Фрэнк Герберт - Бог-Император Дюны

— Но тогда зачем мне знать, насколько далеко мы ушли?

— Чтобы понимать, сколько тебе придется идти. Она коснулась рукой щеки.

— Я не…

— Ты сейчас стоишь непосредственно в центре бесконечности. Оглянись и пойми, что такое бесконечность, в чем ее сокровенный смысл.

Она посмотрела вправо и влево. Вокруг была Пустыня в своей нетронутой величавости.

— Мы пойдем из нашей Пустыни вместе, — сказал он. — Ты и я.

— Вы не пойдете, — зло огрызнулась она.

— Это фигуральное выражение. Но ты пойдешь. В этом я тебя уверяю.

Она посмотрела в направлении, откуда они пришли.

— Вот почему вы спрашивали о следах.

— Если бы даже они сохранились, ты не смогла бы дойти обратно. В Малой Цитадели нет ничего, что помогло бы тебе выжить.

— Даже воды?

— Ничего.

Она отстегнула трубку, отсосала оттуда немного воды и пристегнула трубку на место. Он заметил, с какой тщательностью она запечатала конец трубки, хотя не застегнула клапан рта, но Лето слышал, что отец предупреждал ее об этом. Сиона хотела оставить рот свободным для разговора.

— Вы говорите, что я не смогу бежать от вас, — сказала она.

— Беги, если хочешь.

Она обошла Лето кругом, осматривая пустынную окрестность.

— Есть поговорка об открытой Пустыне, — сказал он. — «Одно направление ничуть не лучше другого». В какой-то степени это верно и сейчас, но для меня это не имеет значения.

— Значит, я не вполне свободна покинуть вас, если захочу?

— Свобода — это довольно одинокое состояние, — заметил Лето.

Она указала на крутой склон дюны, на которой они остановились.

— Но я могу спуститься и…

— Будь я на твоем месте, Сиона, я не стал бы спускаться здесь.

Она посмотрела на него горящим взглядом.

— Почему?

— Если ты не пройдешь по естественным ложбинкам, то песок обрушится и погребет тебя.

Раздумывая над его словами, она задумчиво посмотрела вниз.

— Видишь, какими красивыми могут быть слова? — спросил он.

Она посмотрела ему в лицо.

— Нам надо идти?

— С сего дня ты научишься ценить отдых. И вежливость. Нам некуда спешить.

— Но у нас нет воды, кроме…

— Если ею мудро пользоваться, то защитный костюм сохранит тебе жизнь.

— Но сколько времени нам понадобится, чтобы дойти…

— Твое нетерпение начинает меня тревожить.

— Но у нас есть только этот сухой паек в кармане. Что мы будем есть, когда…

— Сиона, ты не замечаешь, что характеризуешь свое положение, как обоюдное? Что мы будем есть? У нас нет воды. Как мы пойдем? Как долго нам придется идти?

Он почти физически ощутил, как у нее пересохло во рту, когда она попыталась сглотнуть исчезнувшую слюну.

— Значит ли это, что мы взаимозависимы? — спросил он.

Она неохотно заговорила.

— Я не знаю, как тут можно выжить.

— А я знаю?

В ответ она кивнула.

— Но почему я должен делить с тобой это драгоценное знание?

Она пожала плечами, и этот жалкий жест тронул его до глубины души. Как быстро Пустыня меняет прежние отношения.

— Я разделю с тобой свои знания, — сказал он. — Но и ты должна найти что-то стоящее, что сможешь разделить со мной.

Она смерила взглядом его тело, задержавшись на тех местах, где прежде были его ноги, и, переведя взор на лицо Лето, сказала:

— Согласие, купленное ценой угрозы, не есть согласие.

— Я не предлагаю тебе насилие.

— Существует много видов насилия, — сказала она.

— А я доставил тебя сюда, где ты можешь умереть?

— Разве у меня был выбор?

— Это тяжелый жребий — родиться Атрейдесом, — ответил он. — Поверь мне, я знаю.

— Нельзя делать это таким способом, — возразила она.

— Вот в этом ты ошибаешься.

Он отвернулся и по синусоиде спустился с дюны. Через мгновение Лето услышал, как Сиона, скользя и спотыкаясь, последовала за ним. Он остановился в тени дюны.

— Мы переждем здесь до конца дня, — сказал он. — Надо идти ночью, чтобы сэкономить воду.

***

Одним из самых ужасных слов в любом языке является слово солдат. Вот парад синонимов, прошедший сквозь всю нашу историю: иогахни, патрульный, гусар, караиб, казак, деранзиф, легионер, сардаукар, Говорящая Рыба. Я знаю все синонимы. Вот они стоят, выстроившись в шеренгу в глубинах моей памяти, говоря: Всегда будь уверен, что за тобой сильная армия.

