Ольга Онойко - Сфера 17
А за Тройкой, медленно приближаясь к лысине товарища Кейнса, плыло нечто ещё.
Этцингер потрясённо выругался.
Остальные молчали.
Улли закрыл дверь зала и понуро прошагал к своему месту. А Шукалевича нет, отметил Николас, начупра внутренней безопасности не пригласили. Сейчас Легерт доложит об инциденте, и мы будем разговаривать серьёзно… Спектакли, которые им порой приходилось разыгрывать перед Стерлядью, доводили Реннарда до исступления.
Кейнс откинулся на спинку кресла. У него так болела голова, что это было видно.
— Арни, — велел он, — рассказывай.
Легерт выпрямился.
— Двадцать пятого циа в ноль часов тринадцать минут по местному времени станция при сканировании обнаружила неизвестный движущийся объект. Объект был распознан как корабль био-типа вида «скат» подвида «бабочка». На стандартные позывные корабль не отвечал, требование сменить курс не выполнил, продолжал продвигаться к Циалешу. Когда он приблизился к орбите Двойки, дежурный командир согласно уставу приступил к выполнению плана «Коса». На перехват вышло звено…
— И что? — полушёпотом спросил Морелли.
— Поскольку «бабочка» не выходила на связь, командир звена дал упреждающий залп. Согласно уставу, — повторил Легерт. — В ответ мантиец атаковал. Но ввиду наших превосходящих сил был вынужден сменить курс и отступить. — Арни замолчал и нервно облизнул губы.
— Ты скажи, что потом было, — хрипло велел Кейнс.
— Командир звена принял решение преследовать противника. Выйдя из оортова облака, мантиец прыгнул в плюс-пространство, что сделало дальнейшее преследование невозможным.
Повисло молчание.
Вот те раз, думал Николас. Про погоню он не знал, только про бой.
— На списанных истребителях ещё того Союза в оортовом облаке за «бабочками» гоняться, — озвучил его мысли Морелли. — Арни, твоим парням жить не нравится?
Легерт передёрнул плечами.
— Они летают на списанных машинах, Джанкин. Они все безумны.
Не в этом дело, думал Николас. Военные пилоты вообще безумны, нормальные люди не бывают настолько храбрыми, даже Фрайманн не любит космос. Не в этом дело.
— Что-то «бабочки» разлетались, — сказал Кейнс. — К дождю…
— Вторая за год, — откликнулся Симкин. — Что они здесь делают?
Это был вопрос Николасу. Николас беззвучно вздохнул: он не любил говорить в собрании, тем более когда не было Доктора. Зачем Доктор только ввязался в эти игры с подпольем, ему здесь место, он тут в тысячу раз нужней, хотя бы потому, что ни одного другого психиатра товарищ Кейнс не подпустит к своей лысой башке…
— Выходят на связь с резидентами, — ответил Николас ровно. — Либо у них какие-то проблемы, либо они собираются форсировать инфильтрацию. Я склоняюсь к первому варианту.
— Это почему? — Кейнс открыл глаза, и Реннард снова остро пожалел, что здесь нет Доктора.
— Схемы инфильтрации известны. Мантийцы внедряются в образование, промышленность и контрразведку. Наши научные круги чисты, рабочее движение всецело на стороне революции, а контрразведкой руководит Стерлядь.
— И что?
— Мантийцы — не идиоты. Рано или поздно они должны были заподозрить, что мы их… водим за нос. Последнее время Стерлядь преследуют неудачи.
— Говорят, на тебя покушались, — Кейнс опустил веки.
— Да. Люди Стерляди. По счастью, товарищ Фрайманн был рядом.
— Очередная неудача…
Николас промолчал.
— Товарищи, нас припёрли к стенке, — сообщил Кейнс, озирая их красными от недосыпа глазами. — Либо мы берём Стерлядь, либо сдаём ему что-то очень важное. И оба хуже.
Нужно посоветоваться с Доктором, чуть не сказал Николас; говорить этого было ни в коем случае нельзя, этим он расписался бы в профнепригодности. И он сказал:
— Стерлядь должен отчитаться хозяевам об успехах. Успехи могут быть разные. Не только взять под контроль стратегически важную сферу, но и завербовать нужного человека. Я готов.
— Рискуешь.
— Рискую, товарищ Кейнс.
— Вот так и должен поступать настоящий слуга народа, — философски сказал тот, не открывая глаз, — в опасный час вызывать огонь на себя… Одобряю.
