Владимир Васильев - Смерть или Слава
Юлька ступила на дорожку и помахала рукой. Ей замахали в ответ, и со старта, и с площадки перед башенкой, где на креслах или просто стоя дожидался своей очереди парашютный люд. Громкоговоритель усталым голосом Ирины Тивельковой призывал:
– Костя Зябликов, срочно подойди на Манифест. Костя Зябликов, срочно подойди…
С Юлькой здоровались, перемигивались, кто-то уже тащил ее к освобожденному креслу; Юлька, смеясь, упиралась: ей нужно было подняться в башенку, на самый верх, в стеклянное гнездо Ирины, откуда велось наблюдение за прыжками.
Одного из перворазников принесло к самой границе поля; он быстро опускался к колышущейся траве, безучастно повиснув на стропах.
– Ноги вместе! Ноги вместе! – хором заорали со старта.
Перворазник встрепенулся, свел ноги и волей-неволей принял приемлемую для благополучного приземления позу. Старт придирчиво пронаблюдал за касанием; перворазник, не забывший, кстати, вовремя отключить автоматику запаски, снизился, взъерошил траву, не удержался на ногах и упал, но купол погасил удачно и по земле его не протащило ни метра. Руки-ноги он явно сохранил в целости, и получил со старта несколько одобрительных реплик вкупе с мнением, что «из этого будут люди».
Мало помалу небо очистилось, перворазники под парными и одиночными куполами приземлялись, собирали парашюты в охапки и сбредались в обнимку с этими текучими комами к старту. Два инструктора шли по полю, поддерживая парнишку, который заметно хромал, а здоровый перворазник тащил за ними следом сразу три купола. Два темных и один посветлее.
Пора было уже объявлять очередной взлет, но громкоговоритель молчал. Народ на старте нетерпеливо поглядывал на стеклянное гнездо Ирины.
Юлька поднялась наверх и толкнула подпружиненную дверь. Гнездо Ирины пронизывал хрустальный, чудившийся плотным и материальным дневной свет; его очень хотелось потрогать, и так и казалось, что ладони вот-вот ощутят что-то прохладное и упругое.
– Эй, на бом-брамселе! – зычно заорали снизу. Казалось, что вот-вот задрожат несчастные стекла. – Взлет давай, да-а?
Ирина неотрывно разглядывала некую точку в пространстве; Юльку она вроде бы и не заметила. Еле заметно склонив голову, Ирина Тивелькова внимательнейшим образом вслушивалась в чьи-то переговоры. Расположенный где-то под столом репродуктор исходил голосами. Интонации и скороговорка очень напоминали репортаж с финального баскетбольного матча.
– Бэкхем, Купцевич, я его вижу! Прет на восток, к побережью, высота – около двенадцати. Боже, ну и инверсия!
– Представляю, какая начнется свистопляска в центральных районах!
– В центральных? Да там и поселений-то нет.
– Дурень, я о бурях. Он же атмосферу баламутит…
– А-а-а… Верно.
– Он снижаться не перестал?
– Нет. Если не будет маневрировать, снизится к самому океану, за Фалагостами.
Юлька, сдвинув брови, прислушивалась. Снаружи нетерпеливо покрикивали заждавшиеся парашютисты. Вдруг в гул переговоров вплелся близкий и отчетливый голос пилотов «Шмеля».
– Ир, ну чего там? Чего тянешь?
Ирина очнулась, потянулась к переговорнику местной связи и посоветовала:
– Ребята, послушайте-ка волну наблюдателей космодрома.
В тот же миг кто-то на космодроме истошно завопил:
– Вот! Глядите! Он уже виден!
– Где? Где?
– На западе, где же еще?
Ирина обернулась и поглядела на запад. Юлька тоже. Далеко-далеко, у самого горизонта, на фоне умопомрачительной голубизны волжского неба чернела продолговатая черта; черту обнимал светлый расползающийся шлейф. Похоже, к Манифесту спешила буря. Торнадо, смерч, или еще какая напасть.
Давно на Волге не случалось бурь.
– Да что это такое, мама дорогая? – растерянно спросила Ирина и невпопад поздоровалась: – Здравствуй, Юля.
– Привет, – отозвалась Юлька, не отрывая от горизонта заинтригованного взгляда.
Буря с запада накатывалась так стремительно, что вскоре стала заметна не только с башни – парашютисты на старте поутихли, перестали орать и выбежали метров на сто в поле, чтоб удобнее было смотреть. Чтоб строения обзор не закрывали.
А небо на западе исходило вихрями. Бурлил воздух. Взбешенная атмосфера расцветилась всеми красками, от фиолетовой до густо-вишневой, текучие клубы, похожие на концертный дым, вырывались из эпицентра и отвоевывали у ровной голубизны кусочек за кусочком.
И это пугающее великолепие распространялось по небу с ошеломляющей скоростью. Только что было безобидной черточкой на горизонте – и вот уже заняло полнеба.