Айдахо наконец встретил Монео в длинном подземном коридоре, соединяющем восточный и западный крылья Цитадели. В течение двух часов после рассвета Айдахо обошел всю Цитадель в поисках мажордома и наткнулся на него в подземелье. Монео разговаривал с кем-то, скрытым за дверью, но мажордома можно было узнать издали по осанке и по заметной белой форме.

Пластоновые стены имели здесь, на глубине около пятидесяти метров, янтарный оттенок и освещались длинными светящимися полосками, которые включались в Дневные часы. Вдоль коридора дул прохладный ветерок, который создавали лопасти нескольких башен, стоявших но периметру Цитадели и похожих на одетые в накидки Фигуры. Сейчас солнце уже нагрело песок, и лопасти развернулись фронтом к северу, чтобы гнать в подземелье прохладный воздух. Айдахо вдыхал кремнистый запах, занесенный сюда из пустыни Сарьира.

Айдахо понимал, что должен символизировать этот Подземный коридор. Он действительно напоминал древний сиетч. Коридор был широким, в нем вполне могла поместиться тележка Лето. Сводчатый потолок выглядел каменным. Но сдвоенные светящиеся полосы создавали некоторый диссонанс. Айдахо никогда не видел полос в Цитадели. В его дни они считались непрактичными: они требовали слишком много энергии и дорогостоящего текущего ремонта. Шаровые светильники были практичнее, дешевле, их было легко заменять. Он, однако, понял, что Лето считал непрактичными немногие вещи.

Кто-то обеспечивает то, что хочет иметь Лето.

Эта мысль приобрела зловещий оттенок, когда Айдахо приблизился к Монео.

Маленькие помещения были расположены в подземелье, как в древнем сиетче. Дверей не было, вход закрывался легкими занавесками, развевавшимися на ветру. Айдахо знал, что здесь живут молодые Говорящие Рыбы. Вот залы сбора, склады оружия, кухня, столовая, магазины. Видел он и многое другое, что не могли скрыть тонкие занавески. Эти зрелища вызывали его ярость.

При приближении Айдахо Монео оглянулся. Женщина, с которой разговаривал Монео, опустила занавеску, но Айдахо успел мельком на нее взглянуть. Это была женщина в солидном возрасте, одна из командиров, но Айдахо не смог вспомнить ее имени.

Монео кивнул, когда Айдахо оказался на расстоянии двух шагов от него.

— Гвардейцы сказали, что ты разыскиваешь меня, — сказал Монео.

— Где он, Монео?

— Где кто?

Монео оглядел фигуру Айдахо с ног до головы. На Дункане была надета старинная форма Атрейдесов — черно-красный ястреб на груди, высокие, начищенные до блеска высокие сапоги. В облике этого человека было что-то торжественно-ритуальное.

Айдахо порывисто вздохнул и процедил сквозь стиснутые зубы:

— Не стоит играть со мной в эти игры!

Монео отвел взгляд от ножа, висевшего в ножнах на поясе Айдахо. С инкрустированной драгоценными камнями рукояткой это оружие выглядело музейным экспонатом. Где только Дункан нашел его?

— Если ты имеешь в виду Бога-Императора… — начал Монео.

— Где?

Монео не сменил интонацию.

— Почему ты так хочешь умереть?

— Мне сказали, что ты был с ним.

— Это было раньше.

— Я найду его, Монео!

— Не сейчас.

Айдахо схватился за нож.

— Мне надо применить силу, чтобы заставить тебя говорить?

— Вот этого я тебе не советую.

— Где… он?

— Ну, если ты так настаиваешь, то могу сказать, что он в Пустыне с Сионой.

— С твоей дочерью?

— Ты знаешь другую Сиону?

— Что они там делают?

— Она проходит свое испытание.

— Когда они вернутся? Монео пожал плечами.

К чему этот излишний гнев, Дункан?

— В чем заключается это испытание твоей…

— Я не знаю. Но почему ты так расстроен?

— Меня тошнит от этого места? Говорящие Рыбы! — он с отвращением отвернулся и сплюнул.

Монео посмотрел вдоль коридора, вспомнив, как приближался к нему Айдахо. Зная Дунканов, можно было легко понять причину его ярости.

— Дункан, — сказал Монео, — это совершенно нормально для молодых женщин, как, впрочем, и для молодых мужчин, испытывать чувство полового влечения к Представителям своего пола. Большинство из них перерастет эти влечения.

— Их надо искоренить!

— Это часть нашего наследия.

— Искоренить! И это никакое…

— О, успокойся. Если ты попытаешься искоренить это силой, то порок расцветет еще более пышным цветом.