Дэвид Файнток - Надежда узника
– Все. Иди.
Я пошел к выходу, чувствуя спиной его взгляд…
– Сэр!
Голос Алекса вывел меня из задумчивости. Он ждал моего ответа. Как быть?
Ради Анни, ради Алекса. И ради адмирала Де Марне.
– Скажи ему… скажи ему… я согласен, – прошептал я. Или мне это показалось?
Словно наяву, я услышал строгий голос отца. Так он говорил во время изучения Библии на кухне за старым скрипящим столом:
– Клятва священна, Николас. Если ты ее не исполнишь, ты – ничтожество.
Знаю, отец. Но я уже проклят. Проклят за такие грехи, которым нет прощения.
Образ укоряющего отца растаял.
Раздался иной, юный голос:
– Рад был служить вместе с вами, сэр. Да поможет нам Бог!
Я вздрогнул.
– Что ты сказал? – вырвалось у меня.
– Ничего, сэр. Я ничего не говорил, – удивился Алекс.
– Не ты. Филип Таер… – Я прикусил язык. Неужели схожу с ума? Филип Таер давно погиб. И в этом виноват Тремэн. Бедняга лейтенант до конца выполнил свой долг, погиб геройски. Я обратился к секунданту адмирала:
– Передайте своему доверителю вот что. Если он раскаивается в том, что причинил зло лейтенанту Филипу Таеру, пассажирам и экипажу «Дерзкого», то я буду считать свою клятву исполненной. Это единственное, но необходимое условие отмены дуэли.
Тремэн не стал дожидаться, пока секундант повторит ему мои слова, и крикнул:
– Будем драться.
Я взял один из старинных пистолетов. Он отдаленно напоминал тот, из которого я стрелял на борту «Гибернии», – подарок адмирала Брентли.
– Спасибо за помощь. Я очень тебе благодарен, – попрощался я с Алексом.
– Я тоже вам благодарен, – словно повторил дежурные слова прощания Алекс и отдал честь.
Мы с Тремэном заняли позиции, начали друг в друга целиться. Его глаза горели свирепым огнем.
2
– Дуэлянты защитили свою честь! Ради бога, позовите доктора! Они ранены!
– Ранен капитан, а адмиралу помощь, кажется, уже не нужна, – объявил лейтенант, тронув распластавшегося на земле Тремэна.
Я стоял, пошатываясь, радуясь тени красного клена. Дышать было больно. Я потрогал бок. Он был в крови.
– Капитану Сифорту помощь тоже может не понадобиться, если вы не поспешите, – крикнул один из офицеров адмирала Де Марне, имени которого я не помнил.
– Я помогу вам сесть в вертолет, – заботливо предложил Алекс.
– Все нормально, Алекс, я сам.
– Нет, сэр. Позвольте, я помогу, – настаивал он.
Опираясь на Алекса, я поковылял к вертолету. Чтобы войти внутрь, пришлось пригнуться. Меня пронзила жуткая боль. Я закашлялся и никак не мог вздохнуть. Казалась, это агония.
– Боже мой, взлетайте же! – крикнул кто-то.
У меня изо рта показалась красная жидкость с соленым привкусом. Шум вертолета смешивался с моим хриплым, судорожным дыханием. Глаза застилал красный туман. Наконец этот кошмар прекратился. Все погрузилось в блаженный мрак.
Центр управления кораблем почему-то был белым белым.
– Мы уже затормозили? – спросил я. – Тогда вычислите курс к орбитальной станции.
– Все хорошо, сэр.
Гардемарин должен был сказать: «Есть, сэр». Что еще можно ответить на прямой приказ капитана? Ну что ж, придется этого салагу выпороть. Порка хорошо прочищает мозги таким разгильдяям. А может быть, мы все еще летим со сверхсветовой скоростью?
– Я не приказывал тормозить! – Почему-то это было сказано шепотом, а ведь я хотел рявкнуть, да так, чтоб запомнилось! А что это на мне? Во что я завернут? Брезент?
– Мы на поверхности планеты, сэр. Вы в госпитале. А откуда взялся Алекс? Он же улетел на Надежду с адмиралом Тремэном?
– Когда мы успели прилететь? – прошептал я. – Ведь мы только что вышли из сверхсветового полета.
– Это было несколько недель назад, сэр.
Господи, как же больно в груди! Я провалился в сон.
Вокруг меня мельтешили неясные образы. Уолтер Дакко – старшина корабельной полиции на «Дерзком», а потом на «Гибернии». Эдди Босс, беспризорник, зачисленный мною на службу. Анни Уэллс с встревоженным лицом. Даже Филип Таер явился ко мне, но сидел рядом недолго – только до тех пор, пока я не вспомнил, что он давно погиб.
Под действием успокаивающих лекарств я то и дело проваливался в сон. Изредка я просыпался и видел над собой лица врачей и медсестер. Боль не утихала.
