Георгий Мартынов - Сестра Земли
— А если он промахнётся и не попадёт на вершину?
— И тогда не страшно, — ответил сам Мельников. — Но я уже на месте.
Действительно, как раз в этот момент он опустился на самый край утёса и поспешил включить ток в подошвы, чтобы закрепиться.
Здесь была сравнительно большая ровная площадка. За ней тянулся пологий склон, а дальше снова виднелась широкая пропасть.
— Арсена мало пригодна для прогулок, — сказал Мельников, поделившись с товарищами своими наблюдениями.
Коржёвский и Второв присоединились к нему. Они учли опыт Мельникова и «перепрыгнули» всего на несколько метров.
— Сплошная фантастика! — заметил Коржёвский.
Вторую пропасть преодолели уже легко и уверенно. Мускулы приспособились к необычным условиям.
Сенсационное открытие
Дикий характер местности не изменялся. Как и в начале пути, всюду были только утёсы, пропасти и трещины. Идти можно было в редких случаях. Всё время приходилось прыгать — вперёд, вверх или вниз. Через час такого пути они настолько привыкли, что перелетали через препятствия без всякой подготовки, все трое одновременно.
Иногда, дойдя до относительно ровного места, кто-нибудь прыгал вверх, употребляя всю силу ног. Поднявшись на чудовищную высоту, откуда открывался широкий кругозор, разведчик сообщал товарищам, что он видит. Обратное падение происходило так медленно, что он успевал зарисовать план местности. Это помогало выбирать дорогу. Конечно, во время таких подъёмов Второв снимал киноаппаратом, а его товарищи — фотоаппаратами вид Арсены «с птичьего полёта».
«СССР-КС 3» давно скрылся из виду. Они были одни среди хаотической путаницы скал. Как и следовало ожидать, нигде не попадалось ни малейших следов растительности. Всюду голый камень, преимущественно серого цвета.
Иногда заходили под нависшую скалу, и тогда можно было наблюдать интересную картину. Человек, как только его закрывала тень, мгновенно пропадал из глаз, словно растворялся во мраке. Причиной этого феномена являлось отсутствие атмосферы, которая на Земле рассеивает лучи солнца, препятствуя полному мраку даже в самой густой тени. Вспыхивал прожектор на шлеме, и казалось, что в чёрной пустоте плавает неведомо откуда взявшийся белый шар.
На открытых местах было почти жарко, но в тени тело мгновенно охватывал жестокий мороз и приходилось поспешно включать электрическое «отопление».
Часто попадались глубокие пещеры. Одна из них тянулась так далеко внутрь горы, что они повернули обратно, не дойдя до её конца.
Разведчики не пропускали ни одной трещины без того, чтобы тщательно не осмотреть её. Один из звездоплавателей обвязывался бечёвкой, которая была так тонка, что на Земле не выдержала бы тяжести даже грудного ребёнка, и товарищи опускали его вниз. Во время одного из таких спусков Второе обнаружил какой-то красноватый камень. Отколов порядочный кусок, он поднялся наверх.
Коржёвский внимательно осмотрел находку.
— Это никелистое железо, — сказал он. — Его цвет показывает, что в нём много кислорода. Вы сделали чрезвычайно ценную находку. Она прольёт свет на происхождение Арсены.
Добычу уложили в мешок. В нём было уже много образцов, и на Земле он весил бы, вероятно, четверть тонны. Но звездоплаватели уже забыли о существовании в природе тяжести.
Увлечённые своими исследованиями, они шли всё дальше и не заметили, как Солнце всё ниже опускалось к горам. Внезапно хлынувшая тьма застала их врасплох.
— Этого надо было ожидать, — сказал Мельников. — Арсена довольно быстро вращается вокруг оси. Но ночь долго не продлится.
Местность, мало пригодная для передвижения днём, ночью была совершенно непроходима.
— Надо вызвать радиостанцию корабля, — посоветовал Коржёвский.
— Я вас слушаю, — ответил голос Пайчадзе.
— Темнота поймала нас в ловушку. — Мельников улыбнулся, представив себе, с каким выражением лица слушает его всегда склонный к насмешке Арсен Георгиевич. — Долго продлится эта ночь?
— Старожилы говорили, что часа два. Мы почти на полюсе. Арсена вращается «лёжа». День — шесть часов, ночь — два. Вам не холодно?
— Нет. Отопление костюма хорошо работает. Даже жарко.
— Ну, так спите спокойно. Хищных зверей здесь нет.
— Закусим! — предложил Второв.
