Александр Зорич - Консул Содружества
И вот в ней, в этой неприглядной, смолисто-черной воде – мертвые, обветшавшие заросли гигантских папоротников. Возможно, их убило изменение химического состава воды или воздуха, возможно – остаточная радиация (здесь сильно фонит), а может, и направленная нейтронная бомбардировка. Бр-р-р-р…
Мы стараемся держаться между мертвыми лесами и склонами сопок. Это хоть в какой-то мере нас маскирует.
– Сениор капитан, один вопрос.
– Да, Серж.
– Перейдите, пожалуйста, на закрытый канал.
– Говори.
– Может, лучше все-таки закрыть?
– Я теряю терпение.
Итак, наш разговор слышат все. Ну что ж, так и быть.
– Хорошо. Почему вы считаете, что у кровернов один пси-мастер?
– Генеалогия, Серж, генеалогия. Вспомни рисунок в подземном храме!
– Помню. Ну и что?
– Я уже догадалась, – отзывается Беата из башни. – Сениор капитан полагает, что один из вертикальных столбцов этой таблицы отражал линию преемственности между самыми талантливыми ковернами, то есть пси-мастерами. Действительно в большинстве случаев на каждое поколение там приходилось по одному кроверну. Но как раз пследний, самый нижний рисунок, показывал двух! Поэтому я не согласна с сениором капитаном. Пси-мастеров двое. Да и вообще, это только одна возможная трактовка…
– Да, сениор капитан, их там было двое!
– А как же знаки ремесла, джентльмены? Вы не принимаете их во внимание!
– Джентльмены и леди, – поправляет Беата.
– Джентльмены и леди, вспомните рисунки, которые окружали самую нижнюю пару. Рядом с одиноким кроверном были изображены символы климатизации – вулкан, туча, водяной столб. А что было рядом с другим кроверном?
– Олимпиада какая-то, – пробормотал я, припоминая семь переплетенных колец.
– Верно! Кто возьмется уверять, что это символ климатизации?
– Может, это символ тотального уничтожения семи миров, – предположила Карлскрона, извечная пессимистка.
– Я тоже полагаю, что кольца – это миры, – согласился Вальдо. – Но только вряд ли такой знак обозначает уничтожение. Не та семантика. Имейте в виду: кольца рисовались людьми, а для человеческого мышления существуют незыблемые семантические универсалии. Будь этот человек землянин, веганец или Воин Обновления.
– Хорошо. Но если пси-мастеров и вправду всего лишь двое, почему майянцы не сообщили нам об этом сами?
– Они что – идиоты, Сережа? Они же понимают, что в этом случае останутся без специалиста по спасению своей планеты! А значит – без обновления! Потому что первой мыслью, которая придет в голову людям Хищного Тулана, будет уничтожить пси-мастера, вдохновляющего экологическую экспансию кровернов. Нет пси-мастера – нет войны! К чему мы, собственно, и стремимся.
Слишком просто. Не верю.
Подобный научный диспут на скорости сто пятьдесят километров в час не мог продолжаться долго. Ми-литумы предупреждают, что впереди – компрессор-19. Первое искусственное сооружение на нашем пути.
Сопки нехотя расступились в стороны. Большое озеро, заполненное той же мертвой водой. Растительности нет и в помине. Из дымки на нас рывками надвигается стеклянистый колосс, голова которого тонет высоко-высоко в свистопляске облачных потоков.
О Белый Космос!
Суперкомпрессор материи, работающий с метеорным железом, ураном, кобальтом. Мечта любого колониального правительства. Средоточие инженерного гения. Венец закритических технологий, блин.
Эта грандиозная конструкция, отдаленно напоминающая многократно увеличенную доменную печь, предназначена для преобразования обычного атомарного вещества в квазивещество, поддающееся конверсии схеме масса-ускорение-гравитация. Все понятно? Мне тоже.
Конвертируемое квазивещество – это топливо, на котором работают МУГ-конвертеры. Это реакторы, вырабатывающие антибарионы для военных и промышленых нужд. Это основа энергосердец глидеров, планетолетов, кэбов. Залог могущества нашей цивилизации.
Во всем Содружестве только три планеты располагают производственными комплексами такого масштаба. Один из них для Содружества потеряна – Виндхайм.
Компрессоров здесь были построено тридцать пять штук, если «штука» – это подходящее слово для такого колосса. Тридцать пять. По числу роев гигантских полиметаллических метеоритов, которые центаврианцы аккуратно заваливали на поверхность планеты из ближайшего пояса астероидов.
В общем-то неудивительно, что тут сопки взрывались…
– Скорость – ноль! Все на грунт! – внезапно командует Вальдо.
