Адмирал Империи 17 (СИ) - Коровников Дмитрий
— Так точно, после того, как вы потеряли сознание на мостике вражеского авианосца, между российским и польским командующими было заключено перемирие, — подтвердила Алекса, кивая. — По его условиям обе стороны немедленно прекращали огонь и расходились на безопасное расстояние. Польская хоругвь, собравшись в походную колонну и взяв на буксир два своих поврежденных корабля, пошла в сторону перехода «Таврида–Бессарабия». Контр-адмирал Красовский со своей стороны обещал их не преследовать и не атаковать…
— И, как мы видим по карте, этот паразит Александр Михайлович нарушил-таки свое обещание, — я кивнул в сторону голограммы, на которой четко прорисовывалась группа зеленых точек, они же вымпелы 10-ой «линейной», которая на всех парах мчалась в сторону «врат» на «Бессарабию» с явным намерением разобраться с поляками.
Польских кораблей радары дальнего обнаружения «Одинокого» пока не засекли, отчего они и не проецировались на карту. Но мне, как и всем остальным офицерам на мостике было понятно, что хоругвь Вишневского где-то совсем рядом, хоть пока и не видна…
— Впрочем, в том, что Красовский не держит своего слова, ничего необычного нет, — пожал я плечами. — Это за данным господином водилось и не раз, мне ли этого не знать.
— Последний такой случай произошел в момент сражения за Херсонес-9, — напомнила Алекса. — Когда контр-адмирал погнался за отступающими кораблями «Звезды Смерти»…
— Да, Тася рассказывала, — кивнул я. — Но не это меня удивляет, а то, что Александр Михайлович в неуемном желании отличиться и заиметь себе на электронной планке очередной орден, готов рисковать своими последними кораблями и экипажами. Ведь, как я понимаю, у Красовского под рукой осталось всего пять вымпелов, так?
— Да, — кивнула Алекса. — Изначально в составе 10-ой «линейной» дивизии по прибытии к Херсонесу-3 было девять кораблей. Два погибли в сражении на орбите, плюс серьезно пострадавший в бою эсминец «Завидный» был поставлен Красовским в эллинг, а легкий крейсер «Цесаревич Георгий», так же получивший повреждение одной из силовых установок — остался на орбите планеты в качестве охранения. В данный момент у командующего 10-ой дивизией рядом с авианосцем «Екатерина Великая» остались два тяжелых крейсера: «Пантелеймон» и «Транзунд», легкий крейсер «Сивуч» и эсминец «Поспешный»…
— И как этот идиот с полубригадой собрался побеждать поляков⁈ — покачал я головой, поражаясь наивности Красовского.
— Вероятно, контр-адмирал рассчитывает на то, что на кораблях противника по-прежнему отсутствуют энергополя, — предположила Алекса. — Действительно, во время сражения на орбите Херсонеса-3 практически все вражеские вымпелы были лишены данного вида защиты эскадрильями с «Екатерины Великой» и «Одинокого».
— Кстати, а каким это образом майор Белло со своими «соколами» оказалась в центре событий? — возмутился я, помня, как приказывал Наэме сидеть на «Одиноком» и не высовываться.
— Хочу заметить, что именно прибытие нашей эскадрильи в сектор боя с польскими «гусарами» изменило ход сражения, — стала защищать Наэму, мой старпом.
— Сейчас не об этом, а о невыполнении приказа старшего по званию, — продолжал ворчать я, внутри понимая, что Алекса права, но все еще не привыкший к самоуправству моего чересчур уж самостоятельного командира эскадрильи. — Ну, я ей задам… Где кстати, Наэма?
— Судя по идентификатору — во втором ангаре, — ответила Алекса. — Однако я бы хотела вернуться к обсуждению действий контр-адмирала Красовского, а главное к обсуждению наших действий…
— Что тут обсуждать, — пожал я плечами, осторожно, вставая с кресла и направляясь к выходу. — Александр Михайлович в очередной раз ступил, потому, как в данную минуту летит прямо в пасть ко льву. Он думает, что легко расправится с Вишневским-младшим, чьи крейсера лишены силовой защиты и убегают от него? Наивный! Ему не Мариуша надо опасаться, а его грозного папашу, который находится вблизи перехода… Красовский ведет свои корабли в западню!
— А мы? — недоуменно воскликнула Алекса, у которой, как известно, ее полиметаллическое сердце болело лишь об «Одиноком».
