Владимир Кузнецов - Алхимик
— Это мы и без тебя знаем, — говорит он. — Заходи, не копошись!
— Будь Всевышний милосерден к её заблудшей душе, — под нос себе бормочет второй. — Поспела как раз к ужину.
— Цыц! — обрывает его первый и зло косится на Нейдж. — Ну, давай, чего встала?
Женщина ступает в проход, чувствуя, что сердце её вот-вот разорвётся от страха.
— Стой.
Впереди вдруг вспыхивают золотым два глаза — больших, словно блюдца. Нейдж замирает.
— Кто ты такая? — голос звучит низко и утробно. Это не голос человека — звериный рык, который вдруг облёкся в форму человеческих слов.
— Нейдж Тинсоу, сэр. Я пришла к вам за помощью.
— За помощью? — в рычании девушка, кажется, слышит нотки интереса. — А с чего ты взяла, что я помогаю людям? У меня с ними другие дела. Тебе ведь сказали, кто я, Нейдж Тинсоу?
— Да, — стараясь сдержать в голосе дрожь, отвечает девушка. — Вы — Рипперджек, мантикор.
Из темноты раздаётся удовлетворённый рык.
— Какой помощи ты ищешь от меня?
Нейдж глубоко вздыхает.
— Мой муж, Джастер… Он много проиграл в карты и, чтобы отыграться, поставил на кон… он поставил…
— Что именно? — требовательно спрашивают золотые глаза. Нейдж показалось, что они приблизились — настолько, что она даже ощутила на лице горячее дыхание чудовища.
— Нашу дочь, — едва сдерживая рыдания, почти выкрикивает она. — Совсем кроху!
— И что ты хочешь от меня?
— Барбот, человек, которому проиграл мой муж, назвал цену, за которую готов уступить Милдред. Таких денег у нас нет, даже если мы продадим всё, что имеем. Люди говорят, что казна Рипперджека не меньше королевской…
— А что ещё люди говорят? — обрывает её причитания властный рык. Нейдж понимает, к чему идёт разговор.
— Люди говорят, что вы не даёте деньги за деньги.
Снова обжигающее, влажное дыхание касается кожи Тинсоу.
— Люди так много болтают обо мне? Может мне разорвать десяток-другой, чтобы меньше трепались? Пожалуй.
В пещере воцаряется тишина. Нейдж слышит только, как бешено стучит её сердце.
— Я знаю тебя, Нейдж Тинсоу. Ты и твой муж — известные повара. Лорды Олднона ссорятся из-за вас, каждый норовит перетащить на свою кухню. Дурная слава.
— Как скажете, сэр.
Чудовище смеётся. В этом раскатистом рёве Тинсоу распознает смех не сразу — первые несколько секунд ей кажется, что мантикор сейчас разорвёт её.
— Скажу так, Нейдж Тинсоу. Я не помогаю людям. Но иногда я даю им то, чего они хотят. И назначаю за это цену. От цены моей нельзя отказаться — если ты пришла сюда, ты уже приняла эту сделку. Так слушай: я оплачу твой долг и верну тебе дочь, если ты приготовишь мне завтрак. Этот завтрак должен заменить мой обычный, и я должен остаться доволен им. Иначе, я позавтракаю в обычной своей манере. Ты знаешь, чем?
— Нет, сэр.
— Мою утреннюю еду составляет младенец. В Старой пивоварне в них нет недостатка. Бродяги плодятся как блохи, и, как блохи, не думают о будущем собственных чад. Многие несут их мне. Я не отвергаю такие подношения. Через три дня принеси мне замену этому блюду. Если не принесешь или блюдо мне не понравится — его заменит твоя собственная дочь. Не спрашивай, как и когда, просто знай, что это случится. А теперь иди! Сейчас время ужина, и твой запах раздражает меня.
Охваченная ужасом, Тинсоу выбегает прочь. Она не помнит, пути наверх, не помнит, как покинула Старую Пивоварню, Крысиный Тупик, Мэдчестер-стрит… Придя в себя она понимает, что находится дома, в тёмной и пустой гостиной.
— Что я наделала, — шепчет она. — Зачем я пошла туда?
В комнату, пошатываясь, входит муж. На нём грязные кальсоны, сорочка с пятном на груди и помятый котелок. Его шатает. Он пьян.
— Уходите, мистер Тинсоу, — шепчет Нейдж, — уходите, я не могу видеть вас сейчас!
— Ты всё-таки пошла к нему? — с трудом ворочая языком, спрашивает Джастер. — Послушалась эту старую ведьму?
Нейдж вскидывает голову:
— А как я должна была поступить? — с вызовом спрашивает она. — Утопиться в бутылке, как это сделали вы?!
Мужчина молчит. Ему нечего ответить.
* * *Восточный Край пробуждается поздно — с этой стороны Зетмы жизнь не подчинена фабричному гудку. Долгие партии в джентльменских клубах, званые ужины a la russe, тайные свидания — всё это продлевает вечера здешних обитателей глубоко за полночь. А значит, и утро отступает к десяти, а иногда и к двенадцати часам.
Сейчас время длинных теней и настороженной тишины. Солнце ещё не успело подняться, и улицы покоятся в холодной тени особняков, а проснувшаяся раньше хозяев прислуга трудится так, чтобы ненароком не потревожить их.
