Джек Вэнс - Лампа Ночи
Я медленно двинулся навстречу ему со своим гарпуном в руке. Бабуйя смотрел на мои передвижения с явной скукой и даже поленился поднять топорик.
Мне предстояло во что бы то ни стало избегать его ударов, поскольку любой из них стоил бы мне жизни. Поэтому я старался строго держать дистанцию. В противном случае моя жизнь со всеми убеждениями, надеждами и воспоминаниями закончилась бы в ту же секунду, как только я подпустил бы вояку поближе. Я позволил себе приблизиться на фут, дабы спровоцировать его на замах и открыть для контратаки. Он продолжал спокойно стоять. Еще на несколько дюймов. Слишком близко! Топорик взлетел. Я едва успел отскочить, и лезвие просвистело рядом, обдав меня холодом с головы до ног. Я попытался обойти противника сзади, но топор вновь поднялся и вновь обрушился в пустоту. Бабуйя выругался: так не дерутся! Настоящий воин дерется в звоне железа и глухих ударах входящих в плоть лезвий. Бывает, что самые опытные воины просто разрубают своих врагов на мелкие кусочки, а этот идиот роум только уклоняется от настоящей стычки! И Бабуйя замахнулся топором с особым остервенением, наконец-то полностью оголив свой торс. И тогда я почти неуловимым движением пустил гарпун, захвативший Бабуйю под левое колено, отклонился назад, и отточенное лезвие перерезало ему ногу, оставив на песке содрогающуюся и уже бесполезную голень со ступней. Однако топор еще успел пролететь как раз над моим плечом и даже слегка задеть его. Я отскочил и замер в ожидании дальнейших действий. Бабуйя пытался устоять, но не сумел и рухнул бесформенной массой. Я схватил его топор и ударил моего грозного противника прямо по незащищенной Шее, раз, и еще, пока его голова не откатилась в пыль.
Я стоял, едва переводя дыхание и зачем-то рассматривая ручку топора. Потом поднял левую рук.
— Принесите мне пива!
Какая-то женщина поспешила прочь и скоро вернулась с пенящимся горшком. Я подал другой знак, и другая женщина подошла перевязать мне плечо. Она вычистила рану, промыла, наложила мазь и забинтовала. Указав на голову Бабуйя, я отдал третий приказ. С рабской покорностью третья женщина откатила ее в сторону, туда, где обычно женская часть племени занималась своей работой. Там голову быстро принялись разделывать: сначала вынули все кости, мозг и внутренний процессор, потом обмакнули в масло, счистили жир и грязь, а под конец отрезали большой кусок с шишкой.
Выпив немного пива, я забрал себе боевой топор побежденного мной воина и его ожерелье из суставчатых косточек. С соответствующим ритуалом мне поднесли кусок его головы с шишкой. Я аккуратно возложил шафранный кусок скальпа себе на голову, где она повисла весьма нелепо. Однако, как это ни странно признаться, я все же почувствовал, как в меня начала перетекать самость Бабуйя; странное, почти чудовищное ощущение, которое, впрочем, позволило подойти мне вне очереди к приготовленной для всего племени пище, а раньше я мог питаться только отбросами. Вечером, обходя стоянку, я вдруг понял, что в какой-то мере уже ассимилирован племенем. Несмотря на это, даже сейчас, стоило мне только посмотреть в степь, как я замечал мальчишку, следившего за каждым моим движением.
Вскоре выяснилось, что, кроме меня, в шайке никто не умел чинить повозки, и тогда ощущение постоянно нависающей ужасной смерти стало понемногу оставлять меня. Впрочем, это не спасало от всяких неприятностей, происходивших большей частью оттого, что местная молодежь постоянно втягивала меня в свои жестокие игры за неимением лучших противников. Если я отказывался, меня жестоко били, били до тех пор, пока, озверев, я сам не кидался на своих мучителей. И тогда, чтобы выжить, я положил за правило не избегать никаких конфликтов, но, наоборот, верховодить в них, что я с легкостью стал делать благодаря утонченной технике боя, которой обучился на службе в ИПКЦ. Скоро я научился не только защищать себя от любых посягательств, но и наносить в ответ такие увечья, что меня перестали втягивать в их игры. Но дабы постоянно оставаться в форме, мне все равно приходилось участвовать в кое-каких драках. Отныне я знал: если мне и суждено когда-либо уйти из Танганских степей, то никакая борьба с человеческим противником мне уже не будет страшна.
Мои номады колесили по степи взад и вперед, контролируя едва ли не половину континента, и я не представлял себе, чем может кончиться одинокое путешествие по ней. Скорее всего, меня просто выследили и убили бы просто из первобытной ленивой злобы. Выжить, в одиночку пробираясь во Флад, шансов практически не было.
