Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский
Продолжая кусать и глотать, девственята загомонили в смысле «дядя, ты кто, а ты, тётя, кто?». Канопус, сам космач не старый, с открытым ртом взирал на Дейнеко. Банана у него не было, но женщина-кошка вполне могла бы заменить ему банан, судя по выражению всего его облика.
– Учитель Каширов! – позвал Мьюком поспешно. Канопус с трудом сориентировался на поданный мэром пеленг. – Езжайте, господин Каширов. Езжайте давайте. И лифт пришлите обратно.
Канопус закрыл рот, козырнул и закрыл кабину. Крайнее, что мелькнуло в щели сходящихся створок – глаз Каширова, неотрывный от земной женщины-кошки. Лифт уехал.
– Несколько минут придётся ждать, – предупредил Мьюком сокрушённо. – Но пешком идти долго. – И грязно. Но про грязь он промолчал. Зачем промолчал? Но промолчал. Ну, разозлился Мьюком окончательно, промолчал и промолчал!
– Мы располагаем ими, – сказал землянин, взглянувши, впрочем, на таймер.
На поясе Мьюкома запищала трубка. Мьюком извинился, надел наушник и ответил. Звонил Пулеми по служебному каналу.
– Пол. Они отстыковались от меня и идут к землянину. Грузиться будут с него. Трюм подготовлен тонн на тридцать – тридцать шесть всего груза. По спецификациям определить не могу, что собираются везти. Ты там с ними?
– Да. Хорошо, понял тебя. Флаг, – сказал Мьюком и отключился.
– Вероятно, вам сообщили… Грузовоз ушёл к моему кораблю, – сказал Романов проницательно.
– Совершенно верно, Ваше Превосходительство.
– Так и должно быть. Не беспокойтесь за свой грузовоз, Пол. И извините меня… но… э-э… больше не могу терпеть. – Романов порылся в кармане, извлёк респиратор и надел его на лицо. – Никак не привыкну. Так сказать: к запаху.
– Пожалуйста, пожалуйста, сэр.
– Как часто пополняете вы цикл? – из-за маски спросил Романов.
– Недостаточно часто, сэр. У меня всего одна кислородная пушка над Тройкой. Пятьдесят тысяч килограммов твердыша в сутки, но у меня всего один грузовоз на кислороде постоянно. К концу текущего года я рассчитываю всё-таки запустить конвейер по напылению личных фильтров.
– Витамины? Вода?
– С витаминами хорошо. Бананы, как вы видели, яблоки, томаты. Орехи. Достаточное количество. Патока хорошо идёт. Вода – четыре с половиной литра в сутки на человека.
– Хорошо.
– А всего грузовозов три?
– Совершенно верно, Ваше Превосходительство. С чудом найденным «Нелюбовым» – три. Хотя «Нелюбов» не грузовоз. Но мы его используем.
Дейнеко сказала:
– Мэр, ваш телевизионщик. Я нервничаю.
Мьюком обернулся не быстро, но успел заметить спрятавшегося за поворот Плодкина.
– Плодкин! – крикнул он. – Прекрати!
Плодкин, высоко улыбаясь, вышел на вид, преувеличенно кивнул, поклонился, широким жестом выключил камеру и сгинул.
– Журналистика, – скорбно сказал Мьюком. – Простите, сэр.
Романов отмахнулся.
– Это везде одно и то же. Где же… лифт, Пол? Почему он не оборудован индикатором положения? Или я не вижу?
– Пожар, сэр. Здесь меняли переборки и решётки шахты целыми секциями. Индикаторной панели, видимо, просто не нашлось на складе. Но я слышу, лифт на подходе.
– Вы не очень-то любите нас… Так сказать, высокомерных и капризных землян? – вдруг спросил Романов.
– Со всем уважением, Ваше Превосходительство, но я не понимаю вас, – сказал Мьюком. Слова были давно подобраны и лежали наготове. Вопрос его не удивил. Он ждал его. – Я люблю Землю. Как и все мы. Я мечтаю вернуться. Как и все мы. Я делаю мою работу для Земли и во имя её, и во славу Императора. Со всем почтением, сэр, но ваш вопрос пахнет дурно… сэр. Простите, сэр.
