Юлия Жукова - Замуж с осложнениями
Старейшина с золотой цепочкой сжаливается:
— Тебя описывают бормол выбери.
Ох, что-то я прослушала на уроках в колледже… Ладно, поищем бормол, которые «меня описывают». Что я им о себе хочу сказать? Что я буду хорошей женой. Что требуется от хорошей жены? Дети, вестимо. Роюсь в статуэтках, но детей не нахожу. Ни люльки, ни коляски, ни бутылочки, ничего даже отдаленно напоминающего о ребенке. Правда, там есть некоторые предметы, которые я не могу соотнести с реальностью, но их выбирать я боюсь. Ладно, что еще нужно от жены? У них женщины не готовят, это мимо. С любовью тоже туго, да и как они ее изобразили бы? Сердечком? Кстати, сердца даже как органа тут нет. Из одежды нахожу шапку и сапоги, но подозреваю, что они значат что-то еще… Боже мой, тут так всего много, я могу что-то просто не найти, даже если оно есть! И уже так долго роюсь, и уши у меня красные, я чувствую, и это меня так злит, прям щас расплачусь! Нет, тихо, девочка, смирение, сказали тебе! Ищи.
На глаза попадается подушка. Такая, на которой сидят. Вышитая (это прямо прорезано), со вмятинкой посередине. Что ж, и то хлеб. Подушка — это удобство, уют, утеха, постель, в конце концов. Правда, может, тогда уж кровать… но еще полчаса искать — нет уж, они меня выгонят. И так вон некоторые зевают, Алтонгирел лицо руками закрыл. Бли-и-и-н, я такая дура…
Ладно, подушка. Едем дальше. Будем исходить не из того, что я хочу сказать, а из того, что есть в наличии. Вот вижу зонтик, полуоткрытый. А у Азамата старик с посохом. Ну резво вспоминаем Библию, в каком-то детективе попадалась цитата про жену… «опора спокойствия его»… Конечно, где Библия, а где Муданг, но все-таки древний текст, архетипический. Тем более зонтик, не просто тросточка. Можно и как защиту от невзгод понять. Короче, пойдет.
Остался всего один. Господи, а лучше боги, вы, эти, муданжские боги, подкиньте что-нибудь уже, а? Так, еще раз, у Азамата старик, меч и книга. Ну меч — это не ко мне, разве только как фаллический символ… но нет, спасибо, искать тут ножны я не буду, все идут лесом, это уже слишком. Старик — опять же посох, а что он еще может значить? Кроме нужды в опоре? Старость — мудрость, так? И книга. Надо бы что-то с книгой… Вон Алтонгирел не верил, что мне может быть интересна книжка, значит, это будет сильная отличительная черта, да еще и наша с Азаматом общая. Он — книжник, я тоже с образованием, у них это диковинка, но у нас общие интересы… О! Вижу книжку. Ура! Есть!
Гордо и с великим облегчением выкладываю из ящика книжку. Она поменьше, чем у Азамата, но это вполне логично, он все-таки специалист, да и старше.
Голова у меня совсем ватная, а ведь это еще наверняка не конец. Соберись, девочка, это тебе не экзамен на международный сертификат, который можно сдать на будущий год. Это на всю жизнь.
Старейшины тихонько шипят. Те, что подальше сидят и паршиво видят, просят им рассказать, что я выбрала, и им по испорченному телефону передают. Тогда дальние тоже начинают шипеть на вдохе. Не знаю уж, что это значит.
Азамат… Азамат, дико вытаращившись, переводит взгляд с меня на фигурки и обратно, как будто у меня там топор, скалка и череп как минимум. О-ох как плохо, что я не знаю принятых значений фигурок… Алтонгирел, сука, ты должен был мне это сказать, ведь знал наверняка, что надо будет выбирать! Да и Азамат знал, у него даже с давних пор один и тот же набор есть, всем известный. Боже мой, ну в чем я облажалась, что вы на меня все так смотрите? Ну не знаю я, не знаю, что надо было выбрать!
Ухоженный Старейшина чуть влево от Азамата качает головой.
— Это невозможно, — говорит он.
Господи, уж не про нас ли?!
Остальные общим гулом соглашаются — нет, конечно, никак.
Азамат бледнеет и опускает глаза, я вцепляюсь в его руку. Нет, ребята, так не пойдет, я не верю, вы еще не закончили! Что это за идиотская соционика?!
Дед с золотой цепочкой в бороде внезапно покатывается со смеху, хлопает себя по коленке:
— На какую девку позарился! И ведь привез, не сбежала!
Я уже готова убивать. Сидит, хохочет, козлиной бородой своей трясет. Остальные поддакивают. Ладно же, давайте я с вами по-вашему…
— Он мою душу украл! — выпаливаю. Съели?
