Я стираю свою тень 7 - Сергей Анатольевич Панченко
— Тогда будем задействовать только корабль. По моим расчетам, мы успеем перевезти всех, если ничего не поменяется в алгоритме всплесков.
Эти два дня слились у меня в одно непрерывное движение. Посадка, полет, высадка, возвращение. Четырехтактный процесс, в котором не было ни дня, ни ночи. А к концу вторых суток я сам почувствовал, что начинается что-то глобальное. Трой подтвердил мои подозрения.
— Парни, с гравитацией что-то не то, она медленно растет. Такого еще не было с момента начала всплесков.
Двигатели, почувствовав дополнительную нагрузку, начали гудеть. До леса оставалась минута полета. Меня одолел такой страх, хоть прыгай с корабля в океан.
— Смотрите! — Апанасий ткнул в экран, на котором виднелась баржа, перевозящая радиоактивные отходы.
Она неистово дымила. Он приблизил изображение насколько это возможно. Судно терпело катастрофу, валилось с двухкилометровой высоты, теряя опасный груз, разлетающийся черным шлейфом вслед за падающим кораблем. Баржа, не выдержав нагрузок, развалилась на две части. Они упали в океан. На месте падения вздулся огромный пузырь, лопнувший белым взрывом, взметнувшимся в небо на километровую высоту. Наше судно тряхнуло добежавшей взрывной волной.
— Кажется, начинается. — Произнес я зловещим шепотом.
— Двигатель на пределе, надо садиться. — Произнес Трой.
Наш корабль уже летел над лесом. Выбрали подходящее место и сели, обломав ветки и вклинившись между толстыми стволами деревьев. Сила тяжести росла с каждой минутой. Моави даже не смогли разбежаться в стороны от корабля. Упали на спину и остались лежать, не в силах подняться. Я чувствовал себя так, будто у меня больше нет модификаций. Бегал среди туземцев раскладывая их безвольные тела на спину, чтобы они не отлежали себе конечности.
А потом начался настоящий ад. Мир начало трясти. Он наполнился гулом, воем, свистом и скрипом. Небо потемнело от грозовых туч. Молнии засверкали с невероятной частотой. Некоторые сверкали так близко, что по телу пробегали судорожные разряды искусственных мышц. Гром слился в одну канонаду. Разразился сильный дождь, потоками стекающий по ветвям и стволам деревьев. В этом момент я поверил, что начался новый цикл, похожий на реанимацию целой планеты. Стало темно, как ночью и только частые вспышки молний поддерживали видимость. Глаза моави отражали их, добавляя пугающей атмосферы катастрофе.
Бедные туземцы почти не двигались, лежа под открытым дождем. Нам пришлось взять на себя все функции по обеспечению их безопасности. Мы обходили периметр и даже подстрелили двух крикунов, которые в условиях высокой гравитации сделались слишком медлительными и вряд ли были готовы нападать на беззащитных моави.
Катастрофа длилась более суток, измотав нас до бессознательного состояния. Я не выдержал и уснул, не увидев, как она закончилась. Проснулся как раз от тишины, нарушаемой тихими голосами туземцев и редкими трелями птиц. Лес молчал, гром не слышался, а сквозь близкие кроны светило солнце. Тело ощущало невероятную легкость. Я сел и осмотрелся.
— Ну, что скажете, парни, пора? — Я хлопнул сопящего во сне Апанасия по ноге.
Он открыл глаза, зевнул и произнес:
— Камила приснилась. У нее в руках был гриф от штанги. Она сказала, что я бесхребетная тварь и она вставит этот гриф мне вместо позвоночника, если я не вернусь сегодня же.
Заключение
Заключение
Корабль высадил нас в том месте, где я оставил свою машину. Там же была и машина Афанасия. К счастью, никому они не приглянулись в наше отсутствие, даже колеса остались на месте. Мы добрались до города вместе, но перед моим домом Апанасий моргнул светом. Я остановился и вышел, чтобы узнать причину.
— Гордей, мы с Троем решили, что не хотим передавать тебя в руки жене. Сам понимаешь, момент трогательный, вам надо будет как-то без свидетелей пообщаться. Давайте на завтрашний вечер запланируем вечеринку? — Предложил он.
— А, трусы, боитесь женского гнева? — Засмеялся я. — Ладно, мы вам позвоним насчет того, как все прошло, когда и где собираться. Если долго не будет звонков, я, либо убит, либо мы радуемся встрече. — Я вздохнул. — Спасибо вам, парни, что не бросили.
— Вот сейчас это было обидно. — Произнес Трой. — Земляне своих не бросают.
— Ладно, поспеши, Гордей, не хочу в следующий раз увидеться с тобой на твоих похоронах. — Поторопил меня Апанасий.
Они уехали. Сердце мое, глядя на окна родной квартиры, волнительно заколотилось. Я обогнул нашу девятиэтажку и заехал со двора. Места перед подъездом как всегда не нашлось. Припарковался на самом краю дома. Вылез из машины и увидел на детской площадке Айрис и соседку Анну. Они медленно раскачивали качели с Никасом и Таисией. Рядом с женой стояла коляска. От волнения ноги сделались ватными. Никогда не думал, что после разлуки встреча будет настолько непростой.
Я хлопнул дверкой. Никас тут же определил знакомый звук и повернул голову в мою сторону.
— Папка! — Он вытянул ручку в мою сторону. — Мам, смотри, папка вернулся!
Сын спрыгнул с качелей, не дожидаясь их остановки, и со всех ног побежал мне навстречу. Я не смог сдержать слезы. Подхватил Никаса на руки и прижал к себе.
— Папка, ты чё так долго? — Спросил он меня, отстранившись и разглядывая мои слезы.
— Так получилось, сынок, дома расскажу.
Айрис терпеливо ждала меня у коляски. Хоть Полинка и не плакала, супруга все равно качала ее. Она сжала губы, чтобы не разреветься и повернулась к Анне спиной, не желая показывать ей свои эмоции. Соседка поняла суть момента. Подхватила дочь на руки и направилась к подъезду.
— С возращением, Гордей. — Поприветствовала она, пробегая мимо.
— Угу. — Только и смог ответить я.
Айрис бросилась ко мне и тогда уже дала волю эмоциям.
— Мам, хватит плакать. — Никаса, как и любого ребенка, очень пугали материнские слезы.
— Всё, дорогая, не реви. — Я поднял лицо жены за подбородок и поцеловал ее в мокрые соленые щеки и губы. — Все закончилось хорошо, и теперь можно радоваться.
— Я буду рада, только когда наваляю этой Ольге. — Ответила Айрис. — Как можно было так использовать нас?
— Впредь будем умнее.
Мы направились к подъезду. Никас крепко держал меня за руку и время от времени заглядывал в лицо. Уж не знаю почему, не мог поверить, что я вернулся или не мог забыть, что видел мои слезы. Мы
