Ольга Онойко - Сфера 17
Алзее тоже сбежал, заключив, что на рисовании обойдутся без него, а он обойдётся без рисования. Его мало интересовала техника. Он хотел увидеть полковника Уэйнрайта, оккупанта, легионера. Человека прошлых эпох.
Дядя Сан повёл полковника гулять по главной аллее. Там, конечно, не было сейчас ни души. Алзее легко скрылся в подлеске. Надо сказать, что полковник вполне выглядел человеком из прошлого: его четыре звезды были вытатуированы у него на щеках, он носил нелепый головной убор — фуражку, и погоны у него сверкали. Точь-в-точь гость с отсталой планеты, которому показывают светлое будущее…
Алзее не расслышал ни слова из их разговора: он не думал приближаться на такое опасное расстояние, а кроме того, ему не нужно было слышать. Он уже умел читать язык дистанций, жестов и пауз, издалека определять меру напряжения мышц, различать центр и периферию территории. Сан Айрве и Джон Уэйнрайт неторопливо шли от посадочной площадки за воротами к Дому интересов. Обычно в Доме денно и нощно кишели разные увлечённые люди, а сейчас их как ветром сдуло… Полковник шёл красиво: прямой как стрела, с развёрнутыми плечами. Только вот спину у него зажимало, шея ныла, а пресс был твёрдым как камень. По сравнению с ним казалось, что учитель сутулится и шаркает, но на самом деле он был совершенно расслаблен и гармоничен… Первые минут пятнадцать дядя Сан прислушивался к полковнику, потом стало наоборот и уже не менялось. И это не было связано с очередностью реплик.
Больше Уэйнрайт в интернате не появлялся. Спустя какое-то время он вообще исчез: начальником шестой оккупационной зоны стал полковник Джексон.
…Время — поздний вечер, собирается гроза. За лесом, на горизонте, она уже началась. Небо там вспыхивает и мерцает. Скоро отбой, пора ужинать, но на ужин никто не торопится. Так всегда бывает, ругайся — не ругайся: если уж народ собрался в Доме интересов, увести его оттуда может только учитель.
Учитель пришёл за ними.
Найру, Алзее, Лами и Тон отправились в Дом интересов после уроков, как всегда. Но они не вместе. Лами танцует в балетном зале перед зеркалом, Найру в мастерской режет по дереву, Тон в лаборатории, вот уже месяц как собирает геном ежа (всем ужасно интересно оттого, что он собирает именно ежа, и Тон доволен), а Алзее не может отойти от симулятора астрофермы, он застрял на четвёртом уровне. На четвёртом уровне надо рассчитывать экономическую целесообразность, а это страшно сложно и занудно. Даже дядя Сан целый час её рассчитывал. Смешно: он пришёл собирать учеников на ужин и засел в компьютерной игрушке, как маленький. Зато так потешно ворчал, объясняя, что к чему, даже симулятор перестал казаться скучным…
Потом дядя Сан спросил, как продвигается их совместный проект по палеонтологии. Алзее про него вообще забыл, и дядя Сан погрустнел.
Они очень редко бывают вместе, его ученики. Они дружат, но это обычная дружба одноклассников: стоит им разлучиться надолго, она рассыплется. Они должны стать коллективом, но процесс идёт так трудно, так медленно. Есть бородатый анекдот: настоящий коллектив может надеть одно пальто с двадцатью рукавами и всем будет удобно. Пожалуй, «надеть пальто» они могут, никому не тесно, вот только разъезжается оно, рассыпается пылью, словно сгнило уже, изъедено молью… и великий учитель осторожно ловит, бисерными стежками закрепляет связующие нити.
Ладно, говорит дядя Сан, пойдём за Найру, и Алзее с готовностью встаёт из-за компьютера.
Мастерская в подвале. Пол засыпан стружкой и опилками, в воздухе носится пыль, пахнет деревом. Дядя Сан с удовольствием принюхивается. Завидев его, Найру довольно улыбается и поднимает повыше свою работу. Из здоровенной деревяшки он вырезает звездолёт. Не модель — это проще простого — а скульптуру, живого «ската» в полёте. Он и правда как живой, очень красивый, взмахивает крыльями, словно вот-вот взлетит. Он ещё не доделан, но уже видно, что это «орляк». Ага, думает Алзее, всё с тобой ясно, ничего у тебя не выйдет. Найру хитрый и всё делает с намёком. «Орляка» работал дядя Сан, когда дрался с Сердцем Тысяч.
Найру хочет, чтобы учитель рассказал про войну.
Но он не расскажет. Алзее знает, он уже подходил и так, и эдак, и прямо, и направо.
Спросишь: дядя Сан, что ты делал на войне?
Ответит: стрелял.
И что?
