Александр Тюрин - Сверхнедочеловек или История подопытных
Поэтому я смог, поднырнув под руку режиссера, заблокировать ее снизу, а потом коленом закатал ему промеж… Упал сердечный лицом в грязь. Мне же стало приятно, хоть никогда я злорадством не страдал.
Впрочем процедура не закончилась на этом. Когда мой напарник оказался к Дурову ближе чем я, тот резво вскочил как на пружинках. Невесть откуда у него в руках появилось два клинка. Одно лезвие сделало колющий выпад, другое — рубануло сверху наискось. Такое сочетание ударов сулит кончину — верную и без особых мучений — тем, кто оказался их целью. Однако Султанчик акробатически изогнулся назад, так что первый клинок проколол воздух ниже его спины, а другой свистнул поверх грудной клетки. Мой напарник крутанул сальто-мортале и утвердившись на ногах, извлек будто из рукава кривой меч, затем выписал им несколько мастерских восьмерок. Дуров лихо парировал немало ударов, но все-таки попался на ложный выпад — в конце последней восьмерки клинок впился ему в плечо и пошел наискось вниз…
Видал я такие приемы на южнотеменском шляхе, как тюрки ими владели, так и наши пограничные казаки. Ознакомился я тогда с тем, что получается в результате. Разрубленный показывает потроха, вот что…
Разрубленный Дуров показал очень странные потроха.
Режиссер имел начинку из какой-то тестообразной массы — пузырящейся, булькающей, жужжащей и даже мерцающей. (Я сразу вспомнил про услышанных по радиоговорильнику богатырей из теста.) Внутри обнаружилось также множество трубочек с пупырышками. Еще там было что-то вроде разрядного столба. Он просвечивал сквозь “тесто” метелкой линейных разрядов, которая находилась в ореоле из мелких голубеньких искорок.
Тут же Султанчик завернул Дурова в тряпку и связал ремнем, как будто еще опасался каких-то фортелей со стороны разрубленного режиссера.
И вдруг невесть откуда появилось четверо багатуров, тех самых, вчерашних, только без “Дегтярева”.
— Вот они, мучители. Попались, которые дрались,— и я, подхватив Дуровскую железяку, кинулся к ним.
Она опять без дела осталась. А я, видимо, избежал крутого переплета, оттого что Воитель меня догнал и затормозил своей чугунной рукой.
— Коллега Кологривов — это наши, наши сотрудники! Они ошиблись вчера, перепутали, с кем не бывает. Вы же видели, какая Дуров гадина. Они работают, поэтому и ошибаются. Поэтому извиняются.
— Да, очень извиняемся,— сказал передний багатур. — Мы не знали, что вы такой уважаемый человек.
— Значит, братья по оружию, встреча на Эльбе,— поддержал без особого удовольствия я.
И профессиональные мучители продолжили пеленание режиссера, как будто тот по-прежнему был вредоносен.
— Теперь, коллега Кологривов, подождите внутри того замызганного домика,— покончив с укутыванием Дурова, настоятельно предложил мне Султанчик. — Нужно уделить время некоторым формальностям.
Не доверяют? Или не желают психически травмировать меня как зрителя повторением вчерашней процедуры?
Во всяком случае я послушался, а багатуры вместе с запеленутым телом свернули за остов доменной печи. Причем Дуров был поразительным образом жив, напоследок он даже помаргивал глазами. Да, какой-то он не такой как все — в смысле анатомии и физиологии. Впрочем, что мне известно об анатомии и физиологии? — несколько отрывков из учебников. Однако в далекие времена моей учебы еще не расплодились по всей Земле мутанты и прочие аномалы с особым устройством организма.
Безропотно дожидался я сотоварища в заброшенном цеху. Иногда хотелось зарыться куда-нибудь, хоть по маковку в дерьмо, но чувствовал — Султанчик выкопает. Чем все-таки он занимается? разве это может одобрить Владыка Чистоты, который известен по всей Темении, как самый чистый феодал и вместилище какого-то особого Духа? Или опять феодальная раздробленность виновата, кто-то в среднем эшелоне отсебятину порет? А когда напарник мой появился, усталый, но довольный, то я, нарушая правила храмового поведения, бросился на него с вопросами.
— Дуров — мутант, что ли?
— Наверное. Вскрытие покажет. К тому же черный шаман, сейчас много таких развелось. Душевные силы высасывает, порчу наводит. Он шаман, но и мы не лыком шиты,— как-то вяло после последних событий объяснил Султанчик.
— Здесь что-то непонятное, господин Воитель. Храму Чистоты всегда было плевать на шаманство.
Напарнику явно не хотелось отвечать, его словно тошнило от лишних вопросов. Наверное, это нормально для человека из Палаты Дознаний.
