Василий Орехов - Миссия невыполнима
Родим часами отжимался от пола, бездумно мерил камеру шагами или сидел на полу в позе лотоса, однако полностью отрешиться от черных мыслей не мог. Выполнив это задание, он должен был лечь рядом с ребятами своего подразделения. Второй раз в жизни, как и после операции на Дальнем Приюте, он попал в эту нравственную ловушку – целиком положив вверенное ему подразделение, сам он остался в живых. Только теперь ситуация была еще хуже, потому что в обмен на его никчемную жизнь Империя будет вынуждена поступиться частью своего могущества. В том, что дьявольски хитрый шахматист Рашад затребует за его освобождение по максимуму, Песец не сомневался ни мгновения. Он был благодарен коварному монарху лишь за то, что тот не заставил его присутствовать при казни Казимира и Светки. Если зрелище гибели Витковского он наверняка пережил бы достойно, то на казни рыжей девчонки мог бы и дрогнуть. Скорее всего нет, но проверять желания не было.
Время текло, время незаметно ускользало сквозь пальцы, и Родим вскоре потерял ему счет. Свет в камере горел круглые сутки, мешая спать. Пестрецов начал подозревать, что вертухаи отстегивают кровать и приносят ему еду не строго по часам, а через неравные произвольные промежутки времени: иногда он испытывал страшный голод и неимоверную усталость среди дня, а иногда не мог заставить себя прикоснуться к еде, и ее через полчаса уносили нетронутой. Порой целую ночь он лежал без сна, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок. Похоже, король Рашад все же достигал своей цели, понемногу расшатывая психику мистера Сименса – не мытьем, так катаньем.
Родим вполне мог выпрыгнуть в коридор под удар дезинтегратора или, как любой Горностай, лишить себя жизни еще десятком способов, в том числе и будучи полностью обездвиженным, – например, по методике древних самураев удушить себя, проглотив собственный язык. Однако он имел возможность сделать это в любой момент и пока просто выжидал. Запас физических и душевных сил у него еще был. Если Рашад Сауд, сообщив Александру Михайловичу о выжившем Песце и договорившись о значительных уступках со стороны Империи, обнаружит в своих застенках вместо личного вассала императора холодный труп, это причинит Аль-Сауди довольно крупные неприятности. Однако для этого следовало быть абсолютно уверенным, что переговоры уже начались, что монарх не затаился на некоторое время. Если переговоров еще нет, скрыть смерть Песца будет проще простого, а значит, она не сможет нанести противнику максимальный ущерб. Это будет даже не размен равноценных фигур – просто ненужная жертва.
Когда за ним пришли и жестами приказали выйти из камеры, Родим был совершенно спокоен. Он уже решил, что самоудушение – не лучший способ самоубийства. Его могут успеть спасти, сделав трахеотомию. Существовал более надежный способ уйти из жизни. Попавшие в плен средневековые ниндзя убивали себя даже связанными и под надежной охраной – они незаметно откусывали себе язык и высасывали собственную кровь до тех пор, пока не умирали от острой кровопотери. Правда, Песец не был абсолютно уверен, сумеет ли довести дело до конца. В собственном мужестве он не сомневался, но его мог подвести организм, истощенный недостаточным количеством пищи и сна, истерзанный муками совести и душевными страданиями. Он мог просто потерять сознание в самый неподходящий момент, и его опять-таки могли спасти. Впрочем, если Александру Михайловичу вопреки договоренности вернут искалеченного вассала без языка, гнев императора все равно будет страшен.
Четверо конвойных долго вели закованного в силовые наручники Пестрецова низкими темными коридорами, затем погрузили в лифт. Ему не завязывали глаз и не пытались запутать в многочисленных тюремных переходах, водя кругами, из чего Родим сделал вывод, что либо его ведут на казнь, либо собираются куда-то переместить. Вполне возможно, начнут готовить к отправке домой – если он действительно козырь для Рашада, передаче заложника Империи будут предшествовать личный сеанс связи для подтверждения того, что он жив, взятие генетического материала для идентификации и так далее. В любом случае торопиться покончить с собой не следовало. Это было второе умение после терпения, которому обучали в русском диверсионном спецназе, – выдержка. Никогда не следует торопить события, если они с равной вероятностью могут развиваться в нескольких направлениях. Откусить себе язык он вполне успеет и потом, когда его станут откармливать, отмывать, приводить в порядок и переодевать в цивильное, дабы предъявить императору более или менее ухоженного заложника, а не изможденного пленника с воспаленными глазами, обветренными губами и ввалившимися щеками.
