Звёзды - это блюдо, которое подают холодным (СИ) - Духовникова Евгения

— Почему я чувствую себя так, будто подвела тебя? — прошептала она.

— Потому что ты — не тенри. Что бы там ни болтала эта… Чесси, — Фау неприязненно поморщился. — Но ты слишком строга к себе. В случившемся нет твоей вины. Тенри всё равно добились бы желаемого — так или иначе. Вот только в ином случае жертв могло быть гораздо больше.

Дверь вновь приоткрылась, и в каюту заглянул Эолант.

— Фау, пожалуйста, — извиняющимся тоном пробормотал флойд. — Прибыли оперативники из министерства форс-мажорных ситуаций. Твои показания…

— Я же сказал: я подойду как только освобожусь! — с нескрываемым раздражением прорычал Фау. Повернулся к Клементине: — Я не хочу сейчас оставлять тебя одну. Идти сможешь?

Оперативники из форс-мажорного министерства оказались довольно толковыми ребятами, деликатными и даже симпатичными, за исключением одного: они всё делали крайне медленно. Удостоверившись, что отправляться в погоню за тенри поздно, а новых жертв не предвидится, не спеша развернули аппаратуру, фиксирующую запись разговора, и приступили к тому, что на Земле назвали бы допросом свидетелей. Слушали внимательно, вдумчиво, не перебивая, а затем задавали встречные вопросы. И хотя рассказы Фау, Эоланта и остальных совпадали вплоть до мельчайших подробностей (что не вызывало сомнений в их достоверности), настояли, чтобы каждый из них поведал свою версию событий, словно во что бы то ни стало стремились отыскать хоть какие-то противоречия. Когда же оперативники удостоверились, что история правдива и противоречий нет, они приняли максимально скорбный вид и долго извинялись перед "лордом Фау", а когда вошёл Эолант — и перед ним тоже.

— На таком катере, как у Чесси, до Виаллиса полдня лету, — сказал он. — Значит, президиуму тенри очень скоро станет всё известно. Возвращайтесь на Землю без меня — перезагрузка бортового компьютера завершится в лучшем случае через два часа.

Потом была посадка в корабли спецназа, и суматоха, и бесконечные разговоры — в основном из-за спасённых заложников. Точнее, из-за того, что последние никак не соглашались поверить ни в свой статус заложников, ни в спасение.

— Неприятно осознавать, что ты был всего лишь пешкой в чужих руках, — глубокомысленно произнёс премьер-министр — и до самой приземления не проронил ни слова. В отличие от остальных, которые, сообразив, что Клементина осведомлена о случившемся гораздо лучше них, мгновенно засыпали её вопросами. На вопросы нужно было отвечать осторожно, дабы не сболтнуть лишнего.

Из всех людей только девушка, которую звали Мирабелла, не участвовала в разговорах, а молча любовалась на звёзды за иллюминаторами и, кажется, испытывала что-то похожее на эстетическое наслаждение. Но, присмотревшись, Клементина заметила в её глазах не восторг, а боль и немое бессилие. Похоже, Мирабелла осознавала, что это её последний космический полёт и ещё одного никогда не будет.

Теперь понятно, как она оказалась среди адептов "Открытого неба". Ведь там — не только больные фанатики, легковерные простачки и лицемерные стяжатели славы, но и романтичные сентиментальные натуры, которым в повседневной жизни так остро не хватает звёздной сказки.

На Землю вернулись глубокой ночью. Их встречали: по ярко освещённому полю космодрома сновали флойды, а за оградой, на человеческой территории стояло несколько аэромобилей с включенными проблесковыми маячками. Разумеется, консул флойдов и его советники были уже оповещены о произошедшем.

— Едем, — Фау перехватил её взгляд. — Людей развезут по домам. Разумеется, ни о каких обвинениях в их адрес не может быть и речи.

— Нет, — Клементина покачала головой. — Стеф.

Стефан потерянно топтался в стороне, подчёркнуто держась на заметном расстоянии от "своих".

— Я волнуюсь за него, Фау. Я должна быть уверена, что он сможет пережить это. Мне кажется, что… — она покраснела и понизила голос. — Мне кажется, он любил Чесси. По-настоящему любил. Я боюсь даже представить, как это горько: навсегда потерять того, кого любишь.

