Александр Дихнов - Один мертвый керторианец
– Чем же занимался ваш муж?
– Он был специалистом по регуляции высшей нервной деятельности человека. Разрабатывал различные стимуляторы, транквилизаторы…
– Паралитики?
– В том числе. Но я еще раз говорю – он был совершенно мирным человеком и не стал бы даже связываться с каким-то оружием.
Похоже, она искренне верила в свои слова, и это несколько смешивало мне карты.
– Постойте, но это вещество – дело рук Пола Виттен-берга? И в конце концов, что же это все-таки такое?
– Это похоже на то, что он синтезировал, когда работал здесь. Но я сказала вам правду: я действительно не химик и ничего не могу добавить к тому, что уже у вас написано.
Я почувствовал, что окончательно запутываюсь, а перед мысленным взором впервые замаячила перспектива грандиозного провала.
– Так, давайте по порядку. Пол Виттенберг работал у вас?
– Разумеется. У него была собственная автономная лаборатория, где он и проводил свои исследования на протяжении полутора десятков лет.
– Вот эти самые? По высшей нервной деятельности?
– Да. Он считался выдающимся специалистом. – В голосе миссис Виттенберг промелькнуло нечто похожее на гордость.
– Ясно. А как он оказался на “Бантаме”?
– Обычным образом. Их директор – его звали, кажет – ся, мистер Беренштейн – предложил Полу хороший контракт, и он согласился.
– Что-то очень уж просто, – с явной угрозой намекнул я.
– А что тут странного? Пол был прекрасным ученым, но очень зацикленным на собственных идеях. Коммерческой выгоды его лаборатория практически не давала, и хотя… фирма смотрела на это сквозь пальцы, но, когда он захотел уйти, никто не стал ему мешать. Я, правда, разговаривала с ним перед отъездом, и меня немного насторожило, что, обычно много и охотно рассказывавший о работе, он ни словом не обмолвился о своих планах. Но я не придала этому большого значения. И больше вестей ни о нем, ни от него не было вплоть до самой катастрофы.
Гаэль наконец опустила бластер, с выражением явного разочарования на лице, но я не мог сдаться столь легко.
– Как давно это было?
– Четыре года назад.
– И именно в этот период, о котором, по вашим словам, вам ничего не известно, ваш муж и синтезировал данный препарат?
– Вероятно. Если это действительно сделал он. На “Бантаме” работало много талантливых биоинженеров… – Она улыбнулась, не скрывая усмешки. – Так что, как видите, было довольно глупо размахивать бластером.
– Зато снести вам башку – просто из вредности! – будет очень даже приятно, – огрызнулась Гаэль, но мгновенно сменила тон, словно под воздействием некой вновь пришедшей мысли. – Впрочем, ученых не подбирают в команду по статистическим данным, как футболистов. Беренштейн и ваш муж должны были быть знакомы и прежде, когда он еще работал на CIL. Ведь так?
Миссис Виттенберг явно поколебалась, стоит ли ей отвечать, но все же нехотя бросила:
– Да, вы правы. Пол несколько раз упоминал при мне его имя в связи с какими-то своими опытами.
– И что же стало с лабораторией вашего мужа? – подхватил я мысль своей спутницы.
– Она законсервирована с тех пор, как он уехал, – еще более неохотно призналась миссис Виттенберг.
– Там указано местоположение? – Я ткнул подбородком в висящую на стене карту.
– Да.
– Ну так покажите!
Когда же она встала, сделала пару шагов вправо и указала на небольшой флажок в северо-западной части главного континента Денеба, я подскочил, опрокинув стул. Трудно было поверить в такое совпадение, но лаборатория Пола Виттенберга располагалась на краю хорошо известного мне горного плато – менее чем в десяти милях от спрятанного в одной из пещер близлежащего хребта портала, связывавшего Денеб IV с Керторией!