Что такое? Сенсоры не выдают ничего, даже отдаленно похожего на кровернов.
Падаем. За нашими спинами приземляется планетолет.
Громадная башня компрессора окружена подозрительными валами. Они вздымаются прямо из воды и по виду состоят из спекшегося ила. Или глины, или вулканического пепла – на глаз трудно определить. Больше всего субстанция напоминает мягкий пластик, но происхождение у него – явно естественное.
Валы высокие. Самый близкий к компрессору – метров пятнадцать над уровнем воды. Следующий, отстающий от первого метров на двести, – примерно вдвое ниже. И вот таких валов, из которых каждый последущий вдвое ниже предыдущего, – еще пять.
Больше всего это похоже на волны, вот что. На волны, разбежавшиеся от брошенного в воду камня и вдруг застывшие. Только пропорции какие-то непривычные, будто сила тяжести была очень мала и волны получились неожиданно высокими… Похоже, не камень в воду бросали, а «Циклон-2 Bat»,..
– Даю целеуказание! – Вальдо просто вне себя почему-то. Ярость? Страх?
Моя экоброня принимает пакет данных, переданный его милитумом. «Тандер» автоматически наводится на один из технологических балконов компрессора.
Пустой балкон с металлическими перильцами, опоясывающий башню примерно в первой трети видимой высоты. Что Вальдо там углядел? И как?
– Огонь!
Стреляют все. Беата добавляет из плазмомета.
Балкон тонет в огне. Я даже успеваю испугаться, не перерубили ли мы башню пополам и не свалится ли она прямо на наши многострадальные головы.
Такая толстуха – и свалится? Ничего подобного. Загудела вся надрывно, точно великанский камертон, но стоит как стояла.
Никто, кроме Вальдо, не понимает, что за оказия. Чем мы заняты? Отрабатываем групповую стрельбу по площадной цели?
А вот и оказия.
Стрекошвейки. Первый раз в жизни вижу одну из них воочию, с дезактивированной маскировочной кожей. Паук размером с танк, с короткими ногами-станинами и тремя длиннейшими суставчатыми хоботами, в которые имплантированы огневые блоки. Так выглядит единственная частично уцелевшая дрянь. От прочих остались только горящие клочья. Они-то в воду и валятся.
Шокированный, но еще живой техномат проявляет чудеса ловкости. Падая, он успевает у самой воды, там, где основание башни расширяется, снова прилепиться к стенке. Прежде чем Беата перебрасывает ствол плазмомета, единственный исправный огневой блок цепкого исчадия кровернов принимается молотить плюс-минус в нашем направлении. В хорошем темпе, не неприцельно.
Плазменный протуберанец, исторгнутый бронебойней планетолета, слизывает гадину вместе с частью ближайшего к компрессору вала.
– Вроде все… – облегченно вздыхает Вальдо.
– Но как вы их увидели, сениор капитан? – спрашивает ворэнт. Для Свечникова это, видать, самая главная проблема в нашей лишенной забот и треволнений прогулке по Виндхайму.
– Правительственная тайна. Но я вам тонко намек дам, так и быть. Моя обычная с виду офицерская экоброня
экспериментальный образец нового поколения полевой экипировки. Стоит она как целый штурмовой танк. Дa и может многое. Так что если я на ваших глазах превращусь в облако радиоактивного газа – не удивляйтесь!
Экспериментальные образцы всегда немножко барахлят Вальдо шутит. Значит, Вальдо доволен. Не делая naузы, он продолжает:
– Взвод, внимание!
Но его перебивает Свечников:
– Оглянитесь, сениор капитан.
Все мы начинаем оглядываться, не только сениор капитан.
Стрекошвейка стреляла вслепую, и все равно не промахнулась. Рядовой второго класса Джо Топак noгиб при выполнении кое-какого задания в кое-каком секторе Пространства.
* * *
На наших часах запущен отдельный таймер – время пребывания в зоне боевых действий. Мы находимся на поверхности Виндхайма девятнадцать минут. Как-то не верится.
Майянцы, в свою очередь, по данным «Юнгера», приземлились двадцать шесть минут назад. Всего-то!
Забранный бронепластиковым переплетом бублик диспетчерской. Сюда нас забросил вполне исправный скоростной лифт, прилепившийся между внешней обшивкой башни и внутренним монолитом собственно технологического блока.
Кизи Кен Аман шипит проклятия и, кажется, плачет. Здесь, внутри, мы нашли его продырявленных соотечественников. Много, человек сорок. Больше половины – женщины, очень красивые, хоть и мертвые. Длинные каштановые волосы одной покрыты инеем, а лицо спокойное и внимательное – ни дать, ни взять Спящая Красавица.