А потом в самой гуще вихрей вдруг наметился просвет, и там мелькнуло что-то темное, осязаемо плотное; постепенно просветов становилось все больше, вихри и клубы оттеснились к горизонтам, а в небе над Манифестом распласталось что-то огромное, что-то застившее солнце и бросившее на окрестности аэродрома необъятную тень. Оно походило на гигантский летающий город, только вместо миллионов огней оно было испещрено миллионами темных точек. Более темных, чем основное тело вторгшейся в небо Волги неизвестности. И оно летело на восток, быстро-быстро.
Юлька поглядела на летное поле – трава волновалась и кипела на ветру, парашютисты разбежались, кого-то сбило с ног. Легкий «Шмель» развернуло и влекло вдоль дорожки, тащило по растрескавшемуся покрытию; винт вертолета вращался натужно судорожно, дергал лопастями. Заросли вокруг домиков, обиталище соловьев и пересмешников, кто-то словно причесал невидимыми граблями и безжалостно придавил к грунту.
А башня Манифеста стояла, как ни в чем не бывало. «Крепко же ее возвели! – подумала Юлька растерянно. – А что сейчас с „Ценителем?“
Гигант проносился над аэродромом добрых три минуты. А потом в небе остался только белесый инверсионный след, совершенно необъятный и выглядящий как разлохмаченный шарф местного атланта. Беспорядочные порывы ветра утрачивали былую свирепость. Застрявший в кустах «Шмель-омега» перестал бешено раскачиваться и скрипеть. Винт его намертво заклинило, двигатель заглох, а из кабины осторожно выбирались очумелые пилоты.
– Hol's der Teufel! – пробормотала Юлька. – Что это было, Ирина?
Тивелькова наконец оторвала взор от неба за стеклом своего гнезда.
– Что? Я думаю, это корабль чужих.
Юлька хлопала глазами. Господи, да что понадобилось чужим на Волге? Или, опять свайги за бериллием пожаловали?
Рация продолжала транслировать разговоры на космодромном посту и голоса пилотов патруля.
– Пятый, что гость?
– Снижается. Он уже над океаном. Да, и скорость его стремительно падает.
– Как океан? – поинтересовался кто-то.
– Штормит, – коротко ответил патрульный. – Потрясающее зрелище. Жаль, Фломастер не видит, он бы оценил.
– Крейсер свайгов не снизился?
– Нет, висит в ближнем космосе. Кажется, он просто наблюдает.
– Наше счастье… – проворчал тот, кто только что интересовался состоянием океана.
– Свайги! – встрепенулась Ирина. – Ну, точно, опять бериллию желают!
Юлька с сомнением покачала головой.
– Я знаю, у них огромные корабли. Но не такие же! Этот больше некоторых астероидов из внешнего пояса, ей-ей! Да и слышала, что они говорят? Свайги на орбите остались.
– А это тогда кто?
– Ты у меня спрашиваешь? – вздохнула Юлька. – Откуда мне знать, а Ир?
Тивелькова потянулась к радиомикрофону; по Манифесту разнесся ее голос, усиленный электроникой:
– Народ, я думаю самое время расползаться по домам. Заваривается каша, и тут явно замешаны чужие. Костя Зябликов, подойди же в конце концов на Манифест!
Юлька спохватилась:
– Пойду-ка я к своему кораблю…
– Погоди, – Ирина встала и защелкала чем-то на пульте. Светящие глазки гасли целыми секциями. – Я тебя подброшу. Мне все равно мимо космодрома.
– Я подожду у твоего вездика, – сказала Юлька. Ей почему-то очень захотелось наружу, под открытое небо.
Внизу она чуть не столкнулась со спешащим и озабоченным Зябликовым. Зябликов был упакован в ядовито-желтый комбинезон воздушного акробата.
– Привет, – бросил Костя впечатленно. – Видала, а?
И помчался вверх, к Ирине.
– Видала, – вздохнула Юлька ему вслед. – Все видала.
Ирина и Зябликов спустились минут через пять. На космодроме они оказались еще через пять. Юлькин «Der Kenner», похожий на двадцатиметровый бумеранг, крепко и надежно стоял на опорах. Но Юлька заметила: под крылом, обращенным к востоку, опоры на добрую пядь ушли в слежавшуюся, а значит очень плотную землю.
«Ветер», – поняла Юлька и внутренне содрогнулась, прикинув его силу.
До ее заимки было двадцать минут лету. Предстартовый тестинг и разгон занял вдвое меньше.
Еще сверху она заметила на посадочном пятачке знакомый овал савельевского «Саргасса».
5. Роман Савельев, старатель, Homo, планета Волга.
Юлькин «бумеранг» ни с чем не спутаешь. Я выскочил из корабля и, заслонившись ладонью от назойливого света, глядел как она снижается. Снижалась Юлька отчаянно и лихо – не зря прилипло к ней прозвище. Торможение начала километра за полтора до площадки, но ее «бумеранг» строили с учетом атмосферной аэродинамики, так что косые полосатые крылья работали в полную силу. Села она мастерски, погасив горизонтальную скорость коротким маневром – задрала нос «бумеранга», одновременно касаясь площадки задними опорами.
