Уолтер Уильямс - Праксис
Но пока ничего особого не происходило. Еще девять минут «Корона» спокойно рассекала пространство.
— «Свирепый» маневрирует, милорд! — сообщила Трэйси.
— «Свирепый» включил ходовой двигатель! — эхом ей отозвалась Клер.
Мартинес попытался утихомирить внезапно бешено забившееся сердце.
— На каком курсе?
— Ноль-ноль-один к ноль-ноль-одному в абсолютном исчислении. Курс на север, милорд. Ускорение при двух g. — На разбитом на 313 делений компасе шаа не было нулевой отметки, вместо нее стояла единица, нечетное число, остающееся при делении простого числа на себя. Единица, конечно, означала единственно истинный путь праксиса.
«Свирепый» и не думал гнаться за ними, он просто уходил на север — так быстрее всего можно выйти из тени кольца и открыть огонь.
— Вызываю Сааведру, — сказал Мартинес. На экране появилось надменное лицо прапорщика.
— Скоро по нам откроет огонь крейсер, вдвое превосходящий нас по мощности, — сказал ему Мартинес. — Если у вас появились какие-то идеи по поводу того, где капитан мог бы хранить свой ключ, самое время поделиться ими со мной.
— У меня нет никаких идей, лорд лейтенант, — ответил Сааведра. — Я никогда не хотел знать, где капитан хранит свой ключ, и поэтому и не обращал внимания на это.
— Ракетный залп! — сообщила Клер, — Три, пять, шесть… восемь ракетных следов, милорд!
— В нашу сторону выпущено восемь ракет, — пояснил Сааведре Мартинес. — Если у вас есть мысли по поводу ключа, лучше не держите их при себе.
Сааведра холодно поглядел на Мартинеса.
— Вы можете сдаться, милорд, и возвратиться на базу, — ответил он. — Я уверен, что комфлотом прикажет остановить ракеты, если вы подчинитесь ее приказаниям.
Непрошибаемая дубина, разозлился Мартинес. Ему бы не колено, а башку прострелить.
— Осталось четырнадцать минут до взрыва, милорд, — сообщила Трэйси.
— У вас осталось меньше четырнадцати минут на то, чтобы сообразить, где мы еще не искали, — бросил Сааведре Мартинес. — Потом можете умереть вместе со всеми. — Он отключил связь и обернулся к Келли: — Оружейники, приготовьте один из катеров к спуску в качестве ложной цели.
— Слушаюсь, милорд. — Она растерянно помолчала, потом спросила:
— Милорд, но… что конкретно я должна делать?
— Мы запустим катер тем же курсом, каким идем сами, только с меньшей скоростью. Будем надеяться, что ракеты взорвут его вместо нас.
Не имея на руках капитанского ключа, Мартинес мог запустить только эти два корабельных катера. К сожалению, вооружения на них не было, поэтому использовать их можно только в качестве пассивной мишени, а шансы, что одна из ракет ошибочно примет катер за фрегат, исчезающе малы.
Келли задумчиво заморгала.
— Наверное, я сумею это сделать, милорд.
— Отлично. Когда все приготовите, скажите мне, я проверю вашу работу.
Она заметно приободрилась.
— Слушаюсь, милорд.
Мартинес вызвал Алихана:
— Вы обыскали каюту Козловского по второму разу?
— Да, господин.
— Есть еще какие-нибудь идеи?
— Никаких, господин.
— Тогда прямо сейчас укладывайтесь на офицерские койки. Я попытаюсь выжать из корабля немного скорости. — Обращаясь к Мабумбе, он добавил: — Перегрузочное предупреждение.
Раздался отчаянный вой сирены, предупреждающей о начале ускорения.
— Слушаюсь, милорд.
Он довел ускорение «Короны» до шести g, отчаянно пытаясь найти путь к спасению. Тело было придавлено к амортизатору перегрузкой, но в мозгу лихорадочно толкались идеи — развернуться назад, соорудить фальшивую мишень для ракет, направить катер с пилотом-самоубийцей на борту прямо на кольцевую станцию, — но все это было бессмысленно. Единственное, чего он добился, — уменьшения скорости сближения ракет с фрегатом, что давало команде несколько лишних минут жизни.
— Двенадцать минут, милорд. — Минут жизни оставалось крайне мало.
Мартинес понимал, что быстро перескакивая с одной мысли на другую, едва ли добьешься толку. Надо было заставить себя думать медленно, шаг за шагом двигаясь вперед.
Гарсия сказала ему, что Козловский никогда не носит своего ключа на игры. Только о нем было достоверно известно, что на нем сейчас нет ключа, и поэтому Мартинес должен сейчас размышлять о Козловском.
