Ким Робинсон - Красный Марс
И каждый год, когда он заканчивался, казался Джону все менее похожим на то, каким он себе его представлял. Такое место, как Брэдбери-Пойнт, показывало, как быстро все менялось, а такие люди, как арабы, лишь подтверждали это. События выходили из-под его контроля и даже более того — вообще из-под чьего-либо контроля. Здесь не было никакого плана.
Он катился на запад, доверившись автопилоту и глубоко погрузившись в размышления. Пытался понять истинную суть истории, то, как она устроена. И пока он путешествовал день за днем, ему казалось, что история — словно какая-то огромная штуковина, которая всегда находится за горизонтом и которую нельзя увидеть, только ее последствия неожиданно встают перед наблюдателем. Она вершится, когда на нее не смотрят — непостижимая бесконечность событий, которые, оставаясь вне контроля, контролировали все и вся. А он как-никак был здесь с самого начала! Он сам был началом, первым человеком, сделавшим шаг в этом мире, а затем он сюда вернулся и помогал обустраивать мир на голом месте! И все же, вопреки всему, история проходила мимо него. Обдумывая это, он впадал в неверие, а иногда на него внезапно накатывала неумолимая тоска. Все не только выходило из-под контроля, но и становилось вовсе непостижимым — однако это неправильно, с этим необходимо бороться!
Но как? Какое-то социальное планирование… его уже, безусловно, должны были придумать. А эта беготня без плана в нарушение даже зыбкой программы, придуманной вначале, когда заключали договор о Марсе… что ж, она и приводит к созданию такого же общества без плана. Таковой была история до сих пор, хоть она и была сущим кошмаром, огромным собранием примеров того, чего следует избегать. Нет. Им нужен план. Им нужен шанс начать заново, им нужна концепция. Гельмут, угодливый чиновник, Фрэнк со своим циничным признанием статус-кво и принятием разрыва договора — да будто все они заболели золотой лихорадкой!
Фрэнк был неправ. Неправ, как всегда!
Но и его собственные стремления, вероятно, были также неверны. Он основывался на невнятной теории о том, что если бы он увидел как можно больше на этой планете, посетил бы еще одно поселение, поговорил бы с еще одним человеком, то он каким-то образом (не особо усиленно над этим думая) все бы понял — и это его всеохватывающее понимание растеклось бы от него ко всем остальным, распространяясь на новых поселенцев и меняя все вокруг. Теперь он ясно осознавал всю наивность этой теории; сейчас на планете столько народу, что нечего и надеяться связаться со всеми, стать артикулятором всех их желаний и стремлений. Но дело заключалось не только в этом, но и в том, что многие из новоприбывших были очень похожи на людей из первой сотни — сходны причины, по которым сюда прилетели и первые, и последующие. Однако он не знал новичков так же хорошо, как первую сотню, и никак не мог узнать. А небольшая группа, окружавшая его с самого начала, по сути, сформировала его взгляды и мышление, научила его многому, она была его семьей, и он ей доверял. И хотел от нее помощи, и сейчас нуждался в ней сильнее, чем когда-либо прежде. Вероятно, именно этим объяснялась глубина его внезапно нахлынувших чувств к Майе. И, вероятно, именно поэтому он так сердился на Хироко — потому что хотел поговорить с ней, нуждался в ее помощи! А она бросила их.
≈ * ≈
Влад и Урсула перенесли свой биотехнологический комплекс на острый гребень в Ахероне, имевший вид узкого возвышения, похожего на боевую рубку огромной погруженной в воду субмарины. Они избороздили верхнюю ее часть землеройными работами, растянувшимися от обрыва до обрыва. Кое-где получившиеся пространства достигали километра в ширину и были застеклены с обеих сторон. На южной стороне из окон открывался вид на гору Олимп, находившуюся примерно в шестистах километрах, на северной — бледно-бежевые пески равнины Аркадии.
Джон подъехал к основанию гребня по широкому уступу и подключил марсоход к шлюзу гаража, заметив при этом, что земля в узком каньоне к югу от поселения была комковатой из-за обильного содержания в ней вещества, напоминавшего плавленый коричневый сахар.
— Это новый вид тайнобрачной коры, — объяснил Влад, когда Джон его об этом спросил. — Симбиоз цианобактерий и искусственных флоридских бактерий. Флоридские проникают очень глубоко и превращает сульфаты, содержащиеся в породах, в сульфиды, и потом ими питаются Microcoleus. Из его верхних слоев распускаются нити, которые связываются с песком и глиной, образуя крупные древесные породы, то есть это как будто древообразные частицы с очень длинными бактериальными корневыми системами. И эти корневые системы, по-видимому, не остановятся ни перед реголитом, ни перед коренными породами и растопят вечномерзлые грунты.