Лифт двигался очень долго. Родим даже не подозревал, что секретная политическая тюрьма «Аламута» расположена так глубоко под дворцом. Это подтверждало его худшие опасения – его явно не переводили в другую камеру и не транспортировали в помещение для ритуального отсечения головы. Его везли на поверхность.
Песца вывели из лифта, провели по нескольким длинным коридорам и лестницам, передали другим охранникам и посадили в другой лифт. Да, пожалуй, побег из этой тюрьмы действительно был делом безнадежным – даже вырвавшись из камеры, заключенный неизбежно заблудился бы в хитросплетениях подземных катакомб и рано или поздно был бы зажат взводом плазмометчиков в одном из темных тупиков. Очередная четверка сопровождающих была одета в форму личной королевской гвардии, так что сомнений у Родима больше не оставалось. Он – просто разменная пешка в игре крупных мировых держав. Что ж, эфенди Рашад, хорошо. Поиграем в эти игры. Вы опытный шахматист и обязаны знать, что пешка, достигшая последней вражеской диагонали, превращается в ферзя.
Его еще дважды передавали с рук на руки. Коридоры, в конце каждого из которых приходилось преодолевать мощные затворные ворота, напоминавшие двери бункера, становились все шире и роскошнее. В какой-то момент Песец сообразил, что его ведут во внутренние дворцовые покои. Любопытно, любопытно. Король хочет в последний раз с глазу на глаз побеседовать с узником? Что ж, у Родима еще достаточно сил, чтобы сделать эту беседу незабываемой.
Его привели в просторный зал, украшенный богатыми коврами и настенными фресками. Похоже, это была все та же королевская библиотека – вдоль стен располагались высокие, в два человеческих роста, стеллажи, заполненные древними бумажными книгами в кожаных переплетах с арабскими письменами на корешках. В центре библиотеки был установлен столик, сервированный свежими фруктами и изысканными закусками, возле придвинутого к нему мягкого дивана дымился кальян. Один из гвардейцев молча снял с Пестрецова силовые наручники, и все четверо охранников, не произнеся ни слова, вышли из библиотеки, плотно притворив за собой дверь.
Бросив взгляд на стол, Песец хмыкнул и, растирая затекшие запястья, опустился на диван. К королевским подачкам он прикасаться не собирался.
Прошло несколько минут. Внезапно массивные двери снова отворились, и в зал ввели живого и здорового Лося. В полном безмолвии его подвели к дивану и сняли с него наручники. Когда гвардейцы удалялись, Родим уловил в их резких движениях и настороженных взглядах искоса неподдельный страх. Похоже, Лось в своем заточении причинял тюремщикам куда больше хлопот, чем хладнокровный Пестрецов. А уж когда двое Горностаев собрались вместе, гвардейцам определенно стоило опасаться за свою безопасность, невзирая даже на разрядники на боевом взводе, которые охранники сжимали в руках.
Когда гвардейцы покинули помещение, Родим встал, шагнул к Казимиру, и они крепко обнялись. Затем оба в полном молчании уселись на диван, ожидая, чем закончится это представление. Библиотека вполне могла прослушиваться, поэтому самым мудрым в сложившейся ситуации было сохранять безмолвие. Витковский до сих пор был жив и не изувечен, и это зарождало в сердце Песца безумную надежду на то, что и со Светкой все более или менее в порядке. Но он гнал ее от себя, ибо эта надежда ослабляла его, как ничто другое…
И все же Родим не сумел сохранить внутреннего спокойствия, когда в библиотеку ввели Рысь. Его сердце возбужденно подпрыгнуло, когда он увидел ее бледное, осунувшееся, напряженное, злое, но такое родное лицо. Осознание того, насколько она дорога ему, снова пронзило его насквозь, как тогда, на Талголе, когда они с Казимиром эвакуировали ее с раздавленной грудной клеткой с мусорной свалки. Разумеется, она уже давно не была его женщиной, она была без пяти минут миссис Глам Саггети, и все же Пестрецов не смог удержать пульс в норме, увидев ее живой и здоровой после того, как мысленно уже много раз похоронил.
Тем не менее внешне он сумел остаться совершенно бесстрастным, и на его лице не шевельнулся ни один мускул. Они с Лосем по очереди крепко обняли Светку – Песец, пожалуй, чуть крепче и чуть дольше, чем следовало, – и снова в полном молчании опустились на диван. Рысь тоже отчетливо понимала, что сейчас не время и не место предаваться эмоциям и вслух делиться планами на будущее. Однако Родим знал, что, если придется действовать внезапно, быстро и жестко, на нее вполне можно положиться. Что касается Витковского, то в нем он был уверен как в своей правой руке.