И попадал.
А больше ничего не скажет, только покажется вдруг очень, очень старым и уйдёт куда-нибудь…
Шутка ли — твой учитель не просто лучший на свете учитель, но ещё и великий защитник мира… А ведь маленькими они и не догадывались об этом. Нет на свете человека безобиднее, чем дядя Сан. Никто в школе ни разу не обмолвился, что Сан Айрве — военачальник и герой сражений. Это потом, в старшем классе, когда приехал Уэйнрайт и тётя Зара слегла с нервным срывом, Тон узнал, что дядя Сан воевал, а Алзее по наущению Найру влез в закрытую базу данных. У него потом просто руки дрожали от восторга. Все они ходили с горящими глазами: биография у дяди Сана оказалась такая, что никаких приключенческих книжек не надо. Почему, почему он ничего не рассказывал?! Они дружно насели на него и потребовали историй, но дядя Сан огорчился чуть не до слёз и наотрез отказался говорить.
…Маленькими они и не думали о том, что была война. О ней не упоминали. На уроках истории рассказывали о древних войнах, о тёмных эпохах Земли, и ни слова не звучало о том, что сейчас — тоже тёмная эпоха, что все люди считаются подданными императора (что за бред-то такой, они ничьи не подданные, они коммунисты!), что планеты Манты поделены на оккупационные зоны, люди поражены в правах, и нет коллектива, который бы не пострадал от войны…
В том, что их коллектив так и не родился, тоже виновата война.
Для того, чтобы понять это, Алзее потребовалось дожить до тридцати лет и стать штатным сотрудником Комитета Коррекции. Эти сведения не афишировались.
Мантийцы заводят детей только по одной причине: если жизнь настолько прекрасна, что её хочется подарить другому. Все инстинкты подавлены, поэтому физиология молчит. Разум продолжает себя в плодах труда, организм не требует продолжить себя в детях. Ребёнок не должен приходить в мир, который ему не рад.
Но война забрала миллиарды жизней, а унизительная оккупация забрала уверенность в завтрашнем дне и спокойное счастье. Воспроизводство населения прекратилось, хуже того — молодые, полные сил люди продолжали гибнуть от иммунодефицита, вызванного депрессией. Верховный Совет понял, что если так будет продолжаться, мантийцы просто вымрут. Империя окончательно победит, новое человечество задохнётся во тьме. Тогда Верховный Совет решил временно изменить демографическую политику.
И появились «дети войны».
Их зачинали без желания и рожали в печали. Каждый пятый не выдерживал операции, каждого второго врачи буквально возвращали с того света, выводили из нескольких клинических смертей. Физически «дети войны» ничем не отличались от нормальных мантийцев, но психологических проблем у них было на порядок больше. Их брали к себе лучшие наставники: все силы ума и души клали на то, чтобы скомпенсировать эту злосчастную неполноценность, чтобы никто не почувствовал себя ущербным. Дяде Сану это удавалось лучше всех. У него учились учителя. Но даже он не был всемогущим.
Они четверо — Лами Рен, Найру Тин, Тон Гдор и Алзее Лито — так и остались одиночками.
Но тогда, в школе, они, конечно, ни о чём не подозревали.
…А как звали твоего «орляка», дядя Сан, спрашивает Найру с невинным видом. Алзее улыбается, а дядя Сан тяжело вздыхает. Таша, отвечает, она была девочка. Найру хихикает, но мгновенно замолкает: настроение у дяди Сана нерадужное.
Алзее мнётся и спрашивает: а где она теперь? Она ведь, наверно, к тебе привыкла.
Ага, говорит дядя Сан и снова вздыхает, привыкла, хорошая была девочка… Убили её, в рамках программы по разоружению.
Ему так горько, что кажется, будто в комнате становится темнее. Алзее стискивает зубы. Найру опускает глаза. Сейчас нельзя больше об этом говорить, но Найру почему-то этого не чувствует. Ничего, едва слышно шепчет он, ничего, вот я пойду работать в Комитет…
И что, тяжело спрашивает дядя Сан, обратно вооружишься?
Найру часто моргает белыми ресницами. Хмурится, ковыряет ножиком деревянный «орляк». Все уже знают, что он спит и видит, как станет социокорректором. Дяде Сану эта идея не нравится, и Алзее не знает, как признаться ему, что сам собирается туда же.
До выбора профессии ещё много лет, но в интернат уже приезжают специалисты, читают лекции. Лекции все одна другой интересней, но хвостом народ после лекции ходил только за Эло Ниир, хоть она и была страшная, как полковник Уэйнрайт. Даже страшнее. Сердце в пятки уходило и у взрослых, а малышня так просто от одного вида её замирала на месте и тряслась овечьими хвостиками. Психомаска в действии.