Трое товарищей нажали кнопки на своих щитках. Тотчас же они почувствовали, как ко рту подвинулась гибкая трубка, идущая от термоса с горячим шоколадом. Утолив голод, они приготовились терпеливо ждать «утра».
К микрофону подошёл Белопольский, и Мельников подробно рассказал ему обо всём, что видели разведчики. Когда он упомянул про найденное Второвым железо, в голосе Константина Евгеньевича послышалось волнение.
— Кислород? — сказал он. — Если это так, то отпадают последние сомнения. Железо окислилось на воздухе. Воздуха не может быть на астероиде таких маленьких размеров. Арсена — обломок планеты.
— Я тоже так думаю.
Ночь показалась им длинной. Никто не садился на «землю», так как, не имея почти никакого веса, они отлично чувствовали себя на ногах.
Трое людей молча стояли на вершине скалы. При свете звёзд они смутно различали неясные тени друг друга. Глубокая тишина окружала их.
Мельников почувствовал, что стоявший рядом Коржёвский тронул его за плечо. В призрачном мраке он различил протянутую руку биолога. Обернувшись, увидел на чёрном бархате неба, усеянном бесчисленными звёздами, яркую голубую точку. Рядом виднелась другая — жёлтая.
Земля!
За десятки миллионов километров родная планета посылала им, одиноко стоявшим на голой скале, среди пустоты и мрака, молчаливый привет.
И вдруг под металлическим шлемом в ушах Мельникова зазвучали стихи. Это было так неожиданно, что в первую секунду он не поверил своему слуху.
«Никогда не забуду (он был или не был,Этот вечер). Пожаром зари,Сожжено и расколото бледное небо,И на жёлтой заре — фонари!» —
декламировал Второв. Вероятно, он совсем не думал, что его кто-то может слышать, и говорил для себя. Это было похоже на бред.
«Я сидел у окна в переполненном зале,Где-то пели смычки о любви…»
Трудно было придумать что-нибудь другое, что так не соответствовало бы окружающей их обстановке. Стихи Блока звучали дико и нелепо.
«Ты рванулась движеньем испуганной птицы,Ты прошла, словно сон мой легка…И вздохнули духи, задремали ресницы,Зашептались тревожно шелка».
Коржёвский вдруг нервно засмеялся и тотчас же смолк. Его смех прозвучал ещё более странно, чем стихи Второва. Мельников, не видя, почувствовал, как молодой инженер вздрогнул.
— Доканчивайте! — тихо сказал Мельников.
«Но из глуби зеркал ты мне взоры бросалаИ, бросая, кричала: „Лови!..“»
А вокруг расстилалась безграничная пустота. Голубой точкой, не имеющей даже диаметра, сверкала бесконечно далёкая Земля. Жизнь, чуждая, непонятная, промелькнула, как сказочное видение.
«Как он ещё молод!» — подумал Мельников.
— Вы ничего другого не смогли придумать? — послышался голос Топоркова. — Если вам нужно искусство, я могу включить для вас магнитофон.
И неожиданно среди ночного безмолвия астероида зазвучали нежные, пленительные звуки увертюры из «Лебединого озера».
— Откуда это у вас? — спросил Мельников после нескольких минут ошеломлённого молчания. — Нашли время и место для концерта!
— Разве плохо? — сказал Пайчадзе.
Было слышно, как на радиостанции звездолёта несколько человек рассмеялись. Очевидно, там собрались все участники экспедиции. Тревога за друзей, находившихся неизвестно где, заставила их всех прийти к радиоаппарату — единственному связующему звену.
Мельников, Коржёвский и Второв почувствовали тёплую признательность. Товарищи здесь, с ними. В полной темноте, на голой скале Арсены они не одиноки.
Музыка Чайковского смолкла.
— Дать ещё что-нибудь? — спросил Топорков.
— Хватит! — ответил Мельников. — Утро уже близко. Спасибо!
Прошло не больше пятнадцати минут, и слева от них, на невидимом горизонте неожиданно вспыхнула ярко-белая ломаная линия. Точно кто-то огромный исполинским пером вычертил на чудовищной величины ленте неизвестно что означающую кривую.
Поднималось Солнце. Ещё невидимое, оно освещало вершины гор и неровную цепь утёсов.
Потом как-то сразу Солнце поднялось, и очередной «день» Арсены вступил в свои права. Причудливый и мрачный пейзаж показался им весёлым после зловещего мрака «ночи».
Коржёвский посмотрел на Второва.
— Что это вам вздумалось, Геннадий Андреевич? — спросил он, но в тоне вопроса не чувствовалось насмешки. Голос биолога звучал ласково.