— А если шаманство на нас плюнет? Ладно, я вам лекции читать не буду, мы не в семинарии… Попробуем-ка лучше червячка заморить. Лично я люблю активные молекулы.
Воитель хлобыстнул из бочки с надписью “едкий натр”. Я немного зажмурился, попадал во всякие переделки, но нарочно никогда не напрашивался. Из пасти у напарника дымок легкий вышел да появились кристаллики соли на подбородке, больше ничего примечательного.
— Распад пошел,— прошептал удовлетворенно Султанчик. — Запомните, Кологривов, легко идущие реакции разложения — это то, что нам нужно.
Большие шаманы, конечно, и не такое вытворяют, но подготовка сотрудников особого отдела вызывает почтительный страх.
— На второе надо что-нибудь сытное, чтобы гастрит не случился.
Султанчик незамысловато взял “сытный” металлический лист и, сдув пыль, принялся без особой аккуратности обкусывать его. Дробление металла отозвалось в моих костях унылым эхом. Если он шаман, то я, похоже, жертва шаманства. Короче, всю эту сцену я решил списать на умопомрачение.
— Ну, а на десерт? Что-нибудь вкусненькое?
Удачно кинутым болтом Султанчик угробил голубя, курлыкавшего в уголке, поднял погибшую птичку, встряхнул и выжал. Кровь из “вкусненького” текла тоненькой струйкой, чтобы попасть в рот обедающего гражданина. Наверняка, птичку покинули все без исключения соки, потому что через минуту от нее осталась одна жалкая тряпочка. Однако это почему-то не вызвало во мне протеста.
— Можно быть консерватором во всем, кроме еды,— убедительно произнес пищевой либерал. Он нажрался и ждал, когда я приступлю к трапезе. Голубя, положим, я мог бы еще схавать. Если бы не было выхода. А сейчас он есть?
— Чего-то не хочется, господин Воитель, я всю ночь жрал от скуки.
Напарник, демонстративно скинув с себя пиджак, пробежался по стене, как ниндзя высшей квалификации и даже получше. Может, зря я надеюсь на умопомрачение. Что-то в этом чувствовалось неподдельное, настоящее! Султанчик заражал меня уверенностью, стремлением к совместному выискиванию и изничтожению трудностей, кипящей волей к победе не поймешь над кем и чем.
Я впился зубами в доску, причем не из суицидных намерений, а потому что почувствовал тайную ее аппетитность. Мне это полезное чувство словно передалось от напарника. Но для этого пришлось протаранить некий психологический барьер, стоявший на пути моих зубов — сами челюсти стали тяжелые, горячие, чуть ли не металлические, однако сохранили послушность.
Потом все наладилось, опасения оказались напрасными. Еда, как еда, напоминает пережаренный кусок мяса — не по вкусу, а по ощущениям. Чувство одиночества в животе притупилось, я заерзал от силы, заструившейся вдоль и поперек организма. Впрочем доску хавал украдкой, пригнувшись. Было неловко, как при заглядывании в декольте своей подчиненной, которая зачитывает отчет о проделанной работе. Впрочем, гордость почувствовал тоже, потому что не мяконькая курочка, а грубая доска мне покорилась.
— Это, конечно, не деликатес, но вполне усваиваемый продукт. Я вначале тоже предпочитал углеродные соединения, они вроде роднее,— со сдержанным одобрением заметил Султанчик. — И вообще, чтоб справиться с тяжелым веществом, тебе сперва надо добыть силу из легкого. Или же получить мощь от своей Девятки. Ты скоро узнаешь, что это такое.
Звучало непонятно, но здорово. А мой аппетит требовал еще. Заметил оставшийся от какого-то празднества стакан и вдруг был пронзен предвкушением — это может быть вкусно! Тем более, я как-то на ярмарке видел конопатого мужичка, который без всякой медитации, из чистой удали, жевал стекло. Я взял граненую “снедь”, осторожно укусил, похрумкал, проглотил — и было не тяжелее, чем с печеньем. Доел стакан, не отрываясь.
Невольно у меня появилось расположение к господину Воителю. Хорошо работает и интересно отдыхает. Значит, колдовство действительно крутая штука, и в Храме Чистоты им всерьез занимается некая “девятка”. Однако вопросы продолжают зудеть.
— Это все правда, господин Султанчик — то, что случилось в последний час? Или колдовство, мираж, наваждение?
— Это — сила, коллега Кологривов, невиданная сила, и ей надо уметь пользоваться совместно и с радостью. В ней наша значительность, наша жизнь и слава.
— Слава от победы над Дуровым? А вчера слава была от того, меня обработали? Чем больше галочек в наряд-задании на день, тем радостнее, не правда ли?