По улице, чеканя шаг, маршировали части Народной Армии. Шли красиво, горланили песню — что-то про тяжёлые ботинки и не жди, девчонка… Господи, на что я подписался, думал Николас, я свихнусь. Мало мне того, что уже есть. Всё слишком запутано. Начальник Управления внутренней безопасности Лев Шукалевич — шпион. Один из лидеров подполья, либеральный демократ Макс Зондер — Доктор, первый заместитель товарища Кейнса и его лучший друг. Начальник Управления соцобеспечения Николас Реннард — настоящий руководитель контрразведки. Эрвин Фрайманн, Чёрный Кулак революции…
Фрайманн окинул народоармейцев критическим взглядом и явно остался доволен: не Отдельный батальон, конечно, но тоже неплохо.
Пять лет прошло, подумал Николас, солдаты, настоящие солдаты, а пять лет назад были работяги и фермеры, дикая отчаявшаяся толпа, орда орущих, пьяных от агрессии, потерявших человеческий облик… В древности, на Земле, бунтовали из-за голода. Это давно забыто. Те, кто пять лет назад вышел на улицы Плутоний-Сити, знали, что на их век хватит и хлеба, и электричества. Хватит ровно настолько, чтобы весь век проработать, не поднимая глаз, выплачивать и выплачивать неподъёмный долг, а ложась в могилу, передать его по наследству детям и внукам. Морелли сказал, ни у одного мира, угодившего к Неккену в долговую кабалу, нет ни малейшей надежды расплатиться. Приходят улыбчивые, ласковые люди в дорогих костюмах, манят хорошей жизнью и аккуратно, в полном соответствии с законом превращают свободных в рабов.
Но те, кто были по-настоящему свободны — не стерпели.
Николас прикрыл глаза. Под веками, во тьме, мелькнуло: высокое крыльцо заводоуправления, толпа на площади перед ним — дикие, выкаченные глаза людей — и директор завода, Эшли Кейнс, говорит негромко и внятно, так, что его слышат даже дальние ряды: товарищи, нас продали. Товарищи, отстоим свободу.
И ещё голоконференция в Доме Правительства: зал совещаний становится вдесятеро больше, чем есть, и в окно отбойным молотком лупит чужой свет, и само это окно — не привычное в пластиковой раме с зелёными шторами окно на площадь, а сплошное броневое стекло. А за стеклом — непомерно яркая звезда Сердца Тысяч. А перед стеклом — три человека, три директора Трансгалактической Корпорации «Неккен» («Неккен: космос доступен!»), и на товарища Кейнса в упор смотрит Акена Тикуан, гендиректор, самый могущественный человек в Сверхскоплении.
У Неккена — директора, подумал Николас, у Манты — председатели, а у нас, стало быть — начальники управлений… Неккен воюет с Мантой, много десятилетий воюет, это Великая Холодная война. Мы как мыши-полёвки, попавшие под орбитальный обстрел. Куда ж нам податься между молотом и наковальней… Нельзя было так думать, тем более ему, революционному начупру; это были вредные мысли, пораженческие мысли, вызванные застарелой усталостью, и Николас их прогнал.
Но теперь Циалеш в изоляции. Импортная техника изнашивается, импортные лекарства заканчиваются, и хотя всем хватит хлеба и электричества, хорошей жизни не хватит никому.
— Товарищ Реннард, — сказал Фрайманн.
— Слушаю.
— Значит, отрабатываем вариант инсценировки?
— Да. Я прошу Стерлядь расследовать покушение и найти заговорщиков. Вы в обстановке большой секретности докладываете ему, что подозреваете инсценировку покушения с моей стороны. Все подозревают всех, революционные силы раздроблены, Стерлядь отчитывается об успехах.
Взгляд Фрайманна то и дело устремлялся на стол Николаса; проследив за ним, тот определил, что смотрит Чёрный Кулак на пустую пепельницу, и сказал:
— Можете закурить.
На лице Фрайманна выразилось облегчение, он полез за сигаретами.
— Разрешите вопрос, — сказал он, сделав первую жадную затяжку.
— Послушайте… — Николас опустил глаза и усмехнулся, — считайте, что у вас есть особые указания. Не надо обращаться по уставу, мы только время теряем так. И… — добавил он неожиданно для самого себя, — называйте меня Николас.
Фрайманн недоумённо склонил голову к плечу. Он ответил не сразу, и вид у него был почти забавный, — если вообще может выглядеть забавно легендарный комбат, — почти смущённый вид, когда он сказал:
— Эрвин. А что потом, това… Николас?
— Мы выигрываем немного времени… Мы будем тянуть время до тех пор, пока это возможно. Потом возьмём Стерлядь и поставим его к стенке. После этого мантийцы форсируют инфильтрацию, и нам придётся бороться с ней всерьёз.
— Значит, конца не будет?
Николас тяжело вздохнул. Даже ты, железяка, задаёшься этим вопросом… Но тебе хотя бы можно надеяться, ты не начупр, ты солдат. Нет, я опять думаю неправильно. Ты должен верить, железяка. Солдат должен верить в победу.
