчас он держал его на ладони — сомнений быть не могло. Это он. Тот самый камень…
Ротанов все не мог собраться с мыслями и оценить до конца значение своей находки.
Выходит, она преподнесла ему этот дар… Талисман? Зашифрованное послание? Он знал ее настолько, чтобы не верить в излишнюю сентиментальность. Во всем происшедшем таился глубокий и пока совершенно непонятный ему смысл. Он искал в уголках памяти ключ к новой загадке, но не находил ничего.
* * *— Мне это не нравится, — сказал Дубров, сердито отодвигая камень на середину стола, словно боялся об него обжечься.
— Что именно?
— Мне не нравится, что переход, закрытый для всех остальных, оказался открытым для тебя. Мне не нравятся, что оказался возможным перенос материального предмета оттуда. Мне вообще не нравится, что ты там был!
— Но ведь ты сам пробовал!
— Пробовал, пробовал — кто не делает глупостей! Но ты…
Дубров встал и нервно забегал по кабинету, стараясь не смотреть на стол, где мягким рубиновым светом тлел камень.
— Ты хоть показывал его физикам?
— Показывал. Обычный циркон с небольшой примесью радиоактивного изотопа, как раз такой, чтобы камень люминесцировал, оставаясь абсолютно безвредным. В какой-то мере его излучение даже оказывает тонизирующее воздействие на человеческий организм.
— Его надо сдать на детальные исследования!
— У вас нет необходимого оборудования. Да и вообще, мне кажется, это личный подарок, и я не собираюсь с ним расставаться.
— Ну, знаешь! — Дубров бушевал минут пять, и по его реакции Ротанов наконец догадался, в чем дало. Не так-то просто заживали старые раны, нанесенные глазами прекрасной рэнитки. Ротанов улыбнулся.
— Да брось. Ты солидный человек, директор института, а кричишь, как мальчишка.
Дубров собирался обрушить на Ротанова новый поток слов, даже набрал побольше воздуха, но вдруг усмехнулся, сел за стоя, повертел между пальцами камень, отодвинул его к Ротанову и спокойно спросил:
— Что будем делать дальше? Ведь если переход открылся специально для тебя, значит, трескучки, скорее всего, здесь ни при чем. Похоже, они вообще не имеют к этой истории ни малейшего отношения, а временным переходом управляли сами рэниты.
— Но тогда получается, что они в любой момент могли покинуть планету?
— А они и покинули. Покинули, как только сочли это необходимым. Для чего-то им понадобилось придумать легенду с трескучками и со своим провалом во временную ловушку — ловушка-то оказалась совсем для других, для нас с тобой!
— По-моему, рэниты не сделали нам ничего плохого.
— Не сделали? Конечно. Если не считать, что все эти годы я занимаюсь здесь черт знает чем! Решал задачу, которой фактически не было!
— Вот ты о чем! Напрасно. Задача была. Переход действует, кто бы им ни управлял. Но установить, каким законам он подчиняется, мы сегодня не в состоянии. Рано. Наша наука не нащупала даже подходов к проблеме управления временем. Ты стараешься пробить лбом стену. Ничего не получается. Но разве рэниты в этом виноваты? Разве они обязаны нам помогать? Вполне возможно, что управление временем принесло рэнитам больше вреда, чем пользы, и уж, во всяком случае, свои проблемы каждый должен решать самостоятельно. Вмешательство извне в ключевые вопросы развития цивилизации попросту недопустимо. И наши сегодняшние задачи нам все равно придется решать самим. Вот для чего ты мне нужен.