— А мы летим туда же, чтобы попытаться спасти его задницу, — бросил я, выходя в коридор. — Конечно, не судьба лично Красовского меня беспокоит, а жизни космоморяков 10-ой «линейной», по какому-то недоразумению доверенных этому мажору…
Я поковылял по коридорам «Одинокого» в сторону второго ангара, где по словам Алексы должна была находиться Наэма. Мои мысли были заняты предстоящим разговором с майором Белло. С одной стороны, я испытывал раздражение из-за того, что Наэма проигнорировала мой приказ и вступила в бой, рискуя не только своей жизнью, но и жизнями пилотов. Но с другой стороны, нельзя было не согласиться, что именно вмешательство нашей эскадрильи переломило ход сражения.
Я шел медленно, будто старик, чувствуя себя по-прежнему слабым после передозировки стимуляторами. Меня пошатывало, к горлу периодически подкатывала тошнота. Впрочем, физическое состояние отходило на второй план по сравнению с волнующими меня переживаниями о предстоящей битве. Я имею в виду сражение, к которому так стремиться Красовский, погнавшись за поляками…
Спустя несколько минут, выйдя из лифтовой капсулы и дойдя до дверей ангара, я остановился у входа, чтобы немного отдышаться. То, что я был жив, уже счастье, ведь по словам начмеда после второй дозы стимуляторов меня вообще на этом свете не должно было быть. Переведя дыхание, я вошел в ангар, полный решимости отчитать Наэму за нарушение приказа.
Однако, проследовав вдоль стоящих МиГов и копошащихся вокруг них техников и роботов, и уже подходя к истребителю майора Белло, я неожиданно остановился, услышав незнакомый мне голос. По отдельным, выхваченным фразам и теме разговора я понял, что это Гордон Винтер — тот самый комэск с «Екатерины Великой», которого Наэма выручила в недавнем бою.
Меня очень рассмешили слова и тон полковника, и я остановился за фюзеляжем припаркованного истребителя, решив похулиганить и подслушать их разговор. Ведь в это время Винтер как раз горячо благодарил Наэму за свое спасение:
— Если бы не вы, майор, я уже отдал Богу душу, — сбивчиво, но при этом как-то настырно говорил англичанин. Представляю, зная Наэму, как она сейчас сдерживается, чтобы не заржать. — Вы рисковали собой ради меня, абсолютно незнакомого человека с другого корабля. Этот ваш благородный поступок я не забуду никогда. И если когда-нибудь смогу вам чем-то помочь или отплатить за спасение — непременно это сделаю. Можете рассчитывать на меня полностью, моя леди…
— Не стоит бросаться такими словами, полковник, — отвечала ему, Наэма, точно явно сдерживаясь от смеха. — Это я о том, как вы меня только что окрестили… Леди? Не перегибайте… Что же касаемо спасения, то я лишь выполняла свой долг. Ведь на моем месте вы поступили бы точно так же…
— Не думаю, — тут же возразил Винтер. — чтобы я рисковал ради незнакомого мне пилота и пошел бы на столь опасный маневр.
— Оставьте, полковник, я видела, как вы сражались с поляками впереди своего «роя», — отмахнулась Наэма. — Трусость точно не про вас…
— О, благодарю вас, моя леди, — голос Гордона Винтера стал еще выше, было видно, вернее слышно, что он крайне возбужден.
Я прислонился спиной к обшивке истребителя, прячась от Наэмы и Винтера, которые, увлеченные беседой меня до сих пор не заметили и закрыл рот рукой, чтобы не прыснуть со смеха. Нет, майор Белло, не привыкшая к этим аристократическим манерам, точно сейчас зарядит промеж глаз англичанину за подобное обращение.
— Да прекратите уже называть меня этим дурацким словом! — как я и предполагал, начала заводиться девушка.
— Простите меня… Майор, я хотел вам сказать, что вы не только храбрый и благородный пилот, но еще и потрясающая женщина, — между тем продолжал сбивчиво говорить Гордон Винтер, похоже, англичанин совсем слетел с катушек от красоты командира моей эскадрильи. — Я не встречал до сих пор никого на вас похожего. И после всего случившегося, как не стараюсь, не могу выкинуть вас из головы… Короче говоря, я… Я постоянно думаю о вас и о вашем героическом поступке, и…! И хотел бы узнать, есть ли у меня хоть малейший шанс на взаимность?
