Иэн Бэнкс - Материя
— Это ваше, сударь, — сказала она и, проходя мимо его столика, протянула ему маленькое существо.
Гуманоид пробормотал что-то в ответ. Посетители, сидевшие поблизости, окликали ее. Обитатели 303-й были общительными и знакомились легко; после трех заходов Анаплиан уже считалась завсегдатаем. Она отказалась от нескольких приглашений и от самых сильных наркотиков. В 303-й обычно собирались гуманоиды-наркоманы.
Шествуя к круговой стойке бара — сверкающему нимбу в центре полутемного зала, — она кивнула нескольким знакомым.
— Тшан! Сюта! — выкрикнул Тулья Пунванджи, который был, можно сказать, послом Культуры на мортанвельдском корабле.
Джан Серий относилась к нему так же, как к идиотским птичкам: тупой и докучный. Пунванджи представился вскоре после ее прибытия на судно и теперь из кожи вон лез, демонстрируя свое надоедливое занудство. Пунванджи был тучным, розоватым, лысым и вполне человекоподобным, если не считать двух клыкообразных передних зубов, искажавших речь (например, ему никак не давалось твердое «д» в «Джан»), Еще у него был глаз на затылке, якобы функциональный, но, видимо, приделанный лишь для виду. Нередко, как вот сейчас, Пунванджи закрывал его повязкой, причем нередко, как вот сейчас, прозрачной. А еще у него были — он сообщил об этом при первой встрече, чуть ли не выпростав их, — необычно измененные гениталии. Пунванджи спросил, хочет ли Джан Серий их увидеть, но она не захотела.
— Привет, торогая!
Пунванджи схватил ее за локти и пододвинул к себе для поцелуя в щеку. Она позволила ему сделать это, оставаясь неподатливой, и никак не ответила на его нежности. От Пунванджи пахло рассолом, тангфрутом и чем-то бесстыдно-психотропным. Одежда сидела на нем мешковато, свободно, все время дыбилась, демонстрируя человеческую порнографию в медленном ритме. Рукава он закатал; по тонким, четко очерченным линиям на руках Джан Серий поняла, что он втирает татуировочные наркотики. Наконец Пунванджи отпустил ее.
— Как пошиваете? Вит у вас, как всекта, плестящий. Я вас хотел познакомить с этим молотым парнем. — Он показал на молодого длиннорукого человека рядом с собой. — Тшан Шерий Араприан. А это Кра’сри Круйке. Кра’сри, поздоровайся с Тшан!
Тот выглядел смущенным.
— Здравствуйте, — восхитительно акцентируя, сказал он тихим, низким голосом.
У него была слегка сияющая кожа, среднего цвета между насыщенной бронзой и очень темной зеленью, и грива матовых черных волос в мелкие кудряшки. Абсолютно черные облегающие брюки Кра’сри выглядели идеально скроенными, их дополнял короткий пиджак. На длинном лице — плосковатый нос, зубы нормальные, но очень белые, глаза с длинными веками. Выражение лица Кра’сри было неуверенным, изумленным, может быть немного настороженным, что несколько смягчалось чем-то вроде постоянной улыбки. Морщинки, возникшие от частого смеха, выглядели странно для столь молодого человека. Он словно примерялся к усам и угловатым бровям, не зная, будет ли носить их дальше. Глаза у него были темные, с золотыми пятнышками.
Он был почти неодолимо привлекателен, и потому Джан Серий мгновенно включила свою высшую степень подозрительности.
— Меня зовут Джан Серий Анаплиан. А как правильно произносится ваше имя?
Тот ухмыльнулся и, будто извиняясь, взглянул на сияющего Пунванджи, двигавшего бровями.
— Клатсли Квайк, — ответил он.
Джан Серий кивнула.
— Рада познакомиться, Клатсли Квайк, — сказала она, взяла стул и переставила его так, чтобы молодой человек оказался между нею и Пунванджи, который разочарованно посмотрел на нее, а затем стукнул ладонью по стойке.
С дальнего конца бара по сверкающим рельсам, позвякивая, приехало сервировочное устройство.
— Шпиртное! Шигареты! Ширнуться!
* * *Она согласилась выпить немного, чтобы составить компанию Пунванджи. Квайк закурил трубочку какой-то сказочно благовонной травы — только ради запаха: наркотического воздействия трава не оказывала, хотя от одного аромата кружилась голова. Пунванджи заказал два татуировочных наркостила и (когда Джан Серий и Квайк отказались) принялся тереть одним из них руку от локтя до запястья. Нарколинии поначалу светились так ярко, что его розовое лицо зазеленело. Он вздохнул, откинулся к спинке высокого стула, выдохнул и, закрыв глаза, обмяк. Пока Пунванджи наслаждался первым кайфом, Квайк сказал:
— Вы с Сурсамена?
