Виталий Забирко - Статус человека
— Это еще что? — ошарашенно спросил Лев. Берзен от души рассмеялся.
— Вам достался скафандр капитана космопроходцев, осваивавших Нирвану. А кибероид, единственный, кто сохранился на станции из того контингента.
— Ну и шуточки были у наших дедов, — сконфуженно пробормотал Волошин. — Прямо казарменные.
— Зато какова субординация! — явно подтрунивая, мечтательно прицокнул языком Берзен. — У нас бы такую… Прошу. — Он сделал приглашающий жест в сторону люка.
К удивлению Волошина, в катере находился еще только один человек — рыжий веснушчатый парень с необычно подвижным, выразительным лицом, на котором в гиперболической форме отражались все его чувства. Появление Волошина в скафандре высшей защиты вызвало у него буквально пароксизм недоумения, но вопросов он тактично не задал.
— Халлдор Йоунссон, экзомедиколог, — представился он.
— Лев Волошин, текстолог, — чувствуя себя не в своей тарелке, пробормотал Волошин и отвел взгляд. В небесно-голубых глазах экзомедиколога горел недоуменный вопрос о его экипировке, требующий незамедлительного разъяснения.
«Вот и еще один предтеча Homo infrasensualis, — подумал Лев. — Как и Статиша…» Странно, но открытие Ткачика почему-то не вызвало на станции ажиотажа. Казалось, катер должен был быть набит исследователями до отказа, но вот поди же ты… Неожиданно Лев подумал, что за три дня пребывания на станции Йоунссон был лищь четвертым человеком, с которым он познакомился. Это при персонале станции в более чем тридцать человек! Впрочем, сам виноват, приглашали же его на обсуждение отчета в кают-компанию…
Лев хотел сесть рядом со Статишей, но кибероид мягко отстранил его и устроился между ними. По левую сторону от Волошина, как и положено при сопровождении космодесант-ника во время выхода на рекогносцировку. Лев промолчал, а Статиша с трудом удержалась, чтобы не прыснуть.
— Поехали, — сказал Берзен. — Курс на пеленг двадцать три дробь ноль два.
Катер снялся с места и поплыл над нирванским лесом. Вид сверху на бесконечное море псевдомицетов почему-то вызвал у Волошина ассоциацию с гигантским инкубатором разнокалиберных яиц чудовищных размеров монстров. А бескрайность кладки навеивала гнетущее впечатление, будто не сегодня-завтра эти самые монстры должны вылупиться.
— Высвети-ка курс, — предложил катеру Берзен. На центральном экране появилась карта местности, перечеркнутая красной стрелкой.
— Фью-у! — присвистнул Йоунссон. — Мы что, летим к Мегаполису?
— Почти, — согласился Берзен. — Куда-то на окраину… Пусти зонд по траектории полета, — снова попросил он катер.
Зажегся левый экран. По нему потянулось бесконечное море псевдомицетов, затем справа показались развалины Мегаполиса, под зондом промелькнуло какое-То конусообразное сооружение («Грязевой вулкан», — заметил Йоунссон) и снова — белое пространство блестящих разновеликих шаров. Через несколько минут зонд вернули и просмотрели путь в обратном направлении.
— Значит, грязевой вулкан?
— Пожалуй… Сколько до него от станции?
На центральном экране высветилось расстояние: 58,6 км.
— Так. Если скорость передвижения пикьюфи в грубом приближении принять за три километра в час, то, действительно, идти ему около двадцати часов…
Катер остановился и завис над лесом. Сквозь прозрачный пол было видно, как внизу, лавируя между стволами псевдомицетов и обходя заросли переползи-травы, бодренько, ртутным шариком катился по лесу пикьюфи с кольцом-пеленгом на шее.
— Ты смотри, первый раз вижу аборигена таким шустреньким… Каково его эмоциональное состояние?
На экране возникла пикообразная диаграмма с пульсирующим максимумом.
— Ого! Да он просто счастлив!
— Неудивительно. Исполняет просьбу. В этом смысл его существования.
— Интересно, он сейчас также бубнит про себя свою программу общественного поведения?
— Естественно. «Наша цель — жизнь сообществом. Личности вне общества нет. Есть только общество, и каждый — винтик в его организме…» И так далее. Извечная молитва на полтора часа, замкнутая на себя.
— И все же…
Ткачик протянул руку и включил транслингатор.
— Мы рождены, — грянуло в кабине катера, — чтоб сказку сделать былью! Преодолеть…
— К чертовой матери! — в сердцах заорал Ткачик и ударил кулаком по клавише. — Я по винтику разнесу все транслинга-торы, если никто из программистов не ограничит свободу ассоциативного перевода!
