Александр Зорич - Завтра война
«Что же, клоны загодя навели справки в консульстве и узнали, что хозяйка биостанции — русская? — встревожился Эстерсон. — Так ведь они могли выведать и насчет того, что официально она здесь живет одна!»
— Здравствуйте, — ответствовала Полина.
— Zdravstvujte, — на своем благоприобретенном русском повторил конструктор. Он решил в целях маскировки изо всех сил эксплуатировать свой куцый словарный запас и только в крайнем случае перейти на шведский.
— Капитан Вариз Мир-Мирое, заместитель коменданта базы, — отрекомендовался офицер.
— Полина Пушкина, биолог, начальник исследовательской станции «Лазурный берег». А это мой муж, Андрей Рогожин. Инженер-механик.
Эстерсон степенно кивнул.
— Рад встрече с благородными людьми, — сказал капитан. — Мы сразу заметили вашу станцию. И решили, что с соседями надо обязательно подружиться. У нас, в Конкордии, дружба очень ценится, — прибавил он со значением.
— Дружба ценится везде. А потому, милости прошу к нам в гости. — Полина отошла на шаг в сторону и сделала широкий пригласительный жест.
Они прошли на открытую веранду, где стоял стол, молниеносно сервированный предусмотрительной Полиной за те пять минут, пока Вариз шел от вертолета к станции. Были расставлены приборы и свежие цветы. Оставалось только отправить Эстерсона на кухню с указанием достать из холодильника закуски, засунуть в микроволновку главное блюдо и поставить чайник.
Капитан, в свою очередь, распахнул свой кейс и извлек оттуда бутылку вина, красивую жестяную коробку таинственных морепродуктов, гроздь бананов, две плитки шоколада и шикарную книгу… на русском языке!
О том, что книга именно на русском, догадаться было несложно: хватало одного взгляда на обложку, где стилизованной под арабскую вязь кириллицей было выведено…
— «Шахнаме», — прочла умница Полина вслух, чтобы понял и Эстерсон.
— О-о-о! — Конструктор решил отделаться самым примитивным, интернациональным возгласом восхищения.
— Да-да, — самодовольно ухмыльнулся конкордианец. — Именно «Шахнаме» и именно на русском языке. Но время подарков еще не пришло.
— Андрей, дорогой, пора сходить на кухню, — ласково напомнила Полина.
Стоило шведу исчезнуть, как офицер, понизив голос, осведомился:
— Простите, госпожа Пушкина, может быть, это лишь мое заблуждение, но мне кажется, что ваш супруг чем-то недоволен. Он столь немногословен…
— Ничего подобного. Он всем доволен и всему рад. Но у нас в семье, видите ли, давно установился матриархат, — с вызовом ответила Полина.
— Вот как? — изумился капитан. — А что, это какая-то давняя традиция русского народа?
— Нет. Русский народ патриархален. Но не забывайте: я — начальник станции. А Андрей — мой подчиненный. Соответственно общение с консульством, с гостями и коллегами веду в основном я. Такова субординация.
— Прямо как в армии, — покачал головой капитан. — А ведь ваш муж с виду куда старше вас. Он не смущается своим угнетенным положением? Простите, конечно, что задаю столь откровенные вопросы — мы, пехлеваны, так воспитаны.
— Ну что вы, господин Мир-Мирое. Я охотно отвечу вам. Но — вопросом на вопрос. Скажите, могут ли быть причины для недовольства у мужа такой женщины, как я? — и Полина полоснула офицера уверенным, вызывающим взглядом.
Мир-Мирое покраснел и отвел глаза.
— Отлично сказано, да будет мне Аша свидетельницей, — пробормотал он. — Что ж, вы полностью удовлетворили мое любопытство… Кстати, можете называть меня просто Варизом.
Тем временем появился Эстерсон. Он безмолвно расставил на столе блюда с закусками и столь же безмолвно сел.
Вариз вскрыл коробку с морепродуктами — это оказались ни много ни мало трепанги.
Эстерсон, в свою очередь, раскупорил принесенную гостем бутылку с красным вином. Судя по добротному дизайну пробки, довольно пристойным.
Он разлил вино по бокалам.
— Я поднимаю свой бокал за дружбу, — торжественно, почти строго провозгласил Вариз. — За дружбу между нами и нашими расами. За Великую Конкордию и Объединенные Нации!
Полина с Роландом переглянулись и тоже сделали строгие лица. Оба прекрасно понимали, что в такой момент даже легкая тень ироничной улыбки может превратить корректного Вариза в опасного психа.
Чокнулись.
Выпили.
Вино оказалось сухим, что несказанно обрадовало Эстерсона. Это означало, что хмельной эффект будем самым слабым из возможных. Даже полусладкое вино на фоне здорового образа жизни последних месяцев могло сейчас быстро развязать ему язык. А оживленное общение с конкордианцем, разумеется, в его планы не входило.