Глава 6
Черные базальтовые стены, неровный пол, в котором постоянно надо высматривать трещины, однообразный стук капель воды, доносящийся то дальше, то ближе, – все это нагоняло на меня тоску и тревогу. Даже всякие там сталактиты и сталагмиты, поначалу развлекавшие меня своими причудливыми формами, неожиданно возникающими в конусе света, к шестому часу пути безнадежно надоели. Я, как и все жители равнинной части Кертории, никогда не любил ни гор, ни тем более пещер, даже испытывал против них определенное предубеждение, и теперь уже корил себя за то, что втравил нас с Гаэлью во всю эту затею. А вначале, на стадии замысла, она казалась мне очень даже ничего…
Идея сия пришла мне в голову накануне вечером, когда мы, благополучно выбравшись из офиса CIL (миссис Виттенберг любезно проводила нас до самых дверей после минимального принуждения) и отдалившись на безопасное расстояние, засели-таки в очередном ресторане поужинать и обсудить ситуацию. С первым дела обстояли неважно – жратва, как и почти всюду на Денебе, была синтетической, со вторым – еще хуже. Перспективный след, на который мною возлагались большие надежды, привел практически в никуда. Более того, после анализа недавней беседы с главой CIL – надо заметить, Гаэль меня за нее не похвалила и, вероятно, была права – у нас вообще появилось мнение, что вся история с Полом Виттенбергом и его законсервированной лабораторией – изрядно с душком. Если бы с CIL и лично миссис Виттенберг все действительно было чисто, почему бы ей прямо и честно не ответить на наши вопросы, без игр “считаю до трех” и прочего давления? Только из-за ущемленного самолюбия? Сомнительно – как верно подметила Гаэль, Беата Виттенберг производила впечатление исключительно прагматичной особы. Куда более вероятным казался вариант, что ей все же удалось провести нас, а точнее, меня и рассказать в итоге только то, что она сама сочла нужным. По собственному разумению или по чьей-то подсказке… И уж во всяком случае, заброшенная лаборатория, безусловно, оставалась исключительно подходящим объектом для ловушки. Любого типа…
Но в то же время она являлась единственным мало-мальски стоящим вариантом для дальнейшего расследования. Если забыть о Поле Виттенберге и его возможной связи с Вольфаром, то получался уже обозначенный мной тупик, – с момента моих размышлений по данному поводу на подлете к Сван-Сити ничего не изменилось. Впрочем, справедливости ради не могу не отметить, что при обсуждении этой проблемы Гаэль упомянула о том, что во время моего отсутствия еще раз изучила небогатый материал дела, имевшийся в нашем распоряжении (мы с Уилкинсом, естественно, не стали таскать с собой бумажки), и никак не может отделаться от чувства какого-то очень важного упущения. Признаться, я списал это на женскую мнительность, в чем впоследствии пришлось раскаиваться. Хотя, кто знает, как бы все повернулось, прислушайся я к ее словам?..
Тогда же мы пришли к единому выводу, что соваться в лабораторию Виттенберга в открытую, то есть попросту прилететь туда на флаере и попытаться попасть внутрь, будет верхом неосторожности, особенно если учесть, что, как показали последние события, мы начали превышать отпущенный нам лимит удачи. “Вот если бы было возможно подобраться туда незаметно!” – воскликнула Гаэль, подводя итог разговору. Казалось бы, в силу климатических условий Денеба, где пребывание на открытом воздухе поистине смертоносно, это нереально. Однако я не понаслышке знал о существовании в тех местах других дорог.
Как я уже отмечал, интересующий нас комплекс зданий располагался на западном краю большого горного плато, со всех сторон окруженного практически-непреодолимыми хребтами. Причем до отрогов ближайшего кряжа от лаборатории было, если верить карте CIL, рукой подать – меньше мили. А кряж этот был, как гнилой пень, проточен лабиринтом пещер – явление, очень распространенное на этой планете. Так что если посадить флаер с наружной стороны гор, быстренько заскочить внутрь и пройти пещерами насквозь, то у цели и впрямь можно оказаться незамеченным. Я еще не закончил обрисовывать Гаэли ситуацию, но по тому, как загорелись ее глаза, понял, что так мы и поступим.
С технической стороны все решилось достаточно просто. Флаер, любезно предоставленный нам друзьями Гаэли, оставался в нашем распоряжении, а со снаряжением больших забот не было – Денеб IV пользовался в Галактике репутацией рая для спелеологов; сюда толпами съезжались как специалисты, так и туристы, желающие вкусить таинства пещер (идиоты!). Так что закупить два комплекта оборудования не составляло труда. При наличии денег, разумеется… У меня, правда, – откровенно новая ситуация! – их, можно считать, не было. Но, как выяснилось, за последние двое суток Гаэль успела позаботиться и об этом. Я не смог вникнуть в детали предпринятых ею банковских операций, но в итоге она обзавелась новыми кредитками, которые, как утверждала, связать с ее именем было невозможно. Правда, прежде чем начать тратить ее деньги, которых, к слову сказать, у нее оказалось гораздо больше, нежели имеют, по моим представлениям, молодые журналисты, она потребовала с меня обещание по возвращении на Новую Калифорнию непременно с ней рассчитаться. Обещание такое я, конечно, дал. Причем с легким сердцем – в первую очередь потому, что само благополучие нашего возвращения выглядело для меня порядочным мифом.
