Александр Воробьев - Огненный след

— Что сегодня дают, опять сухпай?

Заметно повеселевший Стюарт помотал головой:

— Неа, в честь будущей заварушки коки расстарались. Тушеное мясо с овощами, мороженное и соки.

Ольсен причмокнул, а Заремба печально вздохнул:

— Похоже, дело и впрямь будет жарким. Давненько не припомню такого усердия на камбузе.

— Да ну тебя, Мгоно, вечно ты краски сгущаешь! Я с увольнения такого меню не припомню.

Махнув на него рукой, Заремба пошел в санитарный блок. Ветеран выглядел утомленным, впрочем, как и все они, пережившие уже два кровопролитных сражения. Как рассказывал отец, после подавления восстания сепаратистов на Большом Шраме экспедиционный корпус получил полугодовой оплачиваемый отпуск. На лучших курортах! А им?.. А им дали неделю отоспаться после гибернации!

Денис натянул шорты и, поглядывая на часы, двинулся за ним. До завтрака по расписанию оставалось чуть более получаса, а к санитарному блоку теперь, когда „Авер“ опять нес шесть полнокровных дивизионов, по утрам выстраивались длинные очереди.

Но, когда он подошел к дверям санитарного блока, очередь оказалась на удивление небольшой, и в основном состояла из старожилов „Авера“. Их коллег с „Фон Брауна“ в очереди почти не наблюдалось. Денис, встав последним, несколько минут соображал, почему они не спешат привести себя в порядок перед завтраком. И только когда его очередь уже почти подошла, а до завтрака оставались считанные минуты, он хихикнул, сообразив. Просто туалеты на „Фон Брауне“ были рассчитаны на одновременное посещение большего количества народа. Более крупный жилой модуль „Фон Брауна“ позволял экипажу и пилотам жить гораздо комфортабельнее, чем в спартанских каютах „Авера“. Но зато „Авер“, построенный сразу после Большого Шрама, нес куда больше рабочего тела и припасов для своих крошек. Именно поэтому на штурм Ирис отправили его, а не более новый и удобный „Фон Браун“.

Денис уже вышел, оправившись и даже приняв душ, когда к санитарному блоку почти одновременно подошла вся братия с „Фон Брауна“. Мужики, быстро сообразив, что до начала завтрака в гальюн попасть не успеют, матерились и делились на тех, кто решил быть чистым, но голодным, и тех, кто вместо душа предпочитал тушеное мясо. Первых оказалось немного, туалеты имелись и на такшипах, а вот мясо с овощами в бортовых рационах отсутствовало.

Наслаждаясь чистотой тела, Денис натянул свежий комплект формы и, растолкав опять прикорнувшего Стюарта, пошел на завтрак.

В столовой благоухало мясом и специями. Одно из самых больших помещений жилого модуля, оно уступало размерами лишь тренажерному залу да аудитории, где проводили брифинги. Оно было достаточно большим, но даже такого помещения не хватало, для того чтобы накормить все экипажи одновременно, поэтому ели в две смены.

Друзья почти одновременно подошли к своему столу, и Стюарт, с восторгом уставившись на уже расставленные блюда, завопил:

— Ух, ты, парни? шампиньоны, лук, перец! А что за мясо? Говядина! — Он повернулся к хмурому Ольсену: — А ты чего такой невеселый?

— Я не ем мясо. Тем более настоящее.

Стюарт завис, беззвучно открывая рот, затем все-таки, очнувшись, неуверенно поинтересовался:

— Вегетарианец?

— Моя религия запрещает поедать плоть мертвых животных.

Стюарт захлопнул рот, но было заметно, что его так и подмывает спросить, какую именно религию исповедует Ольсен. Денис, тоскливо подумав про собственную невезучесть, опередил друга:

— Что за религия?

Видимо, в его голосе присутствовало нечто такое, что Ольсен смутился и, слегка порозовев, сознался:

— Глупая шутка, командир. Просто у меня аллергия на говядину, не более того.

Денис сочувственно похлопал молодого пилота по плечу. В этой жизни и так не слишком много радостей, и быть лишенным доброго куска мяса не очень-то весело.

— Никогда не слышал о такой аллергии, но, мои сожаления, Ким. Сходи, попроси замену.? Указав Ольсену на раздачу, он сел за стол, подавая пример: — Приступим, мужики!

Стюарт тут же накинулся на еду, а Заремба уже привычно проворчал:

— Я привык к более легкому завтраку.

Набитый рот помешал Бэйну выразить отношение к подобной разборчивости. Вместо него опять ответил Денис:

— У нас будет почти восемь часов перегрузки. Нормально пообедать не удастся, а потом? сразу вылет.

— Думаешь, пошлют всех?