По его тону казалось, будто он оправдывается в знании того, чего знать не должен.
— Да, — ответила она. — Откуда вам это известно?
— Пустотелы — моя профессия. Я их изучаю. Мне кажется, они прекрасны.
— И не только вам.
— Конечно. Удивительно, что не все считают их бесконечно прекрасными.
Джан Серий пожала плечами.
— Есть много прекрасных мест.
— Да, но пустотелы — они особенные. — Квайк поднес руку ко рту. Длинные пальцы. Кажется, он зарделся. — Извините. Вы жили там. Мне ли говорить о том, какое это сказочное место.
— Для меня это... это дом. Место, где ты вырос, может кому-то показаться экзотическим, а для тебя это дом, где ты играл и шалил. Это всегда что-то обычное. А вот все другие места — такие необыкновенные.
Она отхлебнула из стакана. Квайк попыхтел трубкой. Пунванджи глубоко вздохнул, не открывая глаз.
— А вы? — спросила она, вспомнив про хорошие манеры. — Вы откуда? Можно узнать ваше полное имя?
— Астл-Чулиниза Клатсли ЧФ Квайк дам Уаст.
— ЧФ? — переспросила она. — Буквы «Ч» и «Ф»?
— Да, буквы «Ч» и «Ф», — подтвердил он, слегка кивнув с озорной улыбкой.
— Это аббревиатура?
— Да. Только это тайна.
Джан Серий с сомнением посмотрела на него. Квайк рассмеялся, раскинув руки.
— Я много путешествую, госпожа Серий, я — Бродяга. Я старше, чем кажусь. Я встречал многих людей, многое давал, делил и получал. Побывал едва ли не всюду. Я встречался со всеми основными эволютами, разговаривал с Богами, делился мыслями с сублиматами и вкушал, насколько это доступно человеку, нечто вроде радости, мчась через то, что Разумы называют Бесконечно Забавным Пространством. Я уже не тот, что был, принимая свое полное имя, и больше оно меня не определяет. Тайна в центре моего имени — вот максимум, чего я заслуживаю. Верьте мне.
Джан Серий задумалась. Квайк назвал себя Бродягой (говорили они на марейне, языке Культуры, в котором имелась фонема для обозначения прописных букв). Всегда существовали люди Культуры — или, скорее, выходцы из Культуры, — которые так себя называли. Ей казалось очевидным, что это особый класс общества. Они и в самом деле бродяжничали. Большинство не покидали пределов Культуры — перемещались с орбиталища на орбиталище, с места на место, странствовали на лайнерах или трамперах, а если удавалось, то и на кораблях Контакта.
Другие скитались среди прочих эволютов и претендентов, перебиваясь — при встрече с потрясающе отсталыми обществами, еще даже не отказавшимися от монетарного обмена, — межцивилизационным взаимопонятным общением или используя микроскопическую долю считающихся бесконечными ресурсов Культуры, которыми и оплачивали свои странствия.
Некоторые забирались подальше, где обычно и возникали проблемы. Одно присутствие такого индивида в малоразвитой цивилизации могло радикально ее изменить, если индивид не желал замечать своего воздействия на тех, среди кого вознамерился жить или на кого притащился глазеть. Не все из Бродяг соглашались на кураторство со стороны Контакта. И хотя Контакт свободно наблюдал за путешественниками, забредавшими в уязвимые общества, нравилось это им самим или нет, скитальцы иногда пропадали из его поля зрения. Целый отдел Контакта наблюдал за развивающимися цивилизациями — не обнаружится ли там Бродяг, которые (с заранее обдуманным намерением, из приспособленческих соображений или даже случайно) стали Сумасшедшими Профессорами, Деспотами, Пророками или Богами. Были и другие категории, но чаще всего Бродяги распределялись по этим четырем. Именно в этих направлениях фантазии уводили человека, когда он терял нравственный стержень в окружении примитивов.
Большинство Бродяг, однако, не создавали подобных проблем — обычно они вспоминали о доме и возвращались в Культуру. Но некоторые так нигде и не оседали, скитались всю жизнь, а отдельные (очень многие, сравнительно с обычной пропорцией внутри Культуры) фактически жили вечно. Или, по крайней мере, до тех пор, пока не встречали — почти неизбежно — насильственную, непоправимую смерть. Ходили слухи — обычно в виде чьей-нибудь похвальбы — о неких ровесниках Культуры, кочевниках, которые дефилировали по галактике, среди бесчисленных цивилизаций, народов и обществ, на протяжении тысяч и тысяч лет.
Верьте мне, сказал он.
— Пожалуй, не стану, — проговорила наконец Джан Серий, чуть прищурившись.
