Проповедь гуманитария (СИ) - Мороз Анатолий

Но самая главная новость заставила просто принять остальные. Члены Ордена Математиков разом потеряли свои способности.

Никто из них был больше не способен даже на простейшую формулу. Утратили свои чудесные свойства и их творения от мала до велика: чёрные дыры в системах Эстивена, Рэраки, Фигердорфа, Арахны и в прочих регионах вновь стали обычными сверхмассивными объектами и поглотили свои планеты. Вычислители, чей возраст превышал пятьсот лет, умерли на месте, а остальные стали выглядеть подобающе возрасту.

— Давайте ещё раз, — сказал Кеннет. — Государственные Компьютеры работают?

— Нет, они уничтожены.

— Школа Математиков?

— Упала в чёрную дыру со всем их столичным регионом.

— Нашим! — исправил король. — Это была наша столица, в которой я сам рассчитывал править! А теперь её нет!

Слуга выслушал всё спокойно. Вспышки гнева у его повелителя были редки, и никогда не приводили к поспешным решениям. Дождался чётких команд он и в этот раз:

— Позовите министров. Всех. Лично. Буду давать указания.

Кеннет имел возможность позвонить каждому из своих высших чиновников и просто сообщить, что он от них хочет, в крайнем случае — организовать онлайн-конференцию, но владетель не любил совещания. Собравшись вместе, министры чувствовали себя увереннее, начинали юлить и уходить от ответов. Увы, он не мог их полностью контролировать, как это делали государи Физматской Империи, Никитии или Клеона.

Монарх запоздало решил прояснить ещё один момент, хотя ответ был очевиден. Он позвонил слуге, недавно покинувшего его кабинет:

— Скажите, планета Единого Главного Университета уничтожена?

— Так точно, как и всё в системе Эстивена.

На глазах повелителя одной шестой части обитаемого космоса выступили слёзы. Он был младшим ребёнком в семье, а правителем стал, когда отец вместе с сестрой и средним братом погибли при покушении. Но имелись в положении принца, не наследовавшего престол, и свои плюсы: он получил образование в, без сомнения, лучшем вузе человечества. Правящей элите отводился механико-математический факультет, а отпрыскам планетарных губернаторов оставалось лишь идти на госуправление. Кеннет вспомнил корпуса Главной Планеты ЕГУ, высеченные из цельных массивов гранита и мрамора, её пропадающие в облаках шпили и башни, сады и газоны, так резко контрастировавшие с полуразрушенными общежитиями, последний ремонт которых состоялся, кажется, до Раскола. Ещё Алан-Ландау постановил, что все студенты, независимо от их происхождения, должны жить вместе, и ректорат неукоснительно следовал этому правилу. Руки западнофизматского короля сами потянулись к чековой книжке и одобрили Министерству Просвещения проект восстановления ГП ЕГУ: в точности, до последнего камня или дыры в обоях.

Окно кабинета распахнулось и внутрь влетел голубь. С учётом того, что помещение располагалось на высоте пятидесяти километров от поверхности, это было странно. Птица склонила шею, прокурлыкала на азбуке Морзе: «Мы согласны» и упорхнула обратно. Кеннет извлёк из этого ответа сразу два вывода: в отличие от математиков, экологи своих способностей не потеряли и готовы стать его агентами на чужих планетах. А ведь для получения их лояльности надо было сделать всего ничего: тридцать лет назад он официально объявил, что последний «зелёный» пойман и прекратил преследования защитников природы.

Начали подходить министры. Оборонное ведомство предложило начать крупномасштабное вторжение во все стороны, пока остальные не оправились от случившегося. Кеннет осадил рвущегося в бой маршала, сказав, что сначала требуется разработать новые уставы для ведения боевых действий без математиков.

У министра информации уже был готов проект новой системы связи, разработанный ещё давно и специально на такой вот случай, но Кеннет, на всякий случай, отправил того переделать финансовое образование.