— Кстати о дружбе, — сказала Полина, — Как я понимаю, вы к нам надолго?
То ли переводчик барахлил, то ли капитан оказался туповат, но ответил он о другом:
— Нет, что вы. У меня полно дел на строительстве базы. Так что я не намереваюсь злоупотреблять вашим гостеприимством больше часа.
— Вариз, я имела в виду, долго ли Конкордия намерена использовать Фелицию как военный плацдарм?
Пехлеван враз поскучнел.
— Не могу знать. Но боюсь, что долго. Будь небо над моей Родиной безоблачно, мы не стали бы, конечно, строить базы в таких глухих уголках Галактики. Увы, небо небезоблачно. Тучи сгущаются.
— И кого же вы боитесь?
— Лично я — никого не боюсь.
Взялись за еду. Принесенные Варизом трепанги были приготовлены по какому-то диковатому рецепту и, с точки зрения землян, оказались малосъедобными: жесткими и кислыми.
Забавно, но и Вариза, похоже, трепанги в восторг не привели. Он даже не нашел нужным этого скрывать (хотя морепродукты по рецептам Родины теоретически должны были оцениваться пехлеваном только в самых превосходных степенях).
— По-моему, этих трепангов готовили как препарат от цинги, — тяжеловесно пошутил капитан. — Сплошной витамин С.
Поскольку ситуация, как ни крути, была весьма принужденной, даже такие шутки шли на вес золота. Полина и Эстерсон рассмеялись.
Тут донесся звонок таймера микроволновки.
— Ничего, голодным вы не останетесь. Сейчас мы вас угостим чем-то особенным, — пообещала Полина.
Эстерсон, который уже вполне освоился с ролью молчаливого мужа и идеальной домашней прислуги, сходил на кухню и вернулся с глубокой стеклянной сковородой, из-под крышки которой рвался во все стороны пар.
— Пахнет многообещающе! — воскликнул Вариз.
— Это фирменное блюдо нашей станции, — пояснила Полина. — Акула, тушенная с грушами. Разумеется, «акула» и «груши» — термины условные. Ведь речь идет о флоре и фауне Фелиции. В действительности на сковороде лежат хищная рыба семейства бесхребтовых пирамидозубов и плоды растения из рода вечнозеленых гигантидов. Это дерево местное население называет опуром, а его плоды — пурикой.
(Кстати, пурика и была той «грушей с ёлки», которую Эстерсон в свое время нюхал на Необитаемом полуострове. Полина, переняв кулинарный опыт сирхов, научилась избавлять пурику от тошнотворного запаха и готовить из нее настоящие деликатесы.)
Лицо Вариза исказила гримаса отвращения.
— Так вы едите здешних рыб? И плоды?
— Разумеется. — Полина пожала плечами.
— И это тоже что-то местное? — Вариз ткнул вилкой в салат, который уплетал минуту назад.
— Нет. Это капуста, лук и огурцы с нашего огорода.
— А этот сыр? Из чего он?
— Сыр я привезла из Вайсберга. Надо полагать, он сделан из обычного коровьего молока.
Вариз облегченно вздохнул.
— Может, вы и насчет акулы с грушами пошутили? — с надеждой спросил он.
— Нет. Это настоящий лазоревый пирамидозуб. Который плавает в океане, в ста шагах от нас. Он очень вкусный. Я бы ела его каждый день, если б он легко ловился. А так, все, что поймаю, я, как правило, продаю повару консула Стабборна. Он платит хорошие деньги…
— А груши? Вы сказали, у них есть название на примитивном языке местного населения? Не значит ли это, что нечистые сирхи тоже едят эти груши?
— Господин Мир-Мирое, — в глазах Полины сверкнули молнии. — Язык местного населения не такой уж примитивный. А сирхи — чистые и добрые существа. Я попросила бы вас впредь воздержаться от расистских суждений. По крайней мере в моем присутствии.
Капитан выпрямился и расправил плечи. Ноздри его хищно раздувались. Эстерсон испугался, как бы горячий пехлеван не тяпнул Полину своим офицерским палашом.
Однако спустя полминуты Вариз погасил бурю эмоций («Как смеет эта женщина приказывать?! И кому — посланцу Великой Конкордии!»). Сказалась офицерская выучка. Он с горем пополам расслабился и, старательно контролируя свой голос, сказал:
— Извините меня. В самом деле, на сирхов можно смотреть по-разному. Я уважаю вашу точку зрения. Однако от вашего угощения я вынужден отказаться. Традиции моего народа запрещают прикасаться к нечистой пище, которая не прошла соответствующих обрядов освящения.