В этот трепетный час Нейдж Тинсоу встречается с Бабулей Таттерс, полубезумной старухой, которую не слишком любят богатые хозяева, но привечают их слуги. Бабуля — опытная травница, и те, кто не может позволить себе доктора, готовы терпеть её чудачества и несуразный вид. Чтобы не дразнить констеблей, она приходит во время осторожных теней, обтираясь у чёрных входов богатых имений.
— Ты была у него? — спрашивает Бабуля. Нейдж кивает.
— Теперь я не знаю, верно ли поступила, — говорит она с тихим отчаянием. — Джек выслушал меня и назначил цену. Он потребовал, чтобы я приготовила ему завтрак.
Бабуля хихикает — словно смычком водят по куску стекла:
— И это испугало лучшую повариху Олднана?! Ты должна Всевышнего благодарить, что такой подарок сделал тебе!
— Подарок? Он сказал, что если завтрак ему не понравится, он съест мою дочь!
Старуха перестаёт смеяться, вперив мутный взгляд в Нейдж.
— Что с того? — сварливо говорит она. — Таков его обычай. Джек не помогает людям, ему до людей есть одно только дело — кулинарное. Думаешь, тебе одной такое выпало? Всем он задает что-то ему сготовить. Обычно, правда, на кон ставится тушка самого повара.
Нейдж замирает, глядя на Бабулю Таттерс почти с ненавистью.
— Ты знала? Мерзкая старуха, ты знала и промолчала?
— Рипперджек всегда требует ставки. Видать, считает, что человек так больше стараться будет.
Тинсоу не слышит её. В голове колоколом бьётся мысль: «Если бы она сказала сразу! Почему она не сказала?!»
Силой заставляя себя успокоится, Нейдж буравит Бабулю горящим взглядом
— Что ещё? Что ещё ты мне не сказала?
Старуха кривляется, распахивая беззубую пасть и высовывая жёлтый язык.
— Что, что? Ты ведь не благородная, чего ж ты не понимаешь? Принеси Джеку обычный его завтрак, только приготовь как следует, точно королю на стол подаёшь. Вот и вся премудрость. Мантикор, он только человечье мясо ест, иного и на зуб не возьмёт.
— Ты совсем из ума выжила, старуха? Он на завтрак ест младенцев! Ты говоришь мне приготовить младенца?
— Приготовь. Или он твою дочку сырой съест. С костями. Даже похоронить нечего будет, разве что кучу мантикорьего дерьма, — она визгливо-скрипуче смеётся, довольная своей шуткой. Нейдж чувствует, как подступил к горлу горький комок.
— На Западном Краю любая рабочая семья продаст тебе новорожденного, даже не спросив, что ты задумала сотворить с ним. Им лишь бы голодных ртов поменьше. Иди туда и купи то, что тебе нужно.
Старуха горбится, снимает со спины сумку, забираясь в неё обеими руками, что-то выискивая.
— Младенец чист и безгрешен, душа его пойдёт прямо ко Всевышнему, — бубнит она. — Подумай: когда он вырастет, кем станет? Пьяницей, бандитом, прелюбодеем. Будет бить жену и детей, воровать на фабрике, а может даже и убивать. Такая жизнь противная и Владыке Земному, и Владыке Небесному.
Нейдж смотрит на Бабулю Таттерс с отвращением. Жуткая старуха всё ещё бормочет, перебирая в своей суме какие-то мешочки, бутылочки и пучки. Развернувшись, Тинсоу уходит прочь, не сказав ни слова. Ей противно говорить со старой ведьмой, но ещё противнее от другого. Нейдж Тинсоу понимает, что иного пути у неё не будет — или это будет чужой ребёнок, или её собственный.
У обочины стоит двуколка — извозчик дремлет, знаком вопроса согнувшись на своём месте, кнут почти выскользнул из ослабевшей руки.
— Мистер, — слегка постучав по лакированному борту, произносит Тинсоу. Лошадь вздрагивает, разбуженная чужим голосом.
— Мистер, — снова зовёт женщина, в тот раз дёргая извозчика за обшлаг. Тот вскидывается, всполошенный, но, видя перед собой леди, успокаивается.
— Мне нужно на Западный Край. К Овощному рынку.
* * *Овощной рынок — единственное место Западного Края, которое Нейдж Тинсоу знает и посещает. Это шумная, заставленная убогими прилавками площадь, полная неряшливых торговок, сутулых грузчиков, облезлых псов и наглых крыс. Рынок начинает работу ещё до рассвета и затихает только к одиннадцати, оставляя запоздалых пьяниц вести бессвязные разговоры и горланить похабные песни. Вопреки названию, торгуют тут не только овощами — в лабиринте прилавков найти можно было самую разнообразную снедь. Тинсоу всегда скрывали, что покупают здесь продукты к своему столу. Заносчивым и чванливым лордам нет дела до того, что их поставщики давно проворовались и вконец обнаглели, раз за разом привозя непригодный, порченый товар. Им куда важнее соблюсти границу — джентльмен не будет есть одну и ту же пищу с рабочим. Большая глупость больших людей.