Министр экономики отметил, что если математики не начнут рождаться снова, то можно будет провести модернизацию производств и исключить людей из большинства технологических процессов. Король не был готов к столь масштабным изменениям: оказывалось, что после роботизации лишь один человек из тысячи не потеряет работу. Задумка ему, однако, понравилась, и ответственный за хозяйство со своими идеями был послан к маршалу, чтобы обсудить, не утратит ли страна мобилизационный потенциал при резком сокращении численности населения.

Министр юстиции оказался единственным, кто пришёл не предлагать, а спрашивать. По итогам, правитель пока предложил убрать упоминания о математиках из всех действующих законов и кодексов.

А вот сам министр по делам вычислителей не явился: умер от старости. Ответ держал самый молодой из его заместителей, в речах которого уже слышанное государем перемежалось с «Не могу знать». Удалось выяснить и нечто интересное. Около половины математиков погибло либо в преклонных годах, либо из-за резко изменившихся условий. Утрата способностей многих застала во время выполнения своих опасных миссий: в вакууме, в высших измерениям, либо даже около какой-нибудь звезды. Вполне естественно, что и новые не родились: численность братства сократилась до трёх тысяч математиков и шестидесяти тысяч физиков. Меньше всего пострадали инженеры, так как доверяли технологиям больше, чем своим способностям.

Где-то пятьдесят вычислителей оказались в нечеловеческой форме. О них тоже было велено позаботиться: после отлова требовалось записать сознание и перенести его в другое тело.

Кеннет проводил испуганного бывшего математика до дверей кабинета, пообещав, что не забудет про своих верных сторонников даже после того, как они утратили силу. Это не трудно: после того, как подавят мятежи, миллионы мест планетарных губернаторов окажутся свободными.

Теперь, когда контроль кое-как восстановлен и все заняты делом, осталось, наконец, совершить ещё один звонок.

Хотя Кеннет был назван в честь Кеннета Эрроу, автора теоремы о неизбежности диктатора, сам он никогда не стремился к тирании. Управление в Западнофизматском Королевстве основывалось не на традициях, как в конституционной монархии Сереха, не вручалось вместе с контролем над подданными, как в Великофизматской Империи, и не опиралось на военных, как в Восточнофизматском Царстве. Его власть — это деньги, ему служат, пока он платит.

Род повелителя Запада был очень богат. Кто-то может сказать, что он стал таким, потому что продал страну трансгалактическим корпорациям, но в их семье знали правду: на самом деле именно бизнес и организовал мятеж. При разделе им досталось не только множество пустотных заводов, производящих новую массу, но и самое главное — Вселенская Биржа, вот уже сто тысяч лет крутившая свои колёса. И Кеннет попросил разговора у её хранителя.

Гудки шли долго. Король даже подумал, что смотритель умер, как и прочие математики. Его преисполнила надежда и страх от незнания, что делать дальше. Но задержка случилась лишь из-за несовершенства новой системы связи.

Адам Смит, он же Уильям Гейтс, основатель «Копнерфальд Инкорпарейтед», отвесил церемониальный поклон. Каждую их встречу он начинал с соблюдения всех ритуалов, и Кеннет так и не смог понять, издевается ли бизнесмен или реально считает его правителем.

— Здравствуйте, ваше величество, — начал смотритель, — Вы наверняка уже в курсе событий.

— Да, мне обо всём доложили, — ответил Кеннет, и сразу перехватил инициативу:

— Как Вам удалось выжить, если другие математики умерли от старости?

Уильям посмотрел на него с такой улыбкой, что на его лице можно было прочитать «Всему вас, молодых учить надо»:

— Члены Ордена останавливали старение, опирались лишь на свой дар, я же стал пользоваться технологиями, ещё когда изображал обычного человека. О, не спешите смеяться над математиками за их недальновидность: система исправно работала на протяжении всей истории. Лучше подумайте, кто ещё мог спастись, и не совершайте таких ошибок.

Кеннет почувствовал в словах бизнесмена упрёк, предупреждение и напоминание об относительно недавних события. Барнард IV не только объединил Физматскую Империю, но и нанёс сокрушительный удар по корпорациям: его антимонопольная служба постановила разделить крупнейшие компании, в том числе и «Копнерфальд Инкорпарейтед», на сотни мелких и мельчайших фирм. Директора подчинились, но ничего не забыли.