Злая, злая планета - Николай Алексеевич Гусев
– Они ничего нам не сделают, – сказал он. – Они больше заняты друг другом.
– Что ты имеешь в виду? – Прошипел Дима.
– А то, посмотри внимательней, они же явно друг другу не рады.
Люди у входа действительно стояли двумя группами. Человек по пять-шесть, все крепкие ребята, угрюмые, в почти одинаковых чёрных куртках. Они прохаживались по сторонам крыльца, как волки, почуявшие добычу. Но большую часть своего внимания они действительно посвящали друг другу, а не темной улице, как было бы, действуй они заодно.
Мы прошли мимо них, пряча взгляд, сбившись тесной группой, постаравшись, чтобы они вообще не увидели, что с нами ещё один человек, которого мы прячем между собой. Хорошо, что у Петра утром всегда много народу. В основном работяги, все те, кто с раннего утра и до позднего вечера вкалывает на производствах – на заводах, из которых только и состоял город, и на которых только и можно было добыть средства к существованию. Их Петр кормил за гроши – зная, что в ночь перед воскресным днём, когда рабочие получали недельный заработок, они все равно придут к нему, и часть их денег осядет к нему в карман. Мы пробились через толпу в самый дальний угол, хиншу села между нами, не снимая капюшона с головы.
– Нужно передать деньги Петру, обязательно, потому что за этими деньгами придут.
Она посмотрела прямо на Кирсанова. Тот поколебался мгновение, затем резко сказал:
– Сидите здесь, я пойду, найду хозяина.
Она дала Кирсанову свёрток, который вытащила из потайного кармана куртки, и тот, взяв его, исчез среди шумной толпы, в суете переполненного кабака.
Мы остались ждать. Те, что караулили у входа вошли за нами и распределились по помещению, кто у входа, кто у окон, и в коридоре, ведущем к туалету. Трое японцев, очень мрачного вида, попытались пробиться к нам, но рядом с нами все места были заняты. Тогда они спихнули с лавки позади нас двоих каких-то пьянчуг и стали дышать нам в затылок. Их соперники явно занервничали и подсели к нашему столику аналогичным маневром, правда слишком близко у них подобраться не получилось и они остались по правую руку от нас через проход. Все они одинаково не были до конца уверены, что мы и впрямь те, кто им нужен, поэтому продолжали следить не столько за нами, сколько за залом и входящими в кабак людьми, насколько это было возможно в оживленной толпе.
Наконец, вернулся Кирсанов с четырьмя кружками горького кофе, втиснулся рядом с нами и только кивнул хиншу головой, ничего не сказав. В этот момент в кабаке вдруг с грохотом распахнулась дверь и с воплями и криками в зал ворвались солдаты Патрульного Корпуса. Все обернулись к двери и хиншу тоже, она опомнилась в последний момент, но было поздно. Те, что были в чёрных куртках, очевидно, получили подтверждение своим догадкам, увидев её глаза.
Ну, а потом началась грандиозная свалка…
Солдаты ломанулись в наш угол и японцы разделились, частью бросившись преградить дорогу патрульным, частью – к нам. Кирсанов схватил хиншу поперёк туловища и рванул с ней через зал напролом. Неизвестно, что им руководило в тот момент, и почему он не оставил хиншу, но, брось мы её там, возможно, нам бы ещё удалось как ни в чем не бывало вернуться на базу. Вероятно, всему виной была человеческая жадность – ведь своих денег мы пока так и не увидели. Я успел заметить только, как где-то над моей головой просвистел, зловеще сверкнув лезвием, длинный нож, чьи-то руки попытались меня схватить, но сразу же послышался визг, и хватка мгновенно ослабла. Мы пробились к стойке, и я вдруг услышал вопль Кирсанова:
– Борис!
Я не успел ничего понять, Петр пинками загнал всех нас в какой-то люк в полу под стойкой и мы пошли за низеньким человечком, держащим в руке тусклый масляный фонарь, по узкому проходу мимо погребов, набитых снедью и хозяйственной утварью. Некоторое время мы слышали грохот грандиозной драки, а потом стало тихо. Человечек подвёл нас к крутой деревянной лестнице, мы поднялись и очутились на заднем дворе.
Человечек зашипел на нас, стал отпихивать прочь и мы, страшась искушать судьбу, пустились наутёк.
Было уже совсем светло, по улицам брели люди, появились машины. Нам удалось забраться в переполненный, дребезжащий автобус, следующий к окраине, Кирсанов заплатил за всех. Мы вышли на последней остановке и ещё километров пять добирались пешком до места, где спрятали танк, искренне надеясь, что с ним ничего не случилось и Володя нас дождался.
Танк был на месте. Володя, конечно, страшно распереживался, стал обсыпать нас вопросами.
– Где Борис? – Спросил он замирающим голосом.
– Его нет, – глухо ответил Дима.
Володю словно обухом по голове ахнули. Он замер, пошатываясь, полуоткрытый рот искажён, лицо желто, глазы жутки, неподвижны, как у мертвеца. Борис был его единственным настоящим другом. Ни с кем больше в экипаже он не был так близок. Теперь у него словно выбили почву из-под ног. Дима, проходя, хлопнул его по плечу.
Мы прошли к танку, и тут Кирсанова словно прорвало. Он накинулся на хиншу, стал орать на неё, как ненормальный, встряхнул пару раз за плечи.
– Кто ты такая?! Почему я из-за тебя влип в эту историю?! Отвечай мне!!
Хиншу вся обмякла, пошатнулась, прислонилась к борту танка и закрыла глаза. Я подумал, до каких пределов она вымотана, за последние дни, какое ей пришлось пережить колоссальное напряжение и моральное и физическое и мне стало очень её жаль. Я шагнул к ней, оттолкнул Кирсанова и обнял её за плечи.
Все так и застыли, Кирсанов словно язык проглотил, а лицо у Димы опять сделалось отвратительно кислым и глядел он на меня и хиншу с нескрываемым отвращением.
– Она все расскажет, – сказал я. – Потом. Ей просто нужен отдых.
Кирсанов весь перекосился.
– Отдых? Может, прикажешь ей тут гнездышко свить? А больше ей ничего не нужно? А ты про нас подумать не догадался, щенок ты, с-сопля!
И вдруг хиншу заговорила. Она отстранилась от меня и опустилась, сев прямо на пол, облокотившись спиной о гусеницу танка и обхватив колени руками.
– Моя мать сиксфинг.
Хиншу смотрела куда-то в пространство перед собой, а мы завороженно глядели в её жуткие, нечеловеческие оранжевые глаза, с вертикальными щелками зрачков.
– Она была из дочерей богатой фамилии, придворного Дома Таррагоны. Землянин, очень богатый человек, полюбил её. Хотя формально такие связи запрещены, подобная история – рядовое явление. По большей части, подобные