— Не кипятись, — спокойно осадил его Берзен. — Это даже интересно, как можно интерпретировать общественную программу поведения пикьюфи во время эмоционального всплеска.
— Что будем делать? — обратился он ко всем. — Сопровождать пикьюфи в катере или пройдемся с ним пешком? Если он действительно держит путь к грязевому вулкану, то идти где-то с полчаса…
На катере не остался никто. Даже Волошин, хотя Берзен намекнул, что в его скафандре передвигаться по лесу довольно затруднительно. Но желание пройтись по Нирване превысило. Он вообще впервые ступал по чужой планете, и для него все было в диковинку. На Земле, еще в начальный период работы с нирванскими текстами, он пару раз создавал в своем кабинете нирванский лес. Но одно дело — имитация, пусть и со стопроцентной адекватностью влияющая на органы чувств, другое — натура. Сознание не позволяло полностью принять даже абсолютный эрзац, поэтому в дальнейшем Волошин никогда не работал со стереокопиями. При посадке в катер, когда он впервые ступил на почву Нирваны, близость громады станции вызывала чувство все той же ненатуральности ландшафта, что и при стереокопировании. Сейчас же, в чаще леса, осознание подлинности чужой планеты, пусть из скафандра высшей защиты, необычно сильно обострило восприятие. Казалось, что при каждом шаге он ощущает не только малейшие неровности и мельчайшие камешки, но и необычную сухость обезвоженной кремнистой почвы, будто ступает босиком, а не в монолитных башмаках с негнущейся металлопластной подошвой.
Он потрогал ближайший ствол псевдомицета. Скользкая, словно полированная, белая поверхность, накаленная солнцем, обожгла руку, хотя через перчатку скафандра высшей защиты он явно не мог этого уловить.
Кто-то похлопал его по спине, и Лев повернулся. Статиша недоуменно смотрела на него сквозь стекло шлема и жестом предлагала идти. Для них здесь были будни — остальные уже скрылись в лесу, догоняя пикьюфи.
Берзен, как всегда, оказался прав. Идти по неровной высушенной каменистой почве в жестком скафандре было сплошным мучением. Непривыкший к таким габаритам, Лев то-и дело спотыкался из-за неимоверной толщины подошв, цеплялся широченными плечами за стволы псевдомицетов, неверно оценивая свои параметры. Кроме, того, внушительная масса скафандра требовала больших усилий при передвижении, что, в соответствии с ее достаточной инерцией, делало походку Волошина похожей на движение разбалансирован-ного кибероида, раскачивающегося из стороны в сторону и явно опасающегося натолкнуться на препятствие. А препятствий здесь было хоть пруд пруди. Вероятно, скафандр обладал каким-то автономным сознанием — ответил же он на приветствие кибероида, — да и Волошин изредка чувствовал рефлекторное сокращение его ткани, помогавшее избежать неминуемого прямого столкновения с псевдомицетами. Но попросить скафандр о помощи Лев так и не отважился. От этого он злился, чертыхался сквозь зубы и старался идти быстрее. Но взвинчивание темпа давалось плохо. Лев сейчас напоминал себе испытателя новой машины, ведомой по пересеченной местности, которому наплевать на окружающий мир, лишь бы прийти к финишу.
Кибероид постоянно крутился вокруг него, чуть ли не поддерживая под локоть и почти ревниво оттирая Статишу. Наконец он заметил:
— Кэп, отстаем.
— У тебя что, есть предложение, как идти быстрее? — зло прошипел Волошин. — Так давай!
Он не успел понять, что происходит, как очутился на плечах кибероида, а вокруг замелькали стволы псевдомицетов. Вероятно, зрелище было аховым — огромная статуя в доспехах верхом на утлом кибероиде, — потому что Статиша безудержно захохотала.
— Стоп! — заорал Волошин. — Опусти на землю!
Кибероид послушно остановился и снял его со своих плеч.
— Что там у вас? — спросил в наушниках голос Берзена.
— Ничего, — жестко отрубил Лев. — Обойдемся как-нибудь сами… — И тут же поспешно добавил: — Это не вам, Ратмир.
Кажется, кибероид обиделся. Но Волошин не обратил на него внимания. Инцидент показался ему диким до нереальности, словно он принял участие в театрализованной цирковой программе, причем в качестве статиста-дурака.
Волошин плюнул на спешку и перешел на неторопливый прогулочный шаг. И хотя времени на рассматривание леса все равно не хватало — слишком уж норовистой оказалась масса скафандра, но внимание обрело большую свободу, и он получил возможность слышать голоса членов экспедиции по внешней связи.