— И ты их выпустил? — спросил Джон.
— Конечно. Нам же нужно что-то, что может справиться с вечномерзлой породой, верно?
— А вдруг они захотят заполонить всю планету?
— Ну, они, как обычно, содержат ген самоубийства на случай, если начнут подавлять иную биомассу. Зато если они останутся в своей нише…
— М-да.
— Мы считаем, что они не так уж отличаются от первых жизненных форм, которые покрыли материки на Земле. Мы просто увеличили скорость их роста и усилили корневую систему. Самое забавное, что, как я полагаю, они прежде всего должны охладить атмосферу и при этом будут греть то, что находится глубоко под землей. Поскольку от этого существенно возрастет химическое выветривание пород, а все реакции будут поглощать CO2, выходит, что атмосферное давление должно понизиться.
Майя, присоединившись к ним и крепко обняв Джона, отметила:
— А когда будет поглощаться CO2, разве кислород не будет выделяться с такой же скоростью? Тогда и давление вырастет.
Влад пожал плечами.
— Возможно. Поживем — увидим.
Джон рассмеялся.
— Сакс заглядывает далеко вперед. Он будет доволен.
— О да. Он разрешил их выпустить. А весной приедет сюда их изучать.
Они отужинали в зале, который располагался высоко на гребне, почти под самой верхушкой. В крыше открывались люки, выходившие в теплицу, которая находилась уже на самой верхушке. По всей длине северной и южной стен тянулся ряд окон, а восточную и западную закрывали собой горшки с бамбуком. В ужине участвовали все жители Ахерона, соблюдавшие этот обычай Андерхилла наряду с многими другими. За столом Джона и Майи шло обсуждение широкого спектра вопросов, но оно неизменно возвращалось к текущей работе, заключавшейся в попытках решить проблемы, возникавшие из-за необходимости внедрения предохранительных мер во все ГМО, что они создавали. Ахеронская группа ввела практику внедрения двойных генов самоубийства в каждый ГМО, и теперь это должно быть законодательно закреплено ООН.
— Для разрешенных ГМО это будет просто прекрасно, — сказал Влад. — Но если какие-нибудь дураки попытаются сделать что-то сами и просчитаются, то нам не избежать больших неприятностей.
После ужина Урсула заметила Джону и Майе:
— Раз уж вы здесь, вам надо пройти медосмотр. Вы оба уже давно не проверялись.
Джон, ненавидевший медосмотры и вообще какое-либо внимание со стороны врачей, попытался было возразить, но Урсула стала его донимать, пока не вынудила в конце концов сдаться и посетить клинику через пару дней. Там он прошел целый ряд диагностических тестов, которые показались ему даже более доскональными, чем обычно. Большинство из них проводилось томографическими машинами и компьютерами с излишне мягкими голосами, приказывающими ему пошевелиться то так, то эдак, и Джон, совершенно не понимая, что происходит, делал, что ему говорили. Современная медицина! Но затем, наконец, его принялась тыкать, колоть и обстукивать проверенным временем способом сама Урсула. Когда же все закончилось, он лежал на спине, накрытый белой простыней, а она стояла рядом, рассматривая его показания и рассеянно напевая.
— У тебя все хорошо, — сказала она спустя несколько минут. — Есть кое-какие проблемы, типичные, связанные с гравитацией, но ничего серьезного.
— Отлично, — проговорил Джон с облегчением. У докторов всегда так если есть новости, то они плохие, поэтому хотелось отсутствия новостей. Это было своего рода победой, с каждым разом все более весомой. С ним ничего не случилось, отлично!
— Хочешь пройти лечение? — спросила Урсула своим привычным голосом, стоя к нему спиной.
— Лечение?
— Ну, вроде геронтологической терапии. Экспериментальная процедура. Как инокуляция, только она укрепляет ДНК. Восстанавливает нарушенные цепочки, существенно повышает точность деления клеток.
Джон вздохнул:
— И что это значит?
— Ну, видишь ли, обычное старение вызывается, прежде всего, ошибками в делении клеток. После какого-то количества поколений — от сотен до десятков тысяч, в зависимости от типа клеток, начинают учащаться ошибки воспроизведения, и организм ослабевает. Одной из первых слабеет иммунная система, потом другие ткани, и тогда что-то выходит из строя или иммунную систему поражает болезнь, и все, наступает конец.