— Хорошо, — кивнул Фау после секундного размышления. — Вас отвезут. Но из дома — ни ногой. Я заеду за тобой как только смогу.

Притянул к себе, поцеловал — грубо, жадно, собственнически, стиснул в объятиях, безжалостно сминая блузку, провёл рукой по голове, зарываясь пальцами в волосы, так, что она чуть не задохнулась от любви. Почему-то именно сейчас Клементине отчаянно не хотелось расставаться с Фау. Душу не покидало странное щемящее чувство, словно им предстояла долгая-долгая разлука. Неимоверным усилием воли она отогнала мрачные мысли и отклеилась от флойда.

— Будь осторожна, — на прощание он бережно сжал её пальцы. — Обещаешь?

— Обещаю.

Дом встретил свою хозяйку привычным теплом и уютом. Если в её отсутствие здесь и производился какой-то обыск (хоть флойдами, хоть людьми), незваные гости действовали весьма аккуратно: разулись у порога, чтобы не натоптать, ничего не сломали и не разбили, а если что-то и трогали, то потом всё вернули на свои места. Всё было тихо; всё было как всегда, — только Джельсомино и Ромолетта, упитанные рыжие астронотусы, завидев своего человека, беспокойно заметались по аквариуму в предвкушении долгожданного кормления.

— Голоден, Стеф? — деланно бодрым тоном спросила Клементина, изучая содержимое холодильника. Ответа не последовало. Судя по звуку, Стефан яростно наполнял ванну.

— Я собираюсь заказать еду, — сообщила она, перекрикивая шум воды. — Тебе что-нибудь взять?

Как и предыдущий, этот вопрос был также благополучно проигнорирован.

Ну и пожалуйста. Значит, будет довольствоваться тем что останется.

Через два часа, когда Клементина уже начала беспокоиться, не вздумал ли её братец утопиться с горя, Стефан выполз из ванной: пунцовый от стыда и водных процедур, угрюмый и неразговорчивый. Молча взял бумажную коробочку с лапшой и ушел наверх. С плохо вытертых волос на футболку капала вода.

На следующий день Фау не появился. Не появился он и во вторник, и в среду. Клементина металась по дому, чувствуя себя птицей в клетке, время от времени пытаясь взяться за что-нибудь — но всё, будто нарочно, валилось из рук. Периодически она заставляла себя остановиться, присесть, хваталась за пульт и с замиранием сердца перебирала новостные каналы: но ни один из них даже вскользь не упоминал о событиях, невольными свидетелями и участниками которых они стали.

Все эти дни Лондон заливало нескончаемыми дождями, и Стефан также безвылазно сидел дома, но почти не показывался ей на глаза, словно намеренно избегал её общества.

Только в четверг, когда ливни немного поутихли, Стефан, наконец, заговорил с ней.

— По ящику об этом не скажут, не надейся. Даже в общих чертах. Такие новости — не для простых смертных.

Клементина хмыкнула.

— И тебе доброе утро. Чайник только что вскипел.

Стефан покосился на кухонный шкаф. Его движения были скованными, неловкими; наливая чай, он чуть было не расколотил чашку, но Клементина сделала вид, что ничего не заметила.

Правда, когда Стефан рассыпал сахар, опрокинув сахарницу, она уже хотела поддеть его, но удержалась, вовремя напомнив себе, что брату пришлось нелегко, и за все свои прегрешения он уже наказан сполна.

— Думаешь, будет война? — буркнул Стефан.

— А ты сам как думаешь?

— Не знаю… Ну, то есть… это же сверхцивилизации. Неужели они не могут договориться? Решить дело миром?

— Не могут, — Клементина вздохнула, вспоминая, что Фау рассказывал ей о тенри.

— Я не хочу войны, — пробубнил Стефан.

— Кто же хочет? Вот только меня больше волнует другое. Если большинство землян поддержат тенри, флойды не вправе будут им воспрепятствовать.

Стефан возмущённо фыркнул.

— С какой стати кому-то придёт в голову поддерживать этих злобных эгоистичных выродков?

— Стеф, люди и тенри — одно и то же.