– Да, возможно, пахнет… дурно, – согласился землянин. У глаз его, под рыжеватыми густыми бровями, твердели и расслаблялись морщинки. Дьявольскую проницательность выражали глаза, морщинки и брови сенатора над кабаньим рылом респиратора. И Мьюком ощущал, что как бы весь он, Мьюком, словно на ладони у сенатора Ермака Романова, понятный и прозрачный от до, отсюда сюда, сверху донизу, весь. Землянин понизил голос: – Мисс Дейнеко, свяжитесь с «Черняковым»… затребуйте ситуацию по «Каплуну».
– Есть, сэр. Мик, я отвлечена, работай.
Парень-дизель Мик кивнул и расправился. Этого Мика, кстати, Мьюком до сих пор так и не воспринимал как землянина, несмотря на эмблему, несмотря на покрой спецкостюма и принадлежность к свите. Неярок. Свет и величие метрополии от Мика не исходили. Дизель и дизель. Надёжный, верный, мощный. С таким хорошо в аварийном отсеке сидеть, только великоват для космача, энергоёмок. Кресты только эти… Да что ж со мной такое? – подумал Мьюком чуть ли не в панике. – Законы здесь, у нас – вакуум да нуль, под ногами пустота, ты забыл, старый? Они пришли, и они уйдут. Романов продолжал откровенно рассматривать Мьюкома в упор, медленно мигая. Дейнеко тем временем раскрыла – размером с коммуникатор – модуль и, держа девайс на ладони, стала с изяществом набирать запрос. Тут наконец приехал лифт, отверзся, все пошли в кабину. Мьюком засмотрелся на приборчик, сначала – чтобы свой взгляд отобрать у Романова, а потом – предметно заинтересовавшись. Хорошо выглядел приборчик и работал, наверное, на как выглядел. Последнее, вероятно, достижение земной техники. Или наоборот, не последнее, а вовсе старое… Мьюком никогда, конечно, не видел реестра запрещённых к передаче в колонии технологий, материалов и оборудования, но знал – как и все на Трассе – о существовании такового. А Ейбо с девчонкой пропали без вести за компьютер, мощностью, возможно, всего-то вот с такой девайсик, как у Дейнеко…
Я люблю Землю, колыбель человечества, подумал Мьюком ясно.
– Ну что же вы, Пол. Поехали! – сказал землянин.
Мьюком спохватился и нажал кнопку.
– Сэр, «Каплун» по расписанию, – негромко доложила Дейнеко, закрывая свой модуль. – Начинают погрузку.
– Спасибо, Лиса, – сказал землянин. – Прекрасно.
– Ярус-середина, – объявил Мьюком, дождавшись полной остановки. Где-то рядом играла музыка. – Я живу здесь. Прошу вас… А, ч-чёрт! – Музыка играла прямо здесь.
Ярус-середина MEDIUM-бубла был самым населённым объёмом Города, но увиденное Мьюкомом прямо у порога лифта не лезло ни в какие отверстия. Походило даже на демонстрацию, хотя, конечно, ей не являлось, а просто прямо на полу, в метре от лифта, после смены, перед тем как разойтись на сон, присели пятеро этэошников сгонять партию в пуццли под малину и курение. В раскрытых до пояса комбах, четверо младых и одна младая, немытые-намасленные и хоровым образом злоухающие на весь отсек родными подпалубами. У игровой доски нагло стоял пластиковый сифон. В нём было уже на донышке. Россыпь пластиковых стаканчиков – числом больше, чем игроков… И разило малиновой брагой, напрочь перебивая и рабочий запах, и дезодоранты, и никотин, и даже личные миазмы немытых технил… (Слава богу, он в респираторе, мелькнуло в голове мэра.) Картину довершал проигрыватель, пущенный на полмощности, но каковой вполне хватало для объёма распределителя в семью три кубов.
