Кевин Андерсон - Скрытая империя. Звездный лес

Джора’х опустил голову, золотые косички всколыхнулись, будто струи дыма.

– Тем не менее, я хотел бы выразить соболезнование Рейнальду, в память о двух зеленых священниках. Мы не послали их останки на родину. Это такая малость, отец!

Мудрец-Император снисходительно улыбнулся.

– Ты знаешь, что я не могу отказать тебе! – толстые, будто канаты, косы спускались с его головы, обвивались двумя змеями вокруг круглого живота и настороженно шевелились, словно правитель был недоволен.

Джора’х, вздохнув с облегчением, достал пластинку из алмазной пленки с протравленными знаками.

– Вот, – он протянул пластинку отцу. – Я составил другое письмо Рейнальду, чтобы он донес его содержание до зеленых священников Терока. Я хотел бы отправить его с первым из коммерческих рейсов.

Правитель дотянулся до письма.

– Это может потребовать времени. Терок – не часто посещаемый мир.

– Я знаю, отец, но это то немногое, что я могу. У меня нет другого способа поддерживать контакт с Тероком.

Цирок’х повертел в пальцах мерцающую зеркальную пластинку.

– Тебе не следует снова думать о человеческой женщине.

– Благодарю за оказанное одолжение! – Джора’х развернулся и пружинистым шагом покинул покои.

Мудрец-Император подозвал к себе телохранителя.

– Возьми это и уничтожь. Джора’ху более не дозволяется посылать сообщения на Терок. Это приказ!

– Да, сир! Я понял!

Брон’н взял алмазное письмо и с большим трудом разорвал пополам. Части нужно было сжечь в печи электростанции.

5. НИРА КХАЛИ

Брошенная в селекционный лагерь на Добро, одинокая среди сотни других подопытных людей, Нира пристально вглядывалась вдаль за тонкой оградой. Ограда лишь формально обозначала границу, для удобства надзирателей, потому что узникам некуда было бежать.

На востоке начинались горы, с запада лагерь окружали поросшие травой холмы, в центре долины черная корка покрывала дно высохшего озера. Земля была исчерчена сухими руслами рек, бешено вскипавших после редких дождей. Казалось, кожу планеты растянули и бросили так, с открытыми гноящимися ранами.

За пять лет заключения в Илдиранской Империи зеленая жрица сумела сохранить свой внутренний мир, она все еще оставалась живой, несмотря на неописуемые надругательства, которые ей пришлось перенести. Ни один лагерный охранник или надсмотрщик-илдиранин не мог заявить, что она когда-либо спрашивала, почему над ней издеваются.

У ее возлюбленного, Джора’ха, не было возможности узнать о том, что с ней произошло. Одним своим приказом он мог бы освободить ее и других заключенных. Нира была уверена в том, что Первый Наследник не мог быть замешан в таком ужасного проекте. Он был слишком благороден и умен. Она чувствовала это сердцем. Знал ли Джора’х хотя бы то, что она еще жива? Могла ли она ошибаться на его счет?

Нира так не думала. Джора’ха внезапно послали на Терок – очевидно, отослали намеренно, чтобы он не мог вмешаться, когда ее похищали. Мудрец-Император вынужден хранить этот секрет от собственного сына, несмотря на то, что она принесла Джора’ху ребенка.

Наместник Добро, второй сын правителя, использовал людей, брошенных сюда, как расовый материал для илдиранских экспериментов. Нира интересовала наместника Удру’ха больше остальных заключенных по нескольким причинам, и поэтому испытывала величайшие страдания.

После рождения первенца, прелестной дочки-полукровки, названной Осира’х – «моя маленькая принцесса» – наместник Добро держал Ниру здесь, в этом кошмарном лагере, и она постоянно была беременна, как племенная кобыла…

Нира стояла на коленях с краю огороженной территории и маленьким инструментом разрыхляла жесткую грязь вокруг тощего кустарника и слабых цветов, которые вырастила. В свободное время она обихаживала и поливала растения, которые удалось отыскать, пыталась помочь им разрастись.

Даже этот слабый всплеск жизни напоминал ей о пышных лесах Терока. Хотя она была вырвана из кущи Вселенского Леса и ощущений лесного разума, Нира все еще оставалась зеленой жрицей и помнила свои обязанности.

Хотя ее зеленая кожа так же поглощала дневной свет и преобразовывала в энергию, как и раньше, солнце Добро было слабым, затянутым дымом и не могло дать необходимое питание организму. Казалось, его осквернила темная история этого места. Она огляделась, прикидывая, сколько времени может употребить на себя перед следующей рабочей сменой.