– Инфекция распространяется, – послышался тревожный голос.
– Наверно, придется заменить ему легкое.
Возле меня совещались два доктора. Я видел их как в тумане. Лекарства снова взяли свое: потолок поплыл. Как я ни старался не засыпать, ничего из этого не вышло.
Офицер, сидевший напротив меня за столом, быстро отвел взгляд от моего лица, изуродованного лазерным ожогом. Ничего, к этому я уже привык.
– Вы знаете, где находитесь? – спросил он. Дыхательная трубка находилась в моем горле довольно долго, поэтому говорить мне все еще было трудновато.
* * *– В госпитале Сентралтауна, – ответил я. На столе была прикреплена именная табличка, которую я тут же прочитал. – А вы – психотерапевт доктор Тендрес. – Я кашлянул, в груди на мгновенье снова вспыхнула боль.
– Не беспокойтесь, – улыбнулся он. – Эти формальности необходимы лишь для того, чтобы выяснить, не пострадала ли ваша психика. Назовите ваше полное имя.
– Николас Эвин Сифорт, капитан Военно-Космических Сил ООН. Мне двадцать три года. Офицерский стаж – шесть лет.
– Что еще вы помните из того, что было с вами до вашего последнего полета?
– Я командовал «Порцией». Она входила в состав эскадры, летевшей под руководством адмирала Тремэна к планете Надежда. После нападения на наш корабль космических чудищ умер мой сын. Вскоре я потерял и жену. Ее звали Аманда. Потом нам встретился флагманский корабль «Дерзкий». Его сверхсветовой двигатель был выведен из строя космическими рыбами. Тремэн переправил своих пассажиров на «Порцию», а меня заставил пересесть на «Дерзкого». На этом неисправном корабле он оставил стариков и беспризорников. Я поклялся отомстить за это Тремэну. Поклялся вызвать его на дуэль. Остальное вы знаете.
– Расскажите.
Мое горло болело, хотелось закончить этот допрос поскорее, поэтому я постарался быть лаконичным:
– Когда Тремэн смылся на «Порции», на нас снова напали рыбы. Наши последние лазерные пушки вышли из строя. Отбивать нападение рыб стало нечем. Тогда, израсходовав остаток ракетного топлива, я направил корабль на самую большую рыбину. Так получилось, что именно в тот момент, когда «Дерзкий» воткнулся в нее, она нырнула в сверхсветовой режим. Мы следовали вместе с ней несколько недель, голодали. Рыбина всплыла в Солнечной системе вблизи Юпитера. – Я умолчал о том, что в этом злосчастном полете стал клятвопреступником.
– Ваша память, как видно, не пострадала, Сифорт. Вам известно, сколько времени вы провели здесь, в госпитале?
– Мне сказали, что три недели. – Наверно, моя «Гиберния» уже улетела с другим капитаном. Я потерял ее. Она была моим домом.
– Большую часть этого времени вы бредили или спали под воздействием лекарств.
– Знаю. Мне вырезали легкое и вставили новое.
– Верно. Пока ваш организм ведет себя хорошо. Отторжения не наблюдается. Естественно, вам давали специальные лекарства. Вы знакомы с терапией, применяемой после пересадки органов?
– Немного, – кивнул я. – Мне придется принимать эти лекарства целый месяц. Только тогда отторжение нового легкого не произойдет.
– Правильно. Это довольно заурядная и хорошо отработанная операция, пересадка легкого. Причин для волнения нет. Все будет хорошо, – успокоил меня доктор.
Я потрогал повязку на боку. Когда же меня выпишут из госпиталя? Когда я смогу вернуться на службу? Разрешит ли мне Де Марне снова командовать кораблем?
– Вы слишком многое пережили за последние годы, Сифорт. Вас по-прежнему мучают ночные кошмары? – осведомился Тендрес.
– Какие кошмары вы имеете в виду? – Может, мои навязчивые сны? Они повторяются с пугающей регулярностью вот уже несколько лет подряд. Не занесены ли они в мое больничное досье? Чаще всего мне снилось, как мы с отцом идем от железнодорожной станции к военной Академии. Вот и ворота. Раньше я выезжал из своего родного города Кардиффа только на каникулы, а теперь мне предстоит жить в казарме. Отец берет меня за плечи, поворачивает к воротам Академии, слегка подталкивает вперед. Я вошел во двор, обернулся, чтобы помахать отцу на прощанье рукой, но он уже уходит, не оглядываясь. А мне всего лишь тринадцать лет.
Это не просто сон, именно так и произошло однажды в действительности. Таков мой отец. Он всегда был ко мне строгим.
Возможно, в истории болезни записан и другой мой кошмар: ко мне в каюту являются мертвецы Туак и Рогов. Когда-то я приказал повесить их как бунтовщиков.
О других моих сновидениях доктору вряд ли известно.
– Расскажите о ваших кошмарах, – попросил доктор Тендрес.
