Снежный барс (СИ) - Поляков Влад

Тогда Директорату пришлось отменять уже долгое время существующую норму, стремясь снизить поток беглецов и катастрофически падающий уровень мастерства выпускающихся пилотов. Ну и заваливать последних всеми мыслимыми и немыслимыми льготами, деньгами, по сути создавая касту, во многом стоящую над общегосударственными законами, подотчётными лишь собственному командованию и непосредственно директорам. Иначе тогда было нельзя, ведь Синдикат уже вёл осторожные переговоры как со Скульпторами, так и с Гильдией о том, чтобы отхватить у Директората целый сектор, в коем располагались очень ценные звёздные системы.

И вот опять! Куда ни посмотри — всюду только потери и проблемы. Об этом он сейчас и говорил, обращаясь к собравшимся. Подчёркивал потери уже понесённые и предлагал варианты избегания потерь ещё больших. Не закрыть глаза на случившееся, но вывести из-под удара кадетов. Они не должны были даже самую малость пострадать.

— …только мы их тронем, получим либо разгорающееся недовольство вообще всех кадетов и их семей, либо вспышки подобных бунтов. Мы сами не из «глубинного народа», — усмехнулся Можерон, вспоминая используемое одним из особо фанатично настроенных на жёсткий курс Директоров, предлагающего опираться на не шибко одарённых разумом, но верных людей, выражение, — а потому должны понимать, как хрупок сложившийся в государстве баланс.

— Но без последствий оставлять нельзя, — заёрзал в кресле вице-адмирал, со дня удачного прорыва беглецов в Глинц пребывающий в глубокой депрессии. — Нужно поощрить оставшихся верными хорошими назначениями, а струсивших загнать в самые гиблые и опасные места. Пусть там искупают!

— Я поддерживаю вас, Фрэнк, — сцепив руки в замок и прикрыв глаза, проскрежетал Тумбстоун, отличавшийся основательную во всём, но особенно в принятии решений. — Если невозможно скрыть случившееся, нужно преуменьшить значимость инцидента.

— После криков в прессе Метрополии и мелькающей на всех ресурсах и новостных каналах Сильвии Меерштайн с её объявленной дочери настоящей вендеттой? — саркастически хмыкнул Бельский. — Я уже плачу от смеха и умиления такой наивностью.

Вадим Бельский, патриарх рода и Директор, на вид крепкий мужчина лет пятидесяти, а на деле переваливший уже за восемнадцатый десяток лет, действительно утирал платком слёзы. Он вообще мог по собственному желанию испытывать любые эмоции в нужный момент времени, как и большинство его родственников. И не только эта особенность объединяла Бельских, было и ещё кое-что. Много этого самого «кой-чего», вызывающего подозрения у одних, зависть у других, неприязнь разной степени у третьих.

Хрясь! Это ударил кулаком по столу контр-адмирал Ставридис, находящийся в подчинении исключительно главы Хранителей Пути всего Директората, а потому не опасающийся вызвать неудовольствие отдельных Директоров. После этого вскочил и, заложив руки за спину, зашагал взад-вперёд, выплёвывая слова, как некоторые рептилии ядовитую кислоту:

— Не вам осуждать леди Сильвию Меерштайн, Директор Бельский! Она сделала то, что должен был сделать любой верный подданный Директората в её положении. А её несчастье постигло дважды. Вы же… Почему никто из вашего рода не отрёкся от изменницы? Это вызывает у меня обоснованные подозрения!

— Заткнитесь, Ставридис. Вдруг перенервничаете, лопнете, слюнями и дерьмом из кишок всех вокруг забрызгаете. А мне мой костюм дорог, — переключил эмоцию со слезливого умиления на ледяную брезгливость Бельский. — Бельские никогда и ни от кого не отрекаются. Мы сделали то, что могли — отошли в сторону, обещая другим не мешать в поимке или устранении блудной дочери рода. Большего от нас просить бессмысленно, ни один Бельский не отречётся от своей крови, пока эта кровь не предаст род.

— Род для вас всегда был важнее государства. Я буду писать самому…

— Можешь писать в метрополию, а можешь писать в свои форменные штанишки, — зевнул Бельский, источая концентрированную скуку и меланхолию. — Мне неинтересно как первое, так и второе. Только если второе, то я переключу климат-контроль на совмещение ароматизации чем-то цветочным и дезинфекцию. Вдруг у тебя особый, заразный энурез.

— Довольно!

Можерон вынужденно вмешался, понимая, что Вадим Бельский любит, умеет и часто практикует доводить до бешенства несимпатичных ему людей… то есть почти всех, с кем этот Директор вынужден общаться. Даже окрики из Метрополии, от других, более влиятельных членов Директората действовали и не всегда, и не полностью. Причины… всё те же самые, невозможность в полной мере заменить представителей этого проблемного рода.

— Простите, Директор Можерон, — повинился контр-адмирал, не желающий конфликтовать со всеми тут присутствующими. — Но я, считаю оправданным, применение жёстких мер. Любая нерешительность будет воспринята как слабость. Лучше пережить возможные волнения в части родов и подавить их, чем позволить медленно подтачивать сами основы нашего государства. Директор Тумбстоун?

— Биржа неспокойна. И наша, и общегалактическая, — тяжко вздохнул тот, выводя на большой экран, зависший в воздухе в пределах видимости всех собравшихся, те самые биржевые котировки, относящиеся к фирмам, завязанным на производство колоссов, ВВС, а также космофлота. — Смотрите на динамику падения. Рухнули вниз акции предприятий, производящих те колоссы, что показали себя… Плохо себя показали все эти устаревшие гробы! «Уравнитель», «Стоик», тем более «Бумеранг» с «Гоплитом». Говорили умные люди, что «Шквал» не надо лоббировать! Как сейчас помню, что «Не слишком удачная модель! Чересчур легкий и слабый для боя в «линии», слишком зависим от снабжения, чтобы отправить в разведку или дальний рейд!» Мы, и я в том числе, отмахнулись. Посчитали «лёгкую ракетную платформу» пригодной для уничтожения наскоком более тяжелых колоссов, особенно под прикрытием.

— В колоссы среднего типа надо было переводить, сделать дополнение к уже показавшему себя, но недооцененному «Ирбису», — вновь напомнил о себе Бельский, сам пилотом не являвшийся, но имеющий компетентных советников. — Ракеты и гауссовки для поддержки и обороны, посильнее щиты добавить. А освободившуюся нишу в колоссах лёгкого класса заполнить другой моделью, вооружённой лазерами, может даже спаренными. Нам такой машины как раз и не хватает. У Стальной Гильдии вот есть! Скульпторы давно вывели сразу несколько таких тварющек. Синдикат… эти всё у соседей подбирают и потом под себя подгоняют, создавая совсем монструозных гибридов. А мы… сверкаем голой жопой. Так вроде не девицы в ночном клубе, чтобы это кого-то радовало и прибыль приносило.

Бельский был жёлчен и ехиден, но тут крыть собравшимся было банально нечем. Цифры, вот они, против них не пойдешь! Рухнули на десять и более процентов акции производителей именно плохо показавших себя колоссов. Зато изготовители типов «Ирбис», «Ландскнехт», «Попрыгунчик» и старого доброго и непрерывно модернизируемого «Сокрушителя» позиций не потеряли. Более того, подросли на несколько пунктов. Определённая удовлетворённость Вадима Бельского тоже тайной не являлась — его род имел немалый интерес в производстве именно сверхтяжей, причём двигал именно модель «Ландскнехт». Только вот госзаказ был весьма скромный. Считалось, что чрезмерный универсализм подобного колосса и дорогостоящ и излишен. А вот что будет теперь… оставалось лишь предполагать, ибо неисповедимы пути движения мыслей в головах солидной части Директоров.

Обсуждение ситуации на этом не закончилось, но переходы на личности происходили всё чаще. Контр-адмирал Ставридис то и дело пытался уязвить Бельского, получая в ответ жёлчные или уничижительные комментарии. Тумбстоун напоминал Можерону о важности реакции на случившееся рынков, в то время как незадачливый ректор Железной Академии — уже не уверенный в том, что останется таковым дольше пары-тройки недель — доказывал важность переключения внимания Корпуса пилотов и Космофлота на что-то другое. Неважно на что именно, лишь бы случившееся отошло в сторону, сменившись иными хлопотами, желательно приятными и насквозь оптимистичными. Сам же Анри Можерон…