Чтобы надежно спрятать ключ, самым разумным для Козловского было запереть его в сейф в своей каюте, но, видимо, Козловский был не настолько разумен. Он не спрятал его и в других удобных местах. Куда же он мог его подевать? Куда вообще ходят офицеры? Кают-компания. Кают-компания. Там офицеры кушают и отдыхают. Там есть закрывающийся буфет, в котором офицеры хранят выпивку и деликатесы.
Но кают-компания слишком ненадежное место, низшие чины приходят туда, чтобы навести порядок, а к буфету кают-компании подходят ключи кока и стюардов. Очень маловероятно, что ключи спрятаны там.
Может быть, Козловский отдает ключи кому-нибудь, кому он доверяет. Но все, кому он мог бы доверить ключ, сейчас участвуют в игре.
— Осталось десять минут, милорд.
Отлично, продолжал размышлять Мартинес, но если офицеры не носят свой ключ, они должны сдавать его капитану. Если предположить, что Козловский действует как положено, то давайте подумаем, куда кладет ключи Тарафа?
В его сейфах ключей нет. И в письменном столе тоже. Нет их в его личном буфете. Нету их ни под матрасом, ни в тайнике, спрятанном за обшивкой красного дерева в его каюте.
Он их… вешает на шею. С упавшим сердцем Мартинес представил себе, как Тарафа вешает ключ на шею, рядом со своим, и прячет его под футболку, на своей волосатой груди…
Нет. Эту мысль надо было оставить. Ключ должен быть где-нибудь здесь.
— Девять минут, милорд. — Корпус «Короны» дрожал от перегрузки.
Примет ли Фанагия их капитуляцию? Навряд ли. Скорее всего она не откажется получить фрегат обратно. Но — и этот вопрос казался ему жизненно важным — примет ли она его капитуляцию?
Едва ли. Когда Фанагия назначит на судно нового капитана, его кровь послужит прекрасным украшением для стен штаба. Возможно, самым простым выходом для всех было бы, если бы он взял в руки пистолет и сам вышиб бы себе мозги.
Нет. Отставить. Где может быть ключ?
Он представил себе каюту Козловского, она точно такая же, как у него… маленькая, с подвесной койкой, Умывальником, гардеробом с кучей форменной одежды на разные случаи жизни. Сундуки с барахлом, которое офицер таскает с собой с одного места службы на другое. Полки, маленький столик с компьютером.
В каюте трудно было что-нибудь спрятать. Она для этого слишком маленькая.
Надо полагать, что каюта капитана чуть побольше — сам он ни разу не бывал там, — но едва ли она была обставлена принципиально иначе.
И еще оставался офис капитана. Стол с компьютером. Сейф. Полки, заставленные призовыми футбольными кубками.
Кубки. Эти блестящие украшения, привинченные к полкам, чтобы не упали, для Тарафы важнее всего на свете, включая, может быть, экипаж его судна. Ими он любуется каждый день, как святынями.
Мартинес так углубился в размышления о кубках, что не расслышал, что ему говорят.
— Прошу прощения, — рассеянно отозвался он. — Что ты сказала?
— Я говорю, что настроила катер, как вы сказали, — повторила Келли.
— Отлично. Подожди немного.
Он вызвал Алихана.
— Ты не заглянул в кубки? — быстро спросил он.
— Куда, господин?
— Ты не заглянул в кубки? Призовые футбольные кубки — они же чаши, верно?
Тяжело переводя дыхание (шесть g — это не шутки), Алихан с досадой ответил:
— Нет, господин. Не догадался.
— Двигатели! — крикнул Мартинес. — Уменьшить ускорение до одного g!
— Есть уменьшить ускорение до одного g, милорд, — ответил Мабумба.
Корабль вздохнул, сбрасывая непомерную тяжесть. Оказалось, что просто вдыхать воздух, не прикладывая к этому усилий, — уже большое наслаждение. Мартинес отдышался и нетерпеливо потянулся к переговорнику:
— Нашел что-нибудь, Алихан?
— Я сейчас снимаю крышку с кубка, господин. Так… посмотрим, что там внутри…
В наступившей тишине, нарушаемой только яростным стуком сердца, Мартинес отчетливо слышал, как скребутся по металлу кубка пальцы Алихана. Потом Алихан громко задышал (Мартинес замер, вслушиваясь в каждый звук)…
— Осталось шесть минут, милорд, — доложила Трэйси мертвенным голосом, и сразу же:
— Они оба здесь, лорд Гарет, — торжествующе воскликнул Алихан.
Несколько секунд Мартинес не мог стряхнуть с себя оцепенение отчаяния, а затем электрическим током по телу пробежало сознание победы, и он едва удержался от радостного крика.