Скорее уж подавились. Смех мгновенно умер, но лица их не стали просветленнее, скорее уж нахмурились, как будто я неприличный анекдот рассказала. Азамат на меня смотрит со всей своей высоты, дескать, ты что, брось бяку. Алтонгирел беззвучно артикулирует: «Спя-ти-ла». Мне остается только закусить губу — в основном чтобы не вцепиться зубами кому-нибудь в глотку. Вот только заплакать не хватало. Не надейтесь, унижаться не буду.
Ладно, мы сейчас выйдем. У Азамата есть на планете двенадцать часов. Прошло от силы три с момента посадки. Эти Старейшины ведь не живут здесь, они уйдут на ночь. Вряд ли всем скопом, по команде. Значит, можно будет отловить нескольких по одному, поговорить. От мужиков помощи ждать не приходится, но ничего, я сама. Я красивая, гордая, сильная. Попрошу в виде исключения, частным порядком. Предложу полечить… да хоть глаза, линзы-то выдать не штука. А вон тот носом шмыгает. А у этого в животе урчит как-то нехорошо, и держится он за него. Есть чего полечить. Или деньгами. Плевать, что все это нереально. Утром Азамат улетит, а я останусь и буду ездить им по мозгам, пока не согласятся. Я хорошо играю в клеща…
Азамат пытается стряхнуть мою руку, но я впилась на совесть. Смотрю на Старейшин, жду чего-то. Один мне помахал, дескать, уходи уже. А вы думаете, я могу встать? Прожигаю его взглядом, и он хмурится. Так-то, махать мне тут, старая плесень. Какого черта ты мне не даешь жизни, а?
Я накручиваю себя до того, что уже готова действительно их побить, но тут крайний правый дед с ежедневником вдруг привлекает общее внимание громким болезненным воплем. Я подскакиваю, в голове проносятся дурные мысли, вот уж с кем поведешься… — не призвала ли я на их головы какое-нибудь проклятие? Или это мой шанс пошантажировать почтенный Совет?
Но вопль относился не к внезапной хвори, а к дыре в памяти. Дедуля шатко поднимается на ноги и ковыляет к комодам, приговаривая что-то вроде: «Где же это было, где же эт-то бы-ыло, цыпочки-лапочки, листочечки мои…» Он принимается рыться в ящиках, сопровождая свои действия бесконечным количеством свободно льющегося фольклора.
Надо мной вырастает Алтонгирел и тянет за рукав. Сейчас я уйду, как же. Нет уж, не раньше, чем этот дед найдет, что ищет. И Азамата не отпущу, хоть руку отрывай. Мое. Не трожь. Не трожь, кому сказано! Ты и так мне сегодня все испортил. Вот получи локтем в коленку. Попадаю в сухожилие, Алтоша еле сдерживается, чтобы не взвыть, губу прикусывает, но отходит. Кажется, кто-то из Старейшин это видел, и теперь по рядам идет новая сплетня. Азамат несколько безучастно наблюдает за старичком у комода, с тем же успехом можно смотреть на водопад.
А водопад мой тем временем прерывает свой поток речи и с победным воплем (мало отличающимся от первого) извлекает какой-то древнющий документ, обтрепанный так, что непонятно, как еще вместе держится.
— Глядите-ка! — радостно взывает дедуля к остальным Старейшинам. — Поглядите, нашел!
Листочек кочует из рук в руки, оставляя на лицах задумчивое выражение. Старейшины с левого края устают ждать, когда до них дойдет, вскакивают и подходят сами, заглядывают через плечи… Я начинаю чувствовать, что про нас все забыли.
Наконец наш церемониймейстер поднимает голову, стараясь не отрывать взгляда от загадочного листочка, и бросает нам:
— Выйдите, нам посовещаться необходимо, мы с вами еще не решили.
Мы с Азаматом выходим в тамбур, а оттуда куда-то вбок, в одну из комнат с окнами. Азамат устало опускается у стены и потирает лицо. Я сажусь рядом. Господи, я вся упрела там в этой духотище. Мы долго молчим.
— Зачем ты это сказала?
— Что?
— Про душу.
— В моем сознании это хороший довод.
— Это неприлично говорить при посторонних. Тем более при Старейшинах.
— Да, я поняла по взглядам. Кстати, спасибо за моральную поддержку, ты столько усилий приложил, чтобы у нас все получилось.
Понимаю, что глотаю слезы. Мне кажется, я не доживу до второго приговора. Азамат тяжело вздыхает. Ну да, сейчас будет мне рассказывать, как мое недовольство лишний раз указывает на то, что мы не пара.
— Лиза, я не могу угадать, что для тебя очевидно, а что — совершенная дикость. Для этого… нужен какой-то взгляд извне. Мне даже в голову не могло прийти, что ты не будешь знать, что делать с бормол. Ты ведь у меня их видела, мы столько о них говорили…
— А ты знал, что я понимаю ваш язык? — перехожу к следующему пункту претензий. Ладно, с фигурками, может, и правда не сообразил. У меня такие случаи с иностранцами в гостях тоже бывали.
— Нет, конечно, я очень удивился!