— Сколько бы не отправили к спутнику, в космос выгонят всех, сам понимаешь.

Заремба осторожно понюхал кусочек и, удовлетворенно кивнув, махом проглотил. На его лице на короткое время проявилась блаженная улыбка, но почти сразу исчезла, уступив обычной маске отрешенного безразличия.

— Понимаю, конечно. Огневая мощь в готовности. — Заремба почесал чисто выбритый затылок. — Интересно, что за объект висит на орбите спутника?

— Подлетим, увидим. Для телескопов пока еще далековато. Как думаешь, нас уже заметили?

— Едва ли. Мы идем курсом прямо на них, так что выхлоп не виден. Если не следить за этим конкретным участком космоса, то заметить наши кораблики не так-то просто.

Вернувшийся с тарелкой рыбы Ольсен расслышал последние слова Зарембы и продолжил мысль:

— Значит, стоит флоту развернуться для торможения и включить маршевые, нас засекут.

— Гарантированно. Поверхность отражения радиоволн увеличится в разы. Да и светят факелы, сам знаешь как, только слепой не заметит.

Дожевав первый кусок, Денис высказал общее опасение:

— Если на орбите линкор с плазменными орудиями, мы его, конечно, завалим. Но победа будет пиррова.

Тут неожиданно для всех в разговор вмешался уже прикончивший свою порцию Стюарт:

— Наши, скорее всего, траекторию построили так, чтобы на финальной части нас прикрывала эта чертова цветочная планета.

— Цветочная? — недоуменно переспросил Денис.

— А вы не знали? Здесь все семь планет в честь разных цветков названы. Начальница экспедиции „Ихневмона“ была старой девой и фанаткой цветоводства. А нам теперь мучайся со всякими Зефирантесами и Антуриумами.

Последние два названия Стюарт произнес с плохо скрываемым раздражением. Денис, приподняв бровь, поинтересовался:

— А чего тебя так цветы напрягают?

— Я тебе уже рассказывал!

Денис хотел удивиться, но вдруг припомнил, как еще в Академии товарищ рассказывал, что его любимая обожает выращивать цветы. Да, памятуя, как они расстались, нет ничего удивительного, что Бэйн теперь не переваривает цветочниц. Поспешив увести разговор с неприятной для друга темы, Денис постучал по циферблату часов.

— Парни, скоро торможение, едим быстрее!

Уже принявшийся за мороженое Стюарт, недовольно промычал:

— Успеем. — Он облизал ложку и, сделав вид, будто его осенило, спросил: — Или ты опять за носок опасаешься?

Перехватив еще один удивленный взгляд Ольсена, Денис украдкой показал товарищу кулак. Тот прыснул, но тему развивать не стал. Заремба же и вовсе хранил дипломатическое молчание.

Вернувшись после завтрака в каюту, Денис старательно, не замечая ухмылок Стюарта, еще раз проверил апартаменты на наличие мелких вещей. Позориться при новичке ему не улыбалось. Проверку он закончил аккурат к первому гудку, предупреждающему о скорой остановке вращения. Услышав сигнал, повернулся к Ольсену и поучающим тоном объяснил:

— Вам в Академии рассказывали о том, насколько опасны могут быть незакрепленные мелкие предметы при ускорении?

Недоумевающий Ольсен моргнул и быстро-быстро закивал. Воодушевленный Денис указал себе на плечо:

— Однажды простой носок, забытый неким растяпой под койкой, привел к выбитой из сустава руке. А мне не хотелось бы терять своих людей из-за банального разгильдяйства! Проверь-ка свою койку еще раз, лейтенант. У тебя целых две минуты до невесомости.

За спиной снова прыснул Стюарт. Денис, не оборачиваясь, попытался достать его ногой, но, разумеется, промахнулся. Бэйн предусмотрительно держался вне зоны поражения.

Точно ко второму звонку Ольсен прекратил проверку и, плюхнувшись в койку, быстро пристегнулся:

— Все чисто, командир.

— Ну, будем надеяться.

Вращение останавливали потихоньку, и тяжесть сходила на нет достаточно незаметно, так что Денис заметил невесомость лишь по характерной щекотке в районе желудка. Он машинально сглотнул, стремясь избавиться от неприятного ощущения, но тут к его облегчению, рявкнула сирена, оповещая о начале ускорения. Теперь в пол превратилась бывшая стена, в которую стало вдавливать все сильнее и сильнее. Под действием изменившейся силы тяжести койки плавно развернулись на девяносто градусов. Конструкторы, экономя место на полноценных антиперегрузочных ложементах, заставили койки вращаться туда-сюда! И так будет ближайшие семь с половиной часов, пока „Авер“ не погасит скорость до орбитальной.