Последний шанс - Полина Ром
– А вы из какого года?
– Я из 2025-го.
– Сколько лет вам было, когда…
– Шестьдесят пять, – сухо ответила она.
– А мне сорок шесть. Думаю, до сорока семи я там и не дожил.
Возникла неловкая пауза, во время которой Татьяна с удивлением посмотрела на собеседника, снова закинувшего в рот ложку съедобного месива. Он оторвался от тарелки, почему-то вздохнул и пояснил:
– Я попал в аварию, и меня отвезли на МРТ. Врачи считали, что у меня один шанс из десяти остаться живым после операции. Я не был без сознания, просто не мог открыть глаза…
Затем, словно застеснявшись своей откровенности, он снова опустил взгляд на стол и, придвинув к себе кубики желе, снова поморщился, грустно сообщив:
– И желе я тоже с детства не люблю…
Глава 6
Отношения между симбионтами завязывались с трудом и довольно медленно. Все же каждому из них нелегко было принять тот факт, что больше в мире не существует их родных и близких. Почти у всех остались дети, внуки, какие-то незавершённые дела или проблемы. Все они часто возвращались мысленно в прошлую жизнь, пытаясь додумать про себя, как завершил свой путь их оригинал. Так что большую часть времени все они проводили в каютах, беседуя с Платоном и встречаясь только во время приёмов пищи.
Безусловно, были и моменты, когда все они испытывали более-менее похожие эмоции. Например, когда с диетического питания, напичканного всевозможными витаминами, успокоительными и прочими лекарствами они перешли к нормальной еде, которую можно было жевать. К этому времени всем им опротивели бесконечные каши, желе и кисели, и, когда над столом первый раз высветилось голографическое меню, по залу пронёсся гул общей радости, а кое-кто даже захлопал в ладоши, что вызвало дружный смех у всего общества. Смех вполне дружелюбный и тёплый.
Татьяна выбрала салат из огурцов и помидоров, заправленный сметаной, отбивную и жареный картофель. Константин, который в этот день снова оказался за её столиком, потёр от удовольствия руки и потребовал шашлык, лаваш и точно такой же, как у неё, салат.
С момента знакомства они виделись уже третий или четвёртый раз, но сейчас, под влиянием вкусной еды, впервые беседовали почти с удовольствием:
– …а когда он сказал, что эти тела, – Константин дёрнул крепким плечом, – ещё будут расти, развиваться и, если не случится несчастного случая, доживут до двухсот лет! Ну, тогда я первый раз подумал, что, может быть, это даже здорово – получить вот такое приключение! А для меня так даже спасение. Вряд ли я выжил там... дома, после операции.
– А мне больше понравилось, что нам не грозят ни рак, ни наследственные заболевания. Все же это – великое благо.
Сегодня из-за того, что у всех настроение было приподнятое, в столовой засиделись подольше: пили чай, некоторые – кофин, а небольшая компания ребят затребовала себе пиво и теперь, громко стуча кружками, шумела в дальнем углу.
Привычная еда настроила и Татьяну на достаточно благожелательный лад. Она с удовольствием, никуда не торопясь, пила ароматный чай, таская из маленькой вазочки чуть похрустывающие на зубах вафельные конфетки. Вопрос, который задал ей Константин, немного нарушил её безмятежное настроение:
– Таня, как вы думаете… Как к симбионтам, – он ткнул себя большим пальцем в грудь, – будут относиться обычные люди?
Татьяна чуть смутилась от вопроса:
– Я у Платона спрашивала, почему бодрствуют только симбионты, а все остальные в анабиозе. Ну, вот так, как вы, впрямую, спросить не рискнула. Он ответил как-то уклончиво.
– И мне тоже показалось, что это был тот вопрос, от которого Платон постарался увильнуть. – задумчиво поделился собеседник.
– Да?! А что он вам ответил?
– Сказал, что реакция обычных людей строго индивидуальна и он не вправе обсуждать морально-этические вопросы.
– Понятно… – протянула Татьяна. – В общем-то, такое вполне можно было предположить. – Она тяжело вздохнула, понимая, что тема важная, но не слишком приятная, и все же добавила: – Наверно, в жизни человечества всегда есть кто-то, какая-то часть, которую общество не принимает, не считает себе равной. В древности были рабы, потом – негры и женщины, затем всевозможные национальные неурядицы… мы всегда находимся в состоянии войны сами с собой, – задумчиво резюмировала она.
***
Этот разговор как будто слегка сблизил их с Константином, и они чаще старались выбирать один столик на двоих. То, что их мнение в таком важном вопросе полностью совпало, делало каждого из них «своим» для другого. Чуть больше «своим», чем остальных симбионтов.
Даже на «ты» они перешли достаточно быстро и через несколько дней с лёгкой ностальгией поделились историями из той своей, прошлой жизни. У Татьяна остались дочь, внуки и тот самый, так и не купленный, домик у моря.
– Платон говорит, на Астерисе нет морей совсем. А мне бы так хотелось поваляться на песчаном пляже…
У Константина остались сыновья, бывшая жена и пес, по которому он тосковал.
– Пацаны – что! Взрослые уже... Андрюха институт закончил, Петру два года оставалось до… По квартире я им организовал, не хоромы царские, конечно, но и своя студия в Москве для начала неплохо. Да и после меня двушку разделят... Арчи вот только. Он, получается, самый беззащитный остался. Думаю, что Арчи старший заберёт: они всегда хорошо ладили…
Некоторое время за столом царила тишина, а потом Константин тихо добавил:
– Никак в голове не укладывается, что свой жизненный путь мальчишки уже прошли… Что все это случилось давным-давно…
Татьяна понимающе кивнула головой, ощущая то же самое.
Впрочем, слишком долго грустить у них не получалось: новое входило в их судьбу в таких масштабах и с такой плотностью, что на тоску по дому и прошлой жизни не оставалось сил.
***
С того дня, как Платон отменил надоевшее всем диетическое питание, у каждого добавились часы тренировок в небольшом спортзале. Ничего особо страшного там не происходило: их вовсе не учили драться или убивать.
Скорее эти занятия напоминали общую физическую подготовку: бег, отжимания и подтягивания, долгая ходьба по движущимся дорожкам, канат, прыжки через козла и так далее. Иногда Татьяне казалось, что она вернулась во времена школьного детства.