Селекционный лагерь располагался на большом участке огороженной земли, где стояли бараки, родильные дома, экспериментальные лаборатории и жилищные комплексы охраны. Не знающие другой жизни заключенные занимались своими делами. Кто-то разговаривал между собой; один истощенный человек даже смеялся, как будто не подозревал о своем положении. Человеческие дети – одобренные результаты скрещивания заключенных – умудрялись весело играть и резвиться даже в таком месте, как это. Наместник Добро настаивал на восстановлении чистокровных линий, чтобы сохранить разнообразным и здоровым генетический материал. Однако Нире казалось, что менее чем за два столетия их уже лишили человеческой сущности.

И после пяти проведенных здесь лет к Нире относились, как к новенькой, эксцентричной и со странностями. В конце концов, люди перестали обращать внимание на цвет ее кожи, которая не походила ни на что, виденное ими раньше. Но узники не могли принять ее позиции, почему она не хотела смириться и успокоиться.

Эти бедняги не знали ничего лучшего, чем покорность.

Нира заметила, что охранники объединили несколько рабочих команд. Она попыталась стать незаметной, в надежде, что распорядители отбора не выберут ее, не сегодня. Ее мышцы могли выдержать большую нагрузку, но рассудок устал за годы трудной работы – разделения на кристаллы бледных ископаемых костей, собирания плодов с колючих ветвей кустарников, рытья канав.

В конечном счете, илдиране дали ей задание – как всегда, но она старалась тянуть время. Непослушание только спровоцировало бы охранников повыдергать ее растения. Они делали так уже несколько раз. Она нашла бы другой путь сопротивления, если б могла.

Вначале, пока наместник Добро не знал о ее беременности, Ниру бросили одну в полной темноте. Запирание в неосвещенную камеру – самое страшное наказание для илдиран, избалованных постоянным сиянием дня. Предполагалось, что тьма сломит дух Ниры, а может, и доведет ее до сумасшествия. Наместнику нужна была только ее репродуктивная система, а не разум.

Нира мучилась от холода в сырой темнице несколько недель, физически ощущая отсутствие солнечного света. Под ослепительным солнцем Илдиры ее фотосинтезирующая кожа ежеминутно производила жизненную энергию. Однако в темноте ее обмен веществ должен был измениться. Нира снова научилась есть, усваивать нормальную пищу. Она слабела, но отказывалась капитулировать, сохраняя чистыми сердце и дух.

Наконец ее выпустили из темноты, чтобы сделать анализы и провести эталонный тест. Худое, но красивое лицо наместника повторяло черты Джора’ха, но без намека на какие-либо чувства. Он пожирал Ниру глазами.

После изучения результатов теста он взглянул на нее с укоризной, которую быстро сменил восторг:

– Ты носишь ребенка Джора’ха?!

Вместо того чтобы кинуть ее в лагерный барак или отдать лабораторной команде, как прочих узников, наместник и подчинявшиеся лично ему врачи ухаживали за жрицей, регулярно брали анализы крови, скрупулезно проводили постоянные болезненные обследования. В общем, делали все необходимое для ее здоровья – в своих интересах.

Нира, однако, хранила рассудок и силы для достижения собственных целей.

Рождение ее первой дочери прошло нормально. В родильной лаборатории Нира еще сквозь забытье увидела, что наместник Добро так смотрел на вопящую маленькую девочку, словно готов был растерзать ребенка брата.

Дитя-полукровка от телепатки зеленой жрицы и благородного Первого Наследника. Удру’х назвал девочку согласно традиции илдиранских родов – Осира’х, но Нира часто думала о девочке, как о своей принцессе, тайной надежде из книг, что она прочла вслух любопытному Вселенскому Лесу.

Как и всем узницам селекционного лагеря, наместник позволил Нире в течение шести месяцев нянчить ребенка. Это придавало ей сил. Она сосредоточилась на любви к девочке, заботе о ней. Затем наместник отобрал Осира’х. Все успешные результаты скрещивания изолировались от матерей.

Но насчет дочери Ниры наместник Удру’х замышлял что-то особенно важное.

Моя Принцесса…

Вскоре для Ниры начался настоящий кошмар.

В дальнейшем, как бы упорно она ни сопротивлялась, как бы ни умоляла, наместник постоянно держал зеленую жрицу беременной, экспериментируя с разными отцами. Каждое поражение приводило ее в отчаяние, Нира даже хотела исчерпать свои силы настолько, чтобы умереть. Она жила, подобно травинке в лесу, смятой башмаком и вбитой в землю тяжким дождем, но лишь до возвращения весны. В юности она и предположить не могла, что ее ждут такие испытания. Нира спасалась тем, что выучилась отправлять свое сознание в далекие отсюда места и пребывать там до тех пор, пока реальность не переставала грозить ее разуму.