А время шло. Недели сменяли месяцы, месяцы — годы. Я волей-неволей перенял некоторые ужасные привычки лоуклоров, и стал тем, кого никогда не узнал бы ни один мой прежний знакомый.
Наше племя продвигалось на север, по пути случайно встречая другие племена. При этом мы обменивались традиционным приветствием — формально, и женщинами — натурально. Случались и поединки. Однажды, к великому моему удивлению, старейшины, выставили как лучшего воина нашего племени — меня.
Я, будучи гибче, легче и умнее, конечно, вновь выиграл, но поплатился ужасной раной в боку, которую тоже, к моему удивлению, женщины довольно легко и быстро вылечили. Правда, меня никто не поздравил с победой, и вообще, никто даже не обсуждал ее. Победил, ну и ладно, дело сделано, и смысла о нем говорить нет.
Затем мы стали продвигаться к юго-западу и подошли, наконец, к большой реке, перейти которую не решились, поскольку никто не умел плавать. Река текла на юг, и мы пошли в направлении по ее течению сквозь глухой хвойный лес. Через несколько дней наше племя добралось до заброшенного белого дворца в каком-то уже совсем разрушенном городе. Лоуклоры давно хотели завладеть каким-нибудь дворцом, но в этом водилось множество белых вампиров. Сопротивление их привело номадов в ярость. Запалив факелы, они бросились чистить дворец, и вампиры таяли перед ними, издавая пронзительные звуки,, но не оказывая уже никакого сопротивления.
Вампиры ушли или всем показалось, что ушли, оставив после себя лишь странный запах. Я пошел осматривать фрески и неожиданно услышал нежный звук. Тут же обернувшись, я увидел на расстоянии вытянутой руки вампира, который протягивал в мою сторону длинную крючковатую руку жестом горестного обвинения. Я застыл, как вкопанный. Застонав, вампир бросился на меня, и я едва успел отшвырнуть его руку. В общем, спасли меня в тот раз лишь мои рефлексы. Откатившись в сторону, я принял самую страшную битву в моей жизни, прошедшую под неожиданно мелодичные завывания вампира. В конце концов существо затихло и упало прямо на меня. Все лицо мое было разодрано, и скальп почти снят. Несколько лоуклоров, наблюдавших за схваткой, потеряли ко мне всякий интерес и ушли. Я понял, что они оставили меня умирать.
10Стояла мертвая тишина. Лоуклоры ушли, а вампиры, я знал это, должны были вернуться. Я подполз к краю полуосыпавшейся стены, заглянул в реку и… замер от неожиданности. На другом берегу стояло очень знакомое огромное и тоже развалившееся здание. Неужели это Фундамант? Неужели я вновь попал в призрачный город — Роумарт? Кое-как я добрался до берега и тут же встретил группу молодых шевалье. Они перенесли меня в здание, принадлежавшее дому Рами, где в очередной раз и спасли от смерти.
Вскоре я выяснил, что факт трехлетнего выживания в лоуклорском плену принес мне не только общественное признание, но и всеобщие симпатии. Я узнал, что никаких известий о Джамиль со дня ее отбытия в Лури так и нет, что старейшины дома Урд отказались от Азрубала, который быстро исчез из Роумарта, и признали себя коллективно виновными в нападении на флиттер и в убийстве маленького Гарлета. Все должны были понести соответствующе наказание. Мне дом Урд принес свои извинения и компенсацию в пять тысяч солов. Кроме того, мне, наконец, выдали коммерческое разрешение на торговлю в Лури и вообще повсеместно. Поначалу советники из числа дома Урд сопротивлялись выдаче разрешения, находя его слишком пространным и расплывчатым. Зато теперь это разрешение могло помочь мне найти Джамиль, улетевшую в Лури на корабле агентства Лорквин.
На флиттере, принадлежавшем Совету, меня отправили во Флад. Пролетая над Танганскими степями, я начал всматриваться в знакомый ландшафт и пытался представить, как я бродил там в компании лоуклоров. Но воспоминания о кострах, боли, объедках, страхе и унижении были еще так свежи, что я очень скоро перестал смотреть вниз.
До Лури я добрался быстро и первым делом предъявил свои документы внушительной мадам Уолдоп. Она долго изучала их и наконец нехотя выдавила;
— Ну и в чем проблема?
— Три года назад из Роумарта сюда прибыла молодая женщина с двухлетним сыном. Вы ее помните?
— Не очень. Кажется, она выглядела очень несчастной.
— Вы говорили с ней?
— Мало. Она интересовалась только тем, где находится Естественный Банк, я показала. Тогда она взяла ребенка и ушла. Это все, что я могу вам